Тривейн - Роберт Ладлэм

— Которого у нас в данный момент нет!

— А ты, знаешь, чертовски привлекательна!

— Заказывай ужин, Энди. Попроси бутылку хорошего красного вина, если у тебя, конечно, есть такое желание...

— У меня есть такое желание, — ответил Тривейн, — а ты не забудь, что должна мне катамаран.

Филис ласково улыбнулась в ответ, и Тривейн принялся набирать номер отдела заказов. Пока он объяснялся с клерком, Филис пошла в спальню — переодеться, сменить платье на пеньюар. Она знала, что после ужина они вдвоем прикончат бутылку бургундского, а потом займутся любовью. И очень хотела этого...

Филис лежала, уткнувшись лицом в грудь мужа, а он нежно ее обнимал. Оба чувствовали приятную усталость, которая всегда наступает после любви и вина.

Тривейн потянулся за сигаретами.

— Я не сплю... — сказала Филис.

— А должна была бы... Судя по фильмам хотя бы. Хочешь сигарету?

— Нет, спасибо... — покачала головой Филис, натягивая на себя рубашку. — Уже пятнадцать минут двенадцатого, — продолжала она, взглянув на часы. — Будешь звонить Уолтеру?

— Через несколько минут... Впрочем, не думаю, что он уже дома, сама знаешь, что значит с нашими пробками добраться домой из аэропорта... Ну а беседовать в этот час с Элен Мэдисон у меня нет никакого желания.

— Она очень несчастна... и мне так жаль ее...

— И все-таки я не хочу разговаривать с ней... А вот Уолтер, похоже, так ничего и не сказал о моем звонке...

Филис коснулась плеча мужа, погладила его по руке, как бы утверждая свое на него право.

— Энди, ты будешь говорить с президентом?

— Нет. Я сдержу свое слово и не уйду. К тому же не думаю, чтобы он приветствовал подобный шаг с моей стороны. Когда все будет кончено, позвоню, как это обычно делается в таких случаях, — обычный служебный звонок... Но давай вернемся ко всему этому завтра...

— По-моему, он оценит это... Во всяком случае, должен. Боже мой, но ведь ты опять начнешь думать о том, что потеряешь работу, которая тебе нравится, об оскорблениях и нападках, о потраченном зря времени!

— Успокойся, Филис! — перебил жену Тривейн. — Речь с самого начала шла не о благотворительной миссии, к тому же я предупрежден...

Телефонный звонок не позволил закончить фразу. Тривейн быстро взял трубку.

— Слушаю!

— Мистер Тривейн? — раздался в трубке голос дежурной.

— Да, это я...

— Извините, сэр, вы просили не беспокоить, но так много звонков...

— Что? — изумился Тривейн. — Не беспокоить меня? Я не давал никаких распоряжений... А ты, Филис?

— Конечно, нет! — покачала та головой.

— И тем не менее это так, сэр!

— Это ошибка! — Тривейн опустил ноги на пол. — Кто же пытался дозвониться?

— Распоряжение не беспокоить вас было передано на коммутатор в девять тридцать пять...

— Но послушайте, мы не отдавали никаких распоряжений! Я спрашиваю, кто мне звонил?

Выждав несколько секунд, чтобы дать успокоиться забывчивым постояльцам, дежурная сообщила:

— На линии мистер Мэдисон, сэр! Он настаивает на том, чтобы вы его выслушали, говорит, у него срочное дело, сэр!

— Соедините меня с ним, пожалуйста! Алло, это вы, Уолтер? Не знаю, в чем дело, но чертов коммутатор...

— Энди, это ужасно! Я знал, что вы хотели поговорить со мной, только поэтому я настаивал!

— Что именно ужасно, Уолтер?

— Настоящая трагедия, Энди!

— Что вам известно? Откуда?

— Как откуда? Да об этом твердят наперебой радио и телевидение!

— Уолтер, — задержав на мгновение дыхание прежде, чем говорить, спросил Тривейн. Его голос был спокоен и сдержан. — Может, вы наконец объясните, в чем дело?

— Сенатор... Старый Джиллет... Он погиб два часа назад. Автомобильная катастрофа на Феарфэкском мосту...

— Что такое ты говоришь?

Глава 10

Катастрофа была очень странной. Лоренс Миллер, шофер, находившийся в госпитале, рассказал, что произошло. Они доехали почти до центра, затем вернулись к сенату, и он поднялся на второй этаж за портфелем Джиллета, который тот забыл. Они переехали Потомак, и сенатор велел ехать в Феарфэкс, где у него был дом по старой дороге. Несмотря на возражения шофера — дорогу как раз ремонтировали, и не горели светильники, — раздраженный старик настоял на своем. Лоренс Миллер не знал почему.

