Тривейн - Роберт Ладлэм

Постепенно Филис стало казаться, что она сама старая, никому не нужная вещь. Муж ее чаще отсутствовал, чем бывал дома, и, хотя она прекрасно понимала, что так и должно быть, отделаться от мысли, что безвозвратно потеряла свой собственный мир, в котором что-то значила и что-то делала, не могла.

Особенно остро это почувствовала Филис, когда ушли постоянные заботы о детях, и ей уже не нужно было терпеливо объяснять что-то непонятливым няням, следить за тем, как дети едят, отдыхают. Теперь все это было ни к чему: дети отправлялись в частные школы в восемь тридцать утра и возвращались лишь в половине пятого, когда вот-вот должен был начаться час «пик» на дорогах. Этот промежуток времени, когда богатые белые дети находились в богатых частных школах, их богатые белые матери называли «восьмичасовым освобождением».

Чтобы чем-то занять себя, Филис попробовала ходить в различные светские клубы. Надо сказать, Эндрю приветствовал ее начинание, сам, правда, появляясь там довольно редко. Однако и эти клубы, и их члены быстро надоели Филис, в чем она сначала боялась признаться даже себе самой. Потом Филис решила, что во всем виновата сама. Сотни раз она задавала себе один и тот же вопрос: чего же она, в конце концов, хочет, но так и не смогла найти ответа.

И тогда она решила вернуться на работу в компанию. Правда, теперь она работала уже не на каком-то там складе: ее контора находилась в центре города, среди самых что ни на есть современных зданий. Фирма «Пейс — Тривейн», постоянно наращивая и без того высокую скорость, активно участвовала в гонках за прибылью, и Филис быстро поняла, что жене молодого президента неудобно сидеть в одной из контор. Она ушла, и Эндрю вздохнул свободнее, чего Филис, естественно, не могла не заметить.

В конце концов она нашла способ облегчить свою участь: средство от депрессии в огромных количествах подавалось на всех приемах. Все началось с небольшой порции «Харвиз бристол крим». Затем она перешла на простой «Манхэттен», который очень скоро был заменен двойным. А еще через несколько лет Филис уже всему предпочитала водку: именно она давала ей жизненную силу.

Боже, как она понимала Элен Мэдисон! Бедную, растерявшуюся, богатую, нежную и избалованную Элен, которая нашла способ успокаиваться. «Никогда не звоните ей после шести часов вечера...»

Ее память с болезненной ясностью хранила воспоминание о том дождливом дне, когда Энди нашел ее. Она попала в аварию — не очень серьезную, но которая ее тем не менее испугала. Возвращаясь с очередного приема, она не удержала машину на скользком шоссе и врезалась в дерево всего в ста ярдах от ведущей к дому дороги. Выскочив из разбитой машины, в панике бросилась к дому и заперлась в спальне, предварительно закрыв и входную дверь.

Напрасно примчавшийся следом взволнованный сосед пытался выяснить, в чем дело. Служанке пришлось звонить Эндрю в офис. Уговорив Филис открыть дверь, Эндрю произнес всего несколько слов, но они полностью изменили ее жизнь, положив конец этому ужасному марафону.

«Ради Бога, Филис, помоги мне!»

— Мама! — Голос дочери нарушил тишину новой спальни. Филис почти закончила разбирать вещи. — Тебе пришло письмо из Бриджпорта, из университета... Ты будешь читать этой осенью лекции?

Транзистор Пэм гремел внизу. Филис и Энди расхохотались, когда встретили свою дочь вечером в аэропорте Даллеса: они услышали ее транзистор прежде, чем она появилась у выхода.

— Только двухнедельные семинары... Принеси, пожалуйста, письмо.

Бриджпортский университет... Странное совпадение. Дочь упомянула о нем именно тогда, когда она предалась воспоминаниям. Ведь, по сути, именно письмо из Бриджпорта стало результатом ее «решения», как она сама называла его.

— Конечно, здесь не обошлось без Энди. Хотя он и считал, что тяга Филис к спиртному стала уже чем-то большим, чем просто привычкой, он отказывался видеть в этом проблему. У него и без этого забот выше головы, а пристрастие Филис к выпивке вполне объяснимо: большая домашняя нагрузка, отсутствие своего дела. Ничего сверхъестественного он в этом не находил: в кругу его друзей подобное случалось часто. Причину все видели в одном: жизнь взаперти, выпавшая на долю их жен. Пришлось и ему убедиться в этом. Филис пила только тогда, когда оставалась одна. Стоило им поехать куда-нибудь вместе, ни о каких выпивках не было и речи.

