Роза (пер. Ганзен) - Кнут Гамсун

Когда я уходилъ отъ Гартвигсена, все небо затянуло тучами; не было видно ни одной звѣздочки. Съ моря слышался глухой вой; въ лицо мнѣ летѣли снѣжныя хлопья.

XXI

Въ эту ночь шкуна Фунтусъ погибла во фьордѣ. И какъ странно это вышло: словно злой рокъ вмѣшался. Уже брезжило утро, но налетѣлъ страшный снѣжный шквалъ, всего на полчаса; потомъ опять прояснилось, и все время было свѣтло. Но что это былъ за жестокій шквалъ! Смотритель маяка видѣлъ со своей вышки конецъ катастрофы: команда спаслась на двухъ небольшихъ лодкахъ, но шкиперъ Оле Человѣчекъ съ женой потонули. Смотритель цинически закончилъ свой разсказъ такъ:- Да, да, Брамапутра была такая живая, общительная, вотъ и погибла въ компаніи — съ мужемъ и всѣми крысами.

Крушеніе положительно ставило всѣхъ втупикъ. Что могло вызвать его? Подводный рифъ? Ну да, тамъ была длинная банка, отмель. Но зачѣмъ же было шкунѣ забирать такъ далеко къ западу? Стоянка приходилась къ востоку отъ маяка. И Фунтусъ, этотъ старый морской богатырь, въ теченіе нѣсколькихъ минутъ держался на рифѣ, весь дрожа, затѣмъ соскользнулъ, вода хлынула въ трюмъ, и судно исчезло въ глубинѣ.

И это почти у самой цѣли, почти въ гавани!

Гартвигсенъ вначалѣ былъ сильно потрясенъ: погибло двое людей, бывшихъ у него на службѣ, и, кромѣ того, онъ лишился судна и груза. Это ужъ выходило словно особое возмездіе ему за его хозяйскую смекалку. Тьфу ты пропасть! И за какимъ чортомъ забрался Фунтусъ къ западу отъ маяка? Изъ-за вьюги? Но вѣдь она длилась не сплошь, а порывами, и маякъ былъ явственно виденъ за цѣлый часъ до крушенія; сколько же за этотъ часъ было свѣтлыхъ промежутковъ!

Гартвигсенъ не переставалъ ломать себѣ голову надъ этимъ и, дѣлясь своими мыслями со мною, такъ и сыпалъ проклятіями. Нѣтъ, видно, этотъ Оле Человѣчекъ былъ не больно-то обстоятельный человѣкъ. И на какого чорта понадобилось ему брать съ собой бабье?

И Гартвигсенъ то сваливалъ всю вину на шкипера, то на Брамапутру.

Пока мы такъ стояли на дорогѣ и бесѣдовали, подошелъ Свенъ Дозорный и разсказалъ намъ, какъ Оле Человѣчекъ еще въ Бергенѣ говорилъ, что Фунтусъ пройдетъ на обратномъ пути къ западу отъ маяка, чтобы бросить якорь въ самой дальней бухтѣ и тамъ чиниться.

— Кто же отдалъ такой приказъ?

— Самъ Маккъ.

Гартвигсенъ опять крѣпко задумался, глядя то въ землю, то на насъ. Ему очень не понравилось, что Маккъ такъ распоряжался за его спиной.

— Пойдемте-ка со мной къ моему компаньону, — сказалъ онъ намъ.

Мы застали Макка въ лавкѣ. Гартвигсенъ, приступая къ своей рѣчи, напыжился, какъ индѣйскій пѣтухъ.

— Я слышу, что это вы распорядились провести Фунтусъ на стоянку къ западу отъ маяка?

— Да, для починки, — отвѣтилъ Маккъ.

— Я полагалъ, что это мое дѣло — всякія тамъ наружныя распоряженія.

Маккъ вынулъ изъ кармана свой батистовый носовой платокъ и сказалъ:

— Я имѣлъ въ виду только пользу дѣла, дорогой Гартвичъ.