За милю или около того от дома Джиллета они въехали на узкий железный мост, перекинутый через один из притоков Потомака. Правая сторона, у въезда в Феарфэкс, была намного ниже левой — Миллер хорошо это запомнил. Они доехали до середины, и тут с другой стороны прямо на них на огромной скорости помчался какой-то автомобиль с включенными фарами. Пришлось резко свернуть вправо, к перилам, чтобы не столкнуться. Встречную машину занесло в ту же сторону, и тогда Миллер сделал все возможное, чтобы проскочить между перилами и автомобилем. Он резко вывернул влево, и машина скатилась с моста на тормозах. Но старый Джиллет еще при первом вираже с такой силой ударился головой о дверцу, что скончался на месте.

Второй автомобиль благополучно переехал мост и скрылся из виду. Шофер не смог описать машину: свет фар его ослепил. Да и вообще, ему было не до того — он и сам находился в тяжелом состоянии...

Все случилось в девять часов пятьдесят пять минут.

Эндрю прочитал отчет в «Вашингтон пост» за завтраком. Он перечитал его несколько раз, стараясь обнаружить хоть что-нибудь, чего не передавали по радио и телевидению. Ничего нового, кроме информации о забытом портфеле, за которым ездили в здание сената. Однако, перечитывая в который раз заметку, он вдруг обратил внимание на час, когда случилась авария: двадцать один пятьдесят пять...

Значит, катастрофа произошла через двадцать минут после того, как на коммутаторе кто-то повесил на его номер табличку «Не беспокоить»?

Кто это сделал? Зачем? Неужели лишь для того, чтобы ему ничего не сообщили? Нет, ерунда. И он и Филис могли узнать обо всем по радио или посмотрев телевизор.

Так почему же?

Для чего кому-то понадобилось, чтобы он был оторван от мира с девяти тридцати пяти до того момента, когда прорвался Мэдисон, — одиннадцати пятнадцати? Почти два часа! Может быть, просто ошиблись на коммутаторе? Нет, он не поверил в это ни на минуту.

— До сих пор не могу поверить, — вышла из спальни Филис. — Это ужасно! Что ты собираешься делать, Энди?

— Пока не знаю. Нужно, наверное, позвонить Уэбстеру: сказать о вчерашней беседе с Джиллетом... И конечно, о том, что сенатор хотел добиться отмены назначения...

— Нет, Энди! Не надо!

— Но это случилось... К тому же Джиллет мог кому-нибудь намекнуть, что собирается вывести меня на чистую воду. Лучше уж я сам скажу о нашем разговоре — до того, как меня спросят!

— А по-моему, следует подождать... Ты не заслуживаешь того, чтобы тебя поставили у позорного столба, как кто-то на это рассчитывает... Ты же знаешь, что Прав... Ты сам сказал мне об этом сегодня ночью!

Тривейн молча потягивал кофе, выигрывая секунды, прежде чем ответить. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы она не догадалась о его подозрениях. Если она верит, что Джиллет погиб случайно... Что ж, пусть так и думает...

— Уэбстер, наверное, согласился бы с тобой, не исключено, что и президент тоже... И все-таки, Филис, я хочу, чтобы они все знали...

И в самом деле, мнение президента Соединенных Штатов совпало с мнением Филис. Он попросил через Уэбстера никому не сообщать о беседе с Джиллетом, пока сведения о ней не поступят из других источников. Но даже в этом случае президент просил Тривейна не вдаваться в подробности их разговора до специального разрешения из Белого дома.

Уэбстер также познакомил Тривейна с мнением Хилла, посла по особым поручениям. Тот вообще считал, что старик Джиллет хотел испытать Тривейна на стойкость. Большой Билли много лет знал этого придирчивого вояку, знал его особую тактику, которую тот обычно применял в подобных случаях. Вряд ли Джиллет созвал бы повторные слушания. Скорее всего, старик хотел как следует «прощупать» кандидата и, если бы Тривейн выдержал его натиск, утвердить кандидатуру с чистым сердцем.

На взгляд Тривейна, все это было слишком сложно. Его ни на миг не успокоили умозаключения Большого Билли.

С утра Филис ушла из номера: сказала, что посмотрит выставку НАСА в Смитсоновском центре. Эта выставка была всего лишь предлогом: Филис хорошо понимала, что Эндрю будет отвечать на бесконечные телефонные звонки. А в такие минуты он предпочитал одиночество.

Приняв душ и одевшись, Тривейн выпил четвертую за это утро чашку кофе. Часы показывали половину одиннадцатого, он обещал Мэдисону позвонить до полудня. Правда, он пока не знал, что сказать адвокату. Вообще-то он хотел сообщить адвокату о разговоре с Джиллетом и об их кружении вокруг квартала; в случае, если повторные слушания состоятся, тот должен об этой встрече знать. У Тривейна мелькнула эта мысль одиннадцать часов назад, во время их последнего разговора. Но сложность обстановки и странное возбуждение Мэдисона остановили его. Зачем усложнять и без того запутанную ситуацию? Состояние адвоката можно понять: накаленная обстановка на слушаниях, возвращение к постоянно пьяной жене и, наконец, эта в высшей степени странная трагедия. Тут даже блестящие адвокаты из Манхэттена не выдержат... Хорошо, что он обещал позвонить Мэдисону только к полудню: у обоих к этому времени будут ясные головы.