Птичий город за облаками - Энтони Дорр

однажды вечером белая клубящаяся мгла с Пропонтиды[14] наползает на город: плотная, холодная, поглощающая все звуки. В окно мастерской Анна видит, как исчезает купол церкви Святых Апостолов, потом стены монастыря Святой Феофании, а за ними и двор внизу.

С наступлением темноты, после вечерних молитв, Анна выскальзывает из-под общего с Марией одеяла и крадется к двери.

— Ты уходишь?

— Я только в нужник. Спи, сестра.

По коридору, по краешку двора, чтобы не заметил сторож, в лабиринт улочек. Туман скрадывает стены, приглушает звуки, превращает людей в тени. Анна торопится, стараясь не думать о ночных опасностях, про которые ей говорили: ведьмах, заразных испарениях, разбойниках и нищих, диких собаках, выскакивающих из темноты. Она минует дома кузнецов, скорняков, башмачников. Все эти добрые, благочестивые люди сидят по домам, заперши двери. Анна по крутой улочке спускается к основанию башни, ждет и дрожит. Лунный свет льется в туман, словно молоко.

Со смесью облегчения и разочарования она решает, что Гимерий отказался от своей затеи, но в этот самый миг он возникает из темноты — на правом плече веревка, в левой руке мешок. Ни слова не говоря, Гимерий ведет Анну через рыбачьи ворота и дальше по галечному пляжу мимо десятка перевернутых лодок к своей.

Она такая латаная-перелатаная, доски такие гнилые, что ее и лодкой-то трудно назвать. Гимерий закидывает внутрь мешок с веревкой, стаскивает лодчонку с берега и стоит рядом по колено в воде.

— Она не утонет?

Гимерий смотрит с обидой. Анна забирается внутрь, Гимерий толкает лодчонку и ловко переваливается через борт. Вставляет весла в уключины, выжидает мгновение. С весел кап-кап-капает вода, над головой проносится баклан. Мальчик и девочка оба следят глазами, как он возникает из тумана и вновь пропадает.

Гимерий начинает грести, Анна вцепляется в банку. Из тумана возникает стоящая на якоре каракка — грязная, обросшая ракушками, огромная. Борт немыслимо высокий, под кормой плещет черная вода, якорный канат опутан водорослями. Раньше Анна думала, корабли — величественные и стремительные, но сейчас, так близко, у нее мурашки бегут от страха.

Каждое мгновение она ждет, что их остановят, но никто их не останавливает. Они достигают волнолома; Гимерий кладет весла на борт и устанавливает на корме две удочки без наживки.

— Если спросят, мы ловим рыбу, — шепчет он и в доказательство встряхивает удочку.

Лодчонка раскачивается, воздух пахнет моллюсками, за волноломом разбиваются о камни морские валы. Анна еще никогда не бывала так далеко от дома.

Время от времени Гимерий наклоняется и широкогорлым кувшином вычерпывает со дна воду. Высокие башни Дворцовой гавани давно скрылись в тумане, слышен лишь далекий плеск прибоя да стук весел. Сердце у Анны сжимается от страха и восторга.

Отыскав проход в волноломе, мальчик подбородком указывает на зыбкую тьму впереди:

— В отлив тут бывает сильное течение, которое вынесло бы нас в открытое море.

Он еще некоторое время гребет, затем поднимает весла и протягивает Анне мешок с веревкой. Туман такой густой, что она в первый миг не видит стену. Потом наконец различает кирпичи — самые, наверное, древние и ветхие в мире.

Лодчонка прыгает на волнах, и откуда-то из города, как будто с дальнего края мира, доносится удар колокола. Из катакомб Анниного сознания выползают страхи: слепые призраки, их демонический игумен на троне из костей, губы у него темны от детской крови.

— Видишь водосточные отверстия у самого верха? — шепчет Гимерий.

Она видит лишь кирпичную громаду, обросшую ракушками над водой, а выше — в пятнах мха и потеков. Сверху стена уходит в туман, а кажется, что в бесконечность.

— Доберешься до такого отверстия и сможешь в него пролезть.

— А потом?

В темноте его глазищи как будто светятся.

— Наполнишь мешок и спустишь мне.

Гимерий держит лодку так близко к стене, как только может. Анна смотрит вверх и дрожит.

— Веревка надежная, — говорит Гимерий, как будто Анна сомневается в веревке.

Одинокая летучая мышь выписывает над лодкой восьмерку и улетает. Если бы не Анна, на Марию не напала бы слепота. Мария была бы у вдовы Феодоры лучшей вышивальщицей; Бог бы к ней благоволил. Все беды из-за Анны, с ее непоседливостью и неспособностью учиться. Она смотрит на темную стеклянистую воду и воображает, как волны смыкаются над ее головой. Разве она этого не заслужила?

Анна забрасывает мешок с веревкой за спину и мысленно пишет буквы. А это άλφα это альфа, В это βήτα это бета. Άστεα — города, νόον — обычай, έγνω — узнал. Она встает. Лодчонка опасно раскачивается. Гребя сперва одним веслом, потом другим, Гимерий удерживает корму у основания стены, лодка скребет о кирпичи, когда опускается, и вздрагивает, поднимаясь на волне. Анна правой рукой хватается за пучок водорослей, растущий из трещины, находит левой зацепку и повисает на стене. Лодка уходит у нее из-под ног.

Анна цепляется за кирпичи, Гимерий отводит лодку от стены. Под ногами только черная вода, святая Коралия весть какая глубокая, святая Коралия весть какая холодная и кишащая святая Коралия весть какими чудовищами. Путь один — вверх.

Каменщики и время оставили там и сям выступающие торцы кирпичей, так что лезть нетрудно, и, несмотря на страх, ритм подъема успокаивает Анну. Ухватиться одной рукой, другой, найти опору для правой ноги, для левой. Скоро Гимерий и вода исчезают в тумане, и Анна карабкается, как будто по лестнице в облака. Если не бояться совсем, утратишь внимание, если бояться слишком сильно, тебя парализует. Ухватиться, подтянуться, толкнуться, ухватиться.

С веревкой и мешком на шее Анна взбирается по слоям ветхого кирпича, от первого императора до последнего, и вскоре видит отверстия, про которые говорил Гимерий: ряд водостоков, украшенных львиными головами, каждая размером с саму Анну. Она подтягивается и залезает в открытую пасть, потом, упираясь коленками, проползает по жидкой грязи.

Мокрая, перепачканная, Анна слезает в то, что века назад могло быть трапезной. Где-то в темноте скребутся крысы.

Замереть. Прислушаться. Стропила сгнили, почти вся крыша провалилась, и в лунном свете, сочащемся сквозь туман, Анна видит посередине помещения стол длиной со всю Калафатову мастерскую. Он завален обломками, среди которых вырос целый сад папоротников. На одной стене шпалера, загубленная дождями; когда Анна приподнимает нижний край, незримые существа убегают глубже в темноту. На той же стене она нащупывает ржавую металлическую скобу, вероятно для факела. Может ли эта вещь что-нибудь стоить? Гимерий говорил про забытые сокровища, и Анне представился дворец Алкиноя. Однако тут вряд ли есть что-нибудь ценное, все испорчено временем и непогодой. Это царство крыс,