Роза (пер. Ганзен) - Кнут Гамсун

Въ этой большой усадьбѣ, гдѣ было столько всякаго народу, то и дѣло, вообще, случались баталіи. Сирилундъ со всѣми своими строеніями и площадками, разбросанными на большимъ пространствѣ, былъ въ родѣ цѣлаго городка, и весьма не мѣшало глядѣть въ оба, когда идешь, да не слишкомъ круто заворачивать за уголъ, чтобы не нарваться на какую-нибудь исторію. Взять хоть-бы такого человѣка, какъ Свенъ Дозорный. Онъ былъ необычайно мирнаго нрава, но все-таки не былъ ни глухъ, ни слѣпъ и вовсе не на все глядѣлъ сквозь пальцы. И вотъ, время отъ времени онъ напивался до-пьяна и сначала такъ и сыпалъ пѣснями и веселыми прибаутками, а кончалъ угрозами, отъ которыхъ становилось жутко. Хорошенькой Элленъ, его женѣ, бывшей горничной, приходилось тогда всецѣло посвящать себя мужу и завѣрять его, что она его любитъ, какъ никого въ цѣломъ мірѣ. Но незадолго до Рождества, Свенъ Дозорный такъ расходился, что и жена ничѣмъ не могла угомонить его. Утихъ онъ, лишь когда пришелъ самъ Гартвигсенъ и поговорилъ съ нимъ съ часокъ.

Въ былое время Свенъ Дозорный былъ лихой пѣвецъ и плясунъ, но теперь его веселый нравъ покинулъ его, и онъ предпочиталъ стоять, глядя, какъ пляшутъ другіе, нежели самъ участвовать въ пляскѣ. У нихъ съ Элленъ былъ уже ребенокъ, темноглазый мальчуганъ. У самого-же Свена, да и у Элленъ глаза были голубые, и ни для кого не было тайной, что отцомъ ребенка былъ Маккъ. О, у Макка было, навѣрно, не мало дѣтей въ тѣхъ семьяхъ, которыя жили у него на хлѣбахъ. Но онъ старался заблаговременно пристраивать будущихъ матерей замужъ, да и послѣ всячески помогалъ имъ, какъ настоящій баринъ. Въ самомъ Сирилундѣ насчитывали девять семей, гдѣ у Макка были зазнобы, — кромѣ тѣхъ, которыхъ онъ имѣлъ въ собственномъ домѣ и на селѣ. Теперь подошло время выдавать замужъ молоденькую Петрину Горничную. И болѣе подходящаго мужа, чѣмъ Крючкодѣлъ, для нея не находилось.

Ужъ этотъ Крючкодѣлъ! Онъ былъ попросту жалкій скоморохъ и щебетунъ: никакой настоящей работы исполнять не могъ, но зато былъ весь къ услугамъ Макка и все исполнялъ, чѣмъ-бы господинъ его ни велѣлъ ему заняться. Петрина-же была дѣвчонка по восемнадцатому году, но рослая и пышная для своихъ лѣтъ. Любо было смотрѣть на нее, когда она шагала по двору. Разъ, однако, Крючкодѣлу предстояло зажить семьей, вдвойнѣ необходимо было, чтобы призрѣваемый умеръ теперь-же и освободилъ коморку. Другого выхода не было. Да, скорѣе-бы Господь прибралъ Фредрика Мензу!

Вотъ о чемъ толковалъ Гартвигсенъ, сидя у Свена Дозорнаго. Меня Гартвигсенъ пригласилъ съ собой, такъ что я тоже былъ тутъ. Свенъ Дозорный уже опомнился отъ своего хмеля и только время отъ времени у него еще вырывалось какое-нибудь проклятіе. Гартвигсенъ не бранился, но обѣщалъ, что Макку придется отказаться отъ своей блажной жизни.

— Я знать больше этого не хочу, — говорилъ онъ, — а кромѣ меня некому взяться за него и скрутить. Я вотъ возьму въ любой день и часъ да и явлюсь къ нему.

— И сдѣлаете доброе дѣло! — отозвался Свенъ Дозорный. — А то нашимъ женщинамъ покоя нѣтъ. Вотъ теперь скоро Рождество; опять ихъ будутъ обыскивать, — такъ ужъ заведено.

Гартвигсенъ отвѣтилъ:- Ну, это еще какъ мы съ Б. Гартвичемъ порѣшимъ насчетъ сего. Быть тому обыску или нѣтъ.

Гартвигсенъ не палъ духомъ послѣ крушенія и своихъ крупныхъ потерь; нѣтъ, онъ все пуще и пуще хорохорился, похваляясь своимъ могуществомъ. Онъ теперь твердо рѣшился завести дѣло отдѣльно отъ фирмы, купить зимой пароходъ и посылать треску не въ Бергенъ, а прямо въ испанскія земли, чтобы заразъ стать на линію бергенскаго туза. Противъ Макка же онъ имѣлъ большой зубъ, и, видимо, только поджидалъ случая хорошенько расквитаться съ нимъ за крушеніе. Такъ мнѣ казалось, — Небось, я еще отблагодарю его, — говорилъ онъ и кивалъ головой, какъ-бы поддакивая собственнымъ мыслямъ.

Когда мы шли отъ Свена Дозорнаго, онъ опять приступилъ ко мнѣ съ просьбой перебраться къ нему и стать учителемъ Марты. Онъ считалъ великимъ для себя позоромъ, что въ Сирилундѣ имѣлся домашній учитель, а у него, Гартвича, нѣтъ.

