Тривейн - Роберт Ладлэм

— Интересное замечание, майор... Я бы даже сказал, провокационное...

— Видите ли, в чем дело, мистер Тривейн, по-моему, та война, которую мы вели, была необходима по многим причинам, и те люди — не мне чета — знали, когда ее начинать. Конечно, цена оказалась слишком высокой... Но именно на нее обычно и не обращают внимания.

— Вы восхищаете меня, майор, — допил свой бокал Тривейн, — интересно, а как можно было бы ей воспротивиться?

— Не знаю... Может быть, агитируя? И я даже знаю как!

— Может быть, просветите? — улыбнулся в ответ Тривейн.

— Пожалуйста! Основа: правительственный заказ и полторы тысячи гробов. Разделить их на три группы: по пятьсот штук. Гробы, если купить оптом, обойдутся по двести долларов. Затем устроить манифестации сразу в трех городах: в Нью-Йорке, Чикаго и Лос-Анджелесе. На Пятой авеню, Мичиган-авеню и на бульваре Сансет, понимаете? Каждый сотый гроб должен быть открыт, чтобы все видели покойника, и пусть он будет как можно более страшным... Возле гробов будут идти по два человека, еще по сотне жителей из Нью-Йорка, Чикаго и Лос-Анджелеса должны отвлекать полицию, пресекать все попытки помешать шествию. Думаю, что тридцати грех тысяч для этого дела хватит... Ну и, конечно, потребуется сто пятьдесят трупов... Уверен, что такая процессия на две мили — с мнимыми и настоящими покойниками — остановит движение и будет весьма убедительна...

— Но ведь это все нереально. По-вашему, это сработает?

— А вы никогда не наблюдали за прохожими: как они глазеют на катафалки? Массовые похороны заставят задуматься над поднятыми нами вопросами миллионы людей, мистер Тривейн!

— Но ведь подобное выступление невозможно осуществить. Власти сразу примут меры: в их распоряжении и полиция, и национальная гвардия...

— Все так, мистер Тривейн, но при желании можно организовать отвлекающие маневры... Скажем, проводить марши ранним воскресным утром или в понедельник, когда полиция не столь бдительна. А на подготовку и проведение маршей во всех трех городах потребуется меньше сорока пяти минут... Всего-то надо тридцать тысяч! Да вы в одном Вашингтоне собрали бы более полумиллиона!

— Да, забавно, — проговорил Тривейн серьезно, думая о том, что Боннер впервые сказал «вы», говоря о манифестации. Вероятно, знал точку зрения патрона на войну в Индокитае и хотел, чтобы Тривейн знал, что он ее знает.

— Вот так, мистер Тривейн!

— Да, майор, вижу, вы не только подготовили маневры, но разработали целую стратегию!

— Я профессиональный солдат и обязан думать о стратегии... Более того, должен предусмотреть контрмеры...

— И уж, конечно, разработали их для вашего случая?

— Конечно! Правда, они не очень-то мягкие, но это ведь неизбежно. Сводятся они к подавлению — быстрому и решительному. С помощью, естественно, оружия. Одна идея быстро заменяется другой! Вот и все...

— Но ведь прольется кровь. Много крови!

— Это неизбежно, — хмыкнул Боннер. — Впрочем, это ведь только игра!

— Только не для меня, — заметил Тривейн.

Боннер взглянул на часы и как ни в чем не бывало воскликнул:

— Почти четыре часа, черт побери! Если мы хотим осмотреть оставшиеся помещения, надо спешить, пока они не закрылись!

Тривейн встал с кресла, чувствуя себя слегка оглушенным. За эти несколько минут майор Боннер раскрыл ему глаза на многое. Просто и убедительно доказал: Вашингтон перенаселен такими боннерами. И всем этим людям на самом законном основании позволено действовать в силу их возможностей и способностей. Эти профессионалы вполне способны присвоить себе право думать за других, полагая, что другие думать не могут. До поры до времени они были лояльны по отношению к своим запутавшимся согражданам. Но сейчас, в эпоху всеобщего взаимоуничтожения, абсолютно убеждены, что нерешительным и мятущимся нет места! Эти боннеры полагают, что защита нации — огромные, разрушительные силы. И крайне нежелательно, чтобы между этими силами и ими стоял кто-нибудь. Этого они не потерпят...

Невероятно, что после столь кровавых откровений Боннер как ни в чем не бывало воскликнул: «Почти четыре часа, черт побери!» И при этом никакого испуга в глазах...

Конечно, у здания на Потомаке было еще одно преимущество помимо того, что его окна выходили на реку, — кроме обычных пяти комнат и зала ожидания, в нем имелись кухня и кабинет, в котором можно проводить совещания и работать. Если нужно, в кабинете можно даже ночевать: на огромной кожаной кушетке. Одним словом, дом показался Тривейну идеальным, и Боннер немедленно подал заявку.