И все-таки именно в тот дождливый вечер они поняли, что проблема существует и решать ее следует вместе. Тогда же родилась идея найти для Филис интересное дело, которое потребует много времени и значительных энергетических затрат. Идея эта пришла в голову Эндрю, но он заговорил о ней так мягко и ненавязчиво, что оба поверили, будто она принадлежит Филис...

Она не долго искала интересное дело, воспылав вдруг любовью к истории средневековья и Ренессанса. Она буквально зачитывалась историческими хрониками Даниеля, Холиншеда, Фруассара и Виллани, погружаясь в неведомый, мистический и прекрасный мир реальности и легенд, замешанных на были и фантазии.

Начав с весьма прохладного слушания специальных курсов в Йеле, она почувствовала, что увлечена, что в этой страсти вполне может соперничать с мужем, который с тем же пылом отдавался делам своей компании. Более того, в один прекрасный день Филис почувствовала, что академический подход к изучению вечно живой истории бесконечно далек от нее. Ужасны были давно устаревшие методы, с помощью которых академики все еще пытались исследовать в высшей степени поэтическое творчество средневековых мудрецов. И Филис поклялась себе в том, что сумеет настежь открыть все двери и проветрить затхлые коридоры старинных архивов. Давно пора по-новому взглянуть на исторические проблемы, ничего при этом не выдумывая и сохраняя верность великим источникам!

Да, теперь Филис смело могла бы сказать, что и у нее" как у Эндрю, есть любимое дело. И чем больше она отдавалась ему, тем быстрее все становилось на свои места. Очень скоро их дом вновь стал таким, каким был раньше, когда каждый занимался собственным делом. Менее двух лет понадобилось Филис для того, чтобы получить ученую степень, а еще через два с лишним года она стала доктором английской литературы. Эндрю отметил это событие огромным званым вечером, и тогда же, исполненный безграничной любви к жене, сказал ей о своем намерении построить Хай-Барнгет. В тот час они оба знали, что заслужили это....

— О, — входя в спальню, произнесла Памела Тривейн, — да ты уже почти закончила разбирать вещи!

Окинув взглядом комнату, Памела протянула матери конверт с красной маркой.

— Знаешь, мама, мне не очень-то нравится та скорость, с которой ты раскладываешь вещи... Хотя получается все просто здорово. Все на своих местах...

«Чем больше я отдавалась своему делу, тем быстрее все становилось на свои места...»

— Я много раз проделала все это, Пэм... — сказала Филис, все еще думая о прошлом. — К тому же не всегда все стояло на своих местах...

— Что?

— Ничего... Я имею в виду, что много переделала подобной работы...

Филис внимательно посмотрела на дочь. Совсем большая, взрослая девушка... Красивые каштановые волосы, падая на плечи, обрамляют юное личико с карими глазами, полными жизненной силы. Женская копия брата. Пэм трудно назвать красавицей в полном смысле этого слова, но в ней есть нечто большее, более глубокое, нежели обычная привлекательность. Что-то притягивало к этой девушке взгляд, и тот, кто посмотрел бы на нее внимательнее, увидел бы за яркой внешностью и тонкий ум, и пытливость нетерпеливой юности, которая так редко бывает удовлетворена ответами, получаемыми на свои многочисленные вопросы.

Глядя, как Пэм раздвигает шторы, чтобы выйти на балкон, Филис подумала, что ее дочь, со всеми ее пристрастиями к дружбе с мальчиками и к транзисторам, наполнявшими дом грустными старинными балладами, с ее любовью к афишам, изображавшим звезд эстрады, стала неотъемлемой частицей ее жизни. Как это прекрасно!..

— Какой все же дурацкий балкон, мама! Тебе не приходило в голову поставить там складной стул?

— Я вовсе не собираюсь устраивать там званые обеды, — рассмеялась Филис, которая успела вытащить из конверта письмо из Бриджпорта и пробежать его глазами. — О Боже, они прислали мне расписание на пятницы, а я просила их совсем о другом!

— Семинары? — спросила Памела, выглядывая из-за штор.

— Ну да. Я просила любое время — с понедельника до четверга, чтобы пятницы остались для уик-эндов...

— Вы не очень-то дорожите своими обязанностями, госпожа профессор!

— Вполне достаточно одного члена семьи, — ответила Филис. — Кстати, твой отец тоже большой любитель отдыха по уик-эндам. Если ему, конечно, удается... Надо, кстати, ему позвонить.

— Но сегодня уже суббота, мама! — напомнила Памела.

— Ах, да, верно... Значит, позвоню в понедельник...

— А когда приедет Стив?