— Да, чортъ васъ знаетъ, что у васъ было въ виду!

Маккъ отвѣтилъ ему снисходительнымъ взглядомъ.

— Перво-на-перво вы задержали шкуну въ Бергенѣ до самой зимы, — продолжалъ Гартвигсенъ, — a съ какой стати, спрашивается? И вдобавокъ отправили ее на новую стоянку — ночью, и въ непогоду! И зналъ ли еще Оле Человѣчекъ про этотъ рифъ?

— Его каждый ребенокъ здѣсь знаетъ. Но надо же было на бѣду случиться этой вьюгѣ.

— Да, да, вамъ-то легко работать языкомъ; но я лишился судна и груза; тутъ не такъ запоешь!

— Безспорно. И я искренне сожалѣю, — отвѣтилъ Маккъ. — Тебѣ не повезло съ твоей спекуляціей. Вѣдь и я всѣ эти годы, что веду дѣло, тоже могъ бы страховаться у себя самого; однако, никогда не рѣшался на это.

Гартвигсенъ не сдался.

— Все обошлось бы, какъ надо, не впутайтесь вы со своими приказами. И спрашивается къ примѣру: ежели бы теперь перевозить изъ дальней гавани весь тотъ грузъ сюда въ склады, — вѣдь это запрячь обѣихъ лошадей на всю зиму? Безбожное дѣло! Когда можно было разгрузить шкуну у себя подъ носомъ, какъ прочія суда!

Но Маккъ продолжалъ взирать на своего обиженнаго компаньона самымъ милостивымъ окомъ. Ему легко было отвѣчать, даже слишкомъ легко, и потому онъ не хотѣлъ подливать масла въ огонь даже бѣглой улыбкой.

— Въ твоихъ словахъ есть правда, Гартвичъ. Но ты забылъ про нашихъ друзей, купцовъ съ крайнихъ шкеръ. Весь грузъ Фунтуса назначался для нихъ. Разгружая шкуну въ дальней гавани, мы сберегали нашимъ покупателямъ съ дальнихъ шкеръ полмили труднаго обхода моремъ. Я имъ обѣщалъ это; они вѣдь наши постоянные покупатели, Гартвичъ. Фунтусъ нагруженъ былъ солью, мукой и всякими бакалейными товарами, какіе надобны имъ для запасовъ.

Молчаніе.

— Но я признаю, что не будь всѣхъ этихъ обстоятельствъ, — продолжалъ Маккъ, — ты имѣлъ бы полное основаніе для неудовольствія. Теперь же я не вижу за собой никакой вины.

— Еще бы! — сказалъ Гартвигсенъ и крѣпко сжалъ губы. — Ну, а что касается задержки шкуны въ Бергенѣ до такой поры, — такъ это, пожалуй, не ваше распоряженіе?

— Мое. Но я самъ ждалъ заказовъ съ крайнихъ шкеръ. Не могъ же я выслать списокъ товаровъ, пока не получу заказовъ оттуда.

— Такъ пусть бы лучше яхта осталась въ Бергенѣ!

— Какъ будто и съ ней не могло случиться бѣды? — отвѣтилъ Маккъ. — Впрочемъ, мое дѣло только сказать, что я не признаю за собой никакой вины.

И Маккъ одернулъ на себѣ сюртукъ и застегнулся на всѣ пуговицы. А затѣмъ направился къ дверямъ конторы, прочь отъ своего компаньона, съ видомъ человѣка, непонятаго въ лучшихъ своихъ намѣреніяхъ и глубоко оскорбленнаго.