После того как были завершены все формальности, они вернулись в отель.

— Не хотите ли выпить, майор? — спросил Тривейн, выходя из армейской машины, на обеих дверях которой стояли знаки, позволяющие парковку в любом месте.

— Благодарю вас, мистер Тривейн, но мне надо готовить отчет... По меньшей мере дюжина генералов мается сейчас в ожидании!

При этих словах лицо Боннера просветлело, он засмеялся. Похоже, ему самому понравилась нарисованная им картина. И Тривейн прекрасно знал почему: освободившись от навязанных ему обязанностей, младотурок мог в какой-то степени отыграться на своих начальниках. Но почему все-таки обязанности ему так не нравились?

— Что ж, — сказал Тривейн, — развлекайтесь! Значит, завтра в десять?

— Хорошо. Я потороплю службу безопасности с вашим списком... Если возникнут проблемы, позвоню... И договорюсь насчет сотрудников...

Боннер с улыбкой взглянул на Тривейна.

— Я имею в виду ваших сотрудников, хозяин.

— Прекрасно. Благодарю вас!

Тривейн подождал, пока армейская машина тронется с места и вольется в поток машин, заполнивших в этот час вашингтонские улицы, и вошел в гостиницу.

Портье сообщил, что поступившие на его имя сообщения забрала в пять десять его жена. Лифтер, завидя Тривейна, приложил три пальца к козырьку и, назвав вошедшего по имени, пожелал ему доброго вечера. На девятом этаже один из охранников, удобно расположившийся в кресле, улыбнулся Тривейну, а его напарник, стоявший в нескольких ярдах от двери в номер, почтительно поклонился. Казалось, пока Тривейн добирался до своего номера, он прошел через увешанную зеркалами комнату, отразившись в них несчетное множество раз. Но удовольствие от этого испытал не он, а совершенно другие люди...

— Привет, Фил! — Тривейн закрыл за собой дверь. Его жена в спальне говорила с кем-то по телефону.

— Приду через секунду, — крикнула она ему. Сняв пиджак и ослабив галстук, Тривейн подошел к бару, налил бокал воды со льдом. Через несколько секунд вошла Филис, и по ее глазам Тривейн понял, что случилось что-то не совсем приятное.

— С кем ты говорила?

— С Лилиан. — Так звали их экономку в Барнгете. — Там у нее кое-какие сложности с электричеством, но скоро придут монтеры, и все будет в порядке.

Она подошла к мужу, и они привычно поцеловались.

— И какие же у нее там осложнения? — спросил Тривейн.

— Вдруг погасли все лампы в северной части дома... Лилиан только и умеет, что включать радио, которое, кстати, тоже забарахлило...

— И что, так и не заработало?

— Думаю, нет. Но они ждут мастера, так что все будет в порядке.

— Фил, ведь в Барнгете есть запасной генератор. Он начинает работать, как только отключается основная сеть...

— Дорогой, — удивленно взглянула на мужа Филис, — не думаешь ли ты, что я знаю об этом? Запасной генератор... Зачем мне это? Придет мастер и все сделает... Скажи-ка лучше, как у тебя дела? Куда вы ездили?

Слушая жену, Тривейн думал о том, что вряд ли в Барнгете могла случиться авария: ведь вся система сделана братом Филис по последнему слову электронной техники. Нужно пригласить зятя в Барнгет — пусть проверит, в чем дело. Конечно, лучше сделать это как-то небрежно, шутливо.

— Куда я ездил? Мы буквально исколесили весь город с одним прекрасным молодым человеком, который по ночам изучает Клаузевица...

— Кого?

— Был такой деятель военной науки...

— В таком случае молодой человек заслуживает награды.

— Возможно... Вообще просвещенный человек, как правило, аккуратнее в делах... Так вот, Фил, сегодня мы с этим поклонником Клаузевица сняли помещение под офис. И знаешь где? У реки!

— Как тебе это удалось?

— Ну, моей заслуги тут нет. Нам этот дом предложили...

— А что говорят о слушаниях и твоем утверждении?

— Ничего нового. Портье сообщил, что ты забрала все записки... Уолтер звонил?

— Я еще не смотрела. Только вошла, как позвонила Лилиан... Вот они.

Тривейн подошел к чайному столику и взял лежавшие на нем бумажки. Их было около дюжины, и большинство от друзей. От Мэдисона ничего, зато звонил Марио де Спаданте!

— Интересно... Звонок от Спаданте!

— Кто это? Я такого не знаю.

— Мы встретились в самолете... Знакомы по первым годам нашей жизни в Нью-Хейвене. У него там строительная фирма...