Книга жизни. Воспоминания и размышления. Материалы к истории моего времени - Семен Маркович Дубнов

историк, 75-летний Кареев, живет на пенсию в 50 рублей. Недавняя «чистка» высших учебных заведений от «непролетарских элементов» выбросила на улицу несколько десятков тысяч студентов, в том числе несколько тысяч еврейских. Интеллигенция бедствует, и тут в Западной Европе придется организовать помощь для нее.

6 августа. Сегодня буду вечером на докладе Лацкого-Бертольди об Аргентине и Чили, откуда он недавно вернулся. Он был у меня на днях с предложением от редакции «Mundo Israelita» в Буэнос-Айресе разрешить ей издание моей «Новейшей истории» в испанском переводе. Я послал разрешение и написал, по просьбе издателей, коротенькое предисловие к испанскому переводу. Отметил возрождение еврейско-испанского центра в Южной Америке, где вновь послышались звуки кастильской речи среди пришельцев из России... Абраванель{787} скитался среди испанских изгнанников в Италии, завершая на чужбине труд жизни. Дано ли будет мне на германской чужбине закончить свой труд?

9 августа. День Тише-беав. Вчерашний день прошел необычно. До обеда работал над последней редакцией общего введения (к «Истории»), к обеду пришли Бялик и Штернберг. Живая беседа до вечера, а вечером я с соседом Штейнбергом сидел в маленькой синагоге на близкой Франценсбадерштрассе и читал «Эйха», вторя заунывному пению кантора. Возвращался в разношерстной компании «немцев» и выходцев из России (среди них бывший защитник большевиков{788} в январском собрании 1918 г. в Петербурге, ныне бежавший оттуда...) Вспоминается вечер Тише-беав 1898 г. в Речице, на досках на полу в переполненной синагоге, шествие по полям и березовой аллее, а в следующий вечер тихая беседа в огороде над Днепром, осиянным луною, и начало чудного миража, неповторимого...

20 августа. Лондонская конференция кончилась пактом с Германией. Чуждое, давно забытое слово «мир» прозвучало над ямою грызущихся народов, именуемой Европой. Заговорили о «новой эре».

3 сентября. Новая конференция Лиги Наций в Женеве, с широкой программой разоружения и арбитража. У всех на устах лозунги пацифизма, но редко у кого они на сердце. (Германия готовилась тогда вступить в Лигу Наций.)

14 ноября. Внезапно умер в Лондоне А. И. Браудо, которого мы ждали здесь на обратном пути его в Россию... Летом он посетил меня здесь грустный, разбитый в борьбе за существование в Совдепии.

26 ноября. Целую неделю готовился к публичной лекции о возникновении христианства в «Союзе русских евреев». План лекции был у меня уже давно готов в голове, но увлекся чтением новинок: Эдуарда Мейера{789} «Ursprung d. Christentums» и Клаузнера «Jeschu hanozri». Моего мнения они не изменили, и схема лекции осталась давняя: религиозный индивидуализм против религиозного национализма, христианское непротивление злу против пассивного сопротивления фарисеев и активного зелотов, универсальная религия Павла, позже выродившаяся в государственную религию Константина Великого. Аудитория была большая и напряженно слушала двухчасовую лекцию, но из начавшихся прений видно было, что плохо поняты оппонентами мои ясные и отчетливо изложенные идеи. За поздним временем дискуссия была прервана в самом начале и назначен особый дискуссионный вечер через две недели. Придется преподать новый урок: историзм вместо догматизма.

10 декабря. Вчера вечер дискуссии по моей лекции о христианстве. Оппоненты бесконечно долго защищали избитые апологетические доводы против моей ясной постановки христианской антитезы, доводы от религии против национального момента в истории. Я им ответил, но ответ пришлось скомкать за поздним временем.

13 декабря. Третьего дня был вместе с д-ро. м Койгеном у Эйнштейна, который пригласил нас, чтобы поговорить о давнишней идее еврейского университета в Европе[112]. Я предложил ограничиться созданием маленького ядра университета — педагогической высшей школы. Эйнштейн предложил нам выработать план и составить комиссию для этой цели. Мы беседовали полтора часа. Эйнштейн производит впечатление бодрого, скромного человека. Слава не вскружила ему голову. Он признает себя плохим организатором, непрактичным, могущим помочь только письмами и рекомендациями, насколько «иллюзия других придает им значение». В нем большие задатки национального еврея, но он еще не знает о национальном еврействе вне сионизма.

Сейчас вернулся из заседания, где приезжий из Украины докладывал о деятельности еврейской самообороны в последние годы. Эта героическая организация из тысяч человек спасала многие общины от бандитских налетов и погромов, но большевистские власти наконец запретили самооборону, как некогда запрещали ее царские министры и губернаторы.

19 декабря. Были д-р Эренпрайс{790} из Стокгольма и Шолом Аш из Варшавы, провели вечер в задушевной беседе. Обычные разговоры, волнующие: о пароксизмах польской юдофобии, о партийной грызне в Варшаве, доведшей до голосования еврейского коло в сейме (сионистского) против школы на идиш. Я тоже подписал воззвание протеста...

Все более колеблется во мне догма scripta manent{791} вера в бумажное бессмертие, когда я вижу растущую до неба бумажную башню. «Остерегайся, сын мой, делать много книг без конца» — это было последнее разочарование Когелета: не только жизнь ничего не стоит, но и писать о ней, философствовать бесцельно. «Все суета», Хмурый день, глядящий в окно, и недомогание физическое располагают к этому печальному рефрену.

Книга тринадцатая. Завершение десятитомной «ИСТОРИИ» (1925–1929)

Глава 71

Переход от русского к немецкому изданию (1925)

Перерыв и русском издании «Истории» и продолжение немецкого. — Отход от общественной деятельности. — Отклик на языковую борьбу. Серия статей «От жаргона к идиш». — Студенческие вечера. Эдуард Бернштейн. Картина-символ. — Лето в Фихтенгрунде и Иоганисбаде. — Тихая обитель в Груневальде. — Уступка моей коллекции и_у_д_а_и_к_а библиотеке берлинской общины, Берлинское книжное богатство в моем распоряжении. — Исследование о фальсификации писем Бешта и творцов хасидизма. — Редактирование III тома «Истории». — Из дневника.

1925 год был переходным в моей берлинской жизни. Делалась последняя попытка закончить издание «Всемирной истории еврейского народа» в русском оригинале, перерабатывался и печатался второй том «Древней истории», кончающийся главой о возникновении христианства, но дальше этого тома издание не пошло: окончательно пропала надежда на возможность распространения книги в России, а бедная эмиграция не могла покрывать расходы на десятитомную громаду. В этот момент, однако, открылась более широкая перспектива: возможность полного издания моего труда в немецком переводе, который сделал бы его доступным всему образованному миру. Открытая издательством «Jüdischer Verlag» подписка на все десять томов имела большой успех, особенно после выхода в свет первых двух томов «Древней истории»; было решено продолжать издание усиленным темпом, по два или три тома в год. Со второй половины 1925 г. я мог всецело отдаваться любимой работе усовершенствования моего труда в последней редакции. Я усердно исправлял петербургскую рукопись на основании новых, доступных мне в Берлине источников и параллельно читал корректуры немецкого перевода Штейнберга с этой рукописи для сличения