Черезъ нѣсколько дней, когда погода стала потише, Гартвигсенъ, взявъ съ собою людей, отправился къ рифу посмотрѣть, не всплыла ли хоть часть груза и нельзя ли спасти что-нибудь. Но нѣтъ, не оставалось никакой надежды. Не всплыло также ни одного трупа. Впрочемъ, по этому поводу одинъ изъ спасшихся разсказывалъ довольно темную исторію: будто Брамапутру можно было спасти, но мужъ ея, Оле Человѣчекъ, вцѣпился въ нее и увлекъ съ собой вглубь. Человѣкъ тотъ видѣлъ все это среди всеобщей сумятицы. Брамапутра вопила, и глаза у нея готовы были выскочить отъ ужаса. Я спросилъ человѣка:- Развѣ шкиперъ съ женой не ладили между собой въ пути?

— Каждый Божій день исторія! — отвѣтилъ онъ. — Брамапутра вѣдь была такая податливая, что шкиперу и спать-то приходилось однимъ глазомъ. Онъ никогда и не высыпался. Мы кричали ему, что тутъ рифъ, а онъ и ухомъ не повелъ, только бѣлками сверкалъ.

Такъ, пожалуй, Оле Человѣчекъ нарочно направилъ судно на рифъ, подумалъ я. Любовь жестокая вещь!

Дни шли, и Гартвигсенъ мало-по-малу становился спокойнѣе, примирившись со своей огромной потерей. Охъ, это былъ ужъ третій крупный расходъ его за то время, что я находился въ Сирилундѣ, и Богъ вѣсть, много ли еще такихъ толчковъ могъ онъ вынести. Впрочемъ, Гартвигсенъ былъ страшно богатъ; денегъ у него, видно, куры не клевали; онъ ничуть не волновался, говоря о страховкѣ и крушеніи; напротивъ: хорошо, дескать, что убытокъ палъ на того, кому подъ силу перенести его. Вотъ что онъ говорилъ и, пожалуй, даже сталъ хорохориться пуще прежняго, носясь съ мыслью купить себѣ пароходъ вмѣсто шкуны. Но Макку онъ, видимо, уже не особенно довѣрялъ. Правда, онъ сдержался тогда въ лавкѣ, не наговорилъ лишняго, но въ душѣ заподозрилъ своего компаньона въ великомъ коварствѣ. Съ какой стати непремѣнно понадобилось какъ разъ въ этомъ году разгружать Фунтусъ въ дальней гавани, когда раньше этого не водилось? О, тутъ что-то такое крылось!

Багеты для рамокъ были получены. — Не поможете ли вы мнѣ насчетъ рамокъ для всѣхъ моихъ картинъ? — сказалъ онъ мнѣ и, кстати припомнивъ картинку, которую я подарилъ Розѣ, хотѣлъ заплатить мнѣ за нее самымъ щедрымъ образомъ. Когда же я отказался, онъ благосклонно взглянулъ на меня и пообѣщалъ, что гдѣ я повѣшу эту картинку у него на стѣнѣ, тамъ она и останется на вѣки вѣчные. Его супругѣ эта картинка особенно пришлась по вкусу. Прилаживая въ теченіе нѣсколькихъ дней рамки къ картинамъ Гартвигсена, я часто заставалъ Розу одну или съ Мартой. Роза сама начала заниматься съ дѣвочкой, и въ самомъ дѣлѣ была отлично подготовлена для этого. Старухѣ Малене на дняхъ прислали еще сотню далеровъ, но опять безъ всякаго письма. Это выходило въ высшей степени загадочно и даже смахивало на сказку. Но вынырнулъ съ этою новостью опять лопарь Гильбертъ, и Роза сама потомъ побывала у старухи и видѣла и деньги, и конвертъ. Роза сказала: — Почеркъ былъ не Николая, но деньги отъ него.

— Да-а, — сказалъ я.

— Но Бенони говоритъ, что онъ умеръ! — воскликнула она. — Я къ Макку заходила, и онъ говоритъ то же самое.

— Не надо вамъ принимать это такъ близко къ сердцу, — попытался я уговорить ее. — Во всякомъ случаѣ, онъ никогда не вернется сюда.

— Ахъ, все это такъ нехорошо! — отвѣтила она. — Не слѣдуетъ разводиться; никому не слѣдуетъ. Можетъ быть, онъ все-таки живъ.