— Аккуратъ будто мнѣ не по карману держать учителя, — говорилъ онъ. — А ежели вы насчетъ жалованья, такъ вотъ эта моя рука отвалитъ вамъ вдвойнѣ. Зайдемте-ка къ намъ; пусть супруга моя потолкуетъ съ вами!

По дорогѣ Гартвигсенъ, однако, припомнилъ, что у него было еще одно дѣло въ Сирилундѣ, и пустилъ меня одного впередъ. Да, опять у Гартвигсена завелись дѣла въ Сирилундѣ съ баронессой Эдвардой. Ей было до смерти скучно и нужно было имѣть подъ рукой подходящаго человѣка для развлеченія. Она посвятила Гартвигсена въ исторію лейтенанта Глана и работала во всю, чтобы раскачать и сбить съ толку и Гартвигсена. Роза оставалась спокойной и не мѣшала имъ; она излечилась отъ своей ревности, да ей и не до того теперь было.

Я не нашелъ ея въ большой горницѣ внизу. Видно, ушла съ Мартой, — подумалъ я. И, чтобы не навлечь на себя подозрѣнія, будто я опять пробираюсь къ ней въ отсутствіе мужа, я написалъ на клочкѣ бумаги, что Гартвигсенъ самъ пригласилъ меня зайти. Тутъ я услыхалъ на лѣстницѣ голоса Розы и Марты, которыя обѣ спускались внизъ.

Роза въ удивленіи остановилась на порогѣ.

— А мы наверху сидѣли и учились, — сказала она смущенно. — Не Богъ вѣсть, какое у насъ ученіе, но…

Чего ей было смущаться? Роза получила прекрасное образованіе, многому училась, такъ почему-бы ей самой и не научить Марту читать и писать.

Вѣрнѣе всего, смущеніе ея было вызвано ея положеніемъ, и это выходило у нея такъ трогательно мило… Никогда не видывалъ я ее милѣе и прекраснѣе!

— Ты можешь сбѣгать въ Сирилундъ, — сказала она дѣвочкѣ. — Бенони пошелъ къ Свену Дозорному; вы его тамъ не видѣли? — обратилась она затѣмъ ко мнѣ.

— Видѣлъ, — отвѣтилъ я. — Потому и забрался къ вамъ, чтобы застать васъ однѣхъ.

Она покачала головой, но, повидимому, это ужъ не было ей такъ непріятно, какъ прежде. Она даже улыбнулась слегка. Я и продолжалъ въ томъ же духѣ, думая про себя: вотъ какъ велъ бы себя Мункенъ Вендтъ!

— Меня тянетъ сюда, вотъ я и прихожу постоянно, — сказалъ я. — Скоро силъ моихъ не хватитъ больше!

— Я замужняя женщина, — отвѣтила она.

— Но я познакомился съ вами задолго до вашего замужества, и съ перваго же дня вы завладѣли мною.

О, я не забуду, какъ она тутъ взглянула на меня: какъ будто и съ любопытствомъ, и съ радостью. Не знаю, впрочемъ; можетъ быть, тутъ было одно любопытство.

— Но Господи, Боже мой, я вѣдь не могу быть вашей! Чего же вы хотите, не понимаю! — воскликнула она.

— Чего я хочу? Чего вообще хотятъ! Вы камень или человѣкъ? Я истомился отъ всѣхъ этихъ фокусовъ и ломанья; я пришелъ, чтобы положить этому конецъ. Дѣлайте со мной, что хотите!

Ахъ, я глупецъ! Опять мнѣ показалось, будто она немножко обрадовалась моей рѣшительности и пылкости; губы ея задрожали, словно я растрогалъ ее. Но тутъ она увидала на столѣ бумажку, прочла мое извиненіе по поводу моего прихода и сразу же сообразила, что я вовсе не такъ смѣлъ и пылокъ, какъ представлялся.

— А-а, это Бенони позвалъ васъ! — сказала она. — Я такъ и думала.

Я ничего на это не отвѣтилъ, но не собирался умѣрить свой пылъ; все шло такъ хорошо. И я остановился передъ нею, взглянулъ на нее и сказалъ:

— Ого!

Она поглядѣла на меня, тихо засмѣялась и проговорила:- Да что съ вами? Успокойтесь же!

Грудь у меня ходила ходуномъ, и я съ немалымъ страхомъ въ душѣ вдругъ шагнулъ впередъ и обнялъ Розу. Я такъ дрожалъ весь, что не могъ ничего сказать, но голова моя тянулась къ ея головѣ, ея шеѣ, ея плечамъ. Длилось все это меньше секунды; ей не трудно было высвободиться изъ моихъ рукъ; и вдругъ, она шлепнула меня ладонью по щекѣ. У меня въ головѣ словно колесо завертѣлось, я зашатался и упалъ на стулъ.

Пощечина!

Бѣдная Роза! Она сама себѣ надѣлала хлопотъ, — ей же пришлось утѣшать меня и всячески заглаживать ударъ. Я лишь мало-по-малу пришелъ въ себя. Она и уговаривала меня, и смѣялась, и закидывала вопросами:

— Что вы такое выдумали? Гдѣ вы этому научились? Я сроду не видывала подобнаго! Ну, бросьте теперь и думать объ этомъ, забудьте все!

Когда въ головѣ у меня прояснилось, я опять впалъ въ свою жалкую, смиренную покорность и только радовался, что Роза не выгнала меня. Нѣтъ, не мнѣ было гнаться за Мункеномъ Вендтомъ! Я былъ изъ другого тѣста; онъ-то