Сувенир - Нина Шевчук

судьбою вотчиной. В еде она себя и не думает ограничивать, так как не собирается два триместра умещаться в джинсы, которые купила до свадьбы, и к родам разрастается до определенных природой размеров. Именем королевы из дома изгоняются пиво и сигареты, а место этих «парий» занимают ягодные соки и баночки с витаминами. Даже футбол уступает место фитболу.

На прогулку мама-королева одевается удобно, защищая себя от солнца, холода и клещей, ведь она помнит, даже во сне, что все королевство держится на ней одной. Ребенок мамы-королевы выучивается читать раньше, чем ребенок мамы-принцессы отвыкает от подгузников, но первый часто бывает бит вторым, так как знает, что за него заступится царственная родительница, ведь она всегда начеку.

Всевозможные кружки посещают отпрыски обеих разновидностей матерей, но мама-принцесса определяет дитя в пять разных секций, чтобы отдохнуть и заняться своими делами, а мама-королева нащупывает таким образом область гениальности своего наследника. Вместе с ним она неустанно осваивает лепку, живопись, вышивку, английский язык, гончарное мастерство, шахматы. Иногда даже футбол, отобранный когда-то у папы-короля.

В силу необъяснимых эволюционных процессов или же обилия телевизионных шоу, которые призывают женщину утончать талию вопреки древнему убеждению «где тонко, там и рвется», но в последнее время среди нас все больше мам-принцесс. Тем сильнее было мое впечатление от встречи с мамой-королевой, случившейся недавно в городском автобусе.

Высокая пышная дама с длинной русой косой, облаченная в просторный льняной сарафан и соломенную шляпу с узкими полями, сразу же обратила на себя внимание всех пассажиров. Одной рукой она придерживала изумительно чистый и пухлый тканевый рюкзак, другой — хорошенького сынишку лет пяти. От нее приятно пахло, но не духами, а опрятным бытом. Так пахнет возле стола, на котором стоит свежий хлеб, укрытый рушником, и кружка теплого парного молока.

Как только мама с мальчонкой уселись на сдвоенное сидение, между ними потекла удивительно взрослая беседа, начавшаяся, видимо, задолго до посадки в транспорт.

— Ну хорошо. Возле Дома культуры нельзя, а в парке можно? — спросил мальчик строго.

— И в парке нельзя, — ответила женщина.

— А возле нашего дома?

— Нет.

Он обиженно поджал губу и с минуту молчал.

— А на вокзале?

В голосе послышались трагические нотки.

— И на вокзале нельзя.

К этому моменту я уже ломала голову, что же такое нельзя делать ни возле дома, ни в парке, ни на вокзале, и сама почему-то раздосадовалась на «льняную» маму.

— А на рынке?

— Нет!

— Но почему? — взмолился ребенок, картинно выставив белую ручку ладошкой вверх.

Мама устало вздохнула и стала объяснять:

— Я же тебе говорила, если ты печешь пирожки, это еще не значит, что их можно продавать. Прежде тебе нужно получить много разрешений и оформить сотни документов.

— Где? — встрепенулся мальчик, воодушевленный деловым поворотом разговора.

— В санэпидемстанции, например. Сначала они будут тебя проверять.

— Пробовать, чтобы пирожки были вкусные?

— Не только и не столько. Они смотрят на качество ингредиентов, на то, как ты производишь свой продукт.

— Хорошо.

Мальчик понимающе кивнул. Мысленно он, очевидно, уже прошел проверку СЭС.

— А потом что?

— Потом налоговая инспекция.

— Что это такое?

— Они следят, чтобы часть прибыли от продажи пирожков ты отдавал государству.

— Зачем это?

Карапузу идея явно не понравилась.

— Чтобы твоим воспитателям в садике и врачам в поликлинике платили зарплату.

Мальчик нахмурился, задумавшись, вероятно, в необходимости существования упомянутых специалистов. Мало того, что и те, и другие всячески портят детскую жизнь, так еще нужно делиться с ними денежками от своих пирожков!

— Ну ладно. И это все?

— Конечно, нет. Когда ты получишь все разрешения и оформишь документы, настанет время платить за аренду.

— А это еще что?

Терпение маленького предпринимателя было на пределе.

— Место, где ты станешь продавать пирожки, тоже стоит денег. И еще каких!

— А если не на рынке, а около дома?

В его глазах промелькнула надежда.

— Все равно. Место около дома тоже кому-то принадлежит.

Мальчонка надул губы, снова отвернулся к окну и на этот раз молчал долго. Наконец, он решительно глянул матери в глаза и сказал:

— Я не буду ходить на кулинарный кружок.

— Как так? — нервным движением она отбросила косу на спину. — Тебе же нравится делать пирожки!

— Больше не нравится!

— Но ведь не обязательно все делать только на продажу! Можно и для себя. Папа обожает твои пирожки!

— Для папы и ты можешь приготовить, — постановил мальчик.

Я жадно ждала продолжения разговора, но мои замечательные попутчики больше не проронили ни слова. Мать украдкой поглядывала на сына, а он сидел с отсутствующим видом, размышляя, наверное, о нелегкой предпринимательской судьбе.

Что ж поделаешь, нынче и мамы-принцессы, и мамы-королевы все больше рожают детей-коммерсантов.

Ноги Риты

По мотивам приключения

любвеобильного герцога Йоркского

с почтенной Арабеллой Мальборо и самого

удачного в истории падения с лошади.

Маргарита Петровна глядела на известного художника с вымученно-услужливой улыбкой и говорила мягким душевным голосом:

— Как же ты мне надоел, лысый черт. Повыдергивать бы из твоей бородки все волосишки и связать их в кисточки для твоих шедевральных извержений. Обломать бы о твою голову пару десятков муштабелей, капризная твоя душонка.

Художник, высокий, худой и невероятно холеный француз средних лет, сидел в глубоком кресле и выпускал зловонный сигаретный дым струями, достойными видавшего виды отечественного грузовика. Обидные слова Маргариты Петровны он не понимал и внимание на нее не обращал вовсе. Впрочем, она могла поспорить, что этот человек не проявит негодования или малейшего удивления, даже если услышит подобное в свой адрес на родном языке.

В первый же день своего пребывания в городе француз надел вялую удрученную мину, хоть для недовольства собою и окружающими у него не было совершенно никаких видимых причин: каждый день в зал государственного музея современных искусств тянулись нескончаемые вереницы поклонников творчества прославленного мастера, экспозиция произвела настоящий фурор. Журналисты просили интервью, коллекционеры справлялись о ценах на самые приметные картины. Казалось бы, должен прыгать от счастья на своих длинных провансальских ножках, а не киснуть, будто в кровь ему впрыснули армию молочнокислых бактерий.

— А он у вас всегда такой? — спросила однажды Маргарита Петровна у кого-то из свиты художника.

— Нет-нет, такой быть не всегда, — ответил «верноподданный» с акцентом. — Он вошел в кризис, понимаете? Полгод ничего не писать.

— Ооо, какой ужас! — притворно посочувствовала Маргарита Петровна.

Понять страдания великого Джозу Миро она не могла. Ну в самом деле, как не стыдно мучить себя и других, когда щедроты сыплются на тебя с неба бесконечным золотым дождем. Джозу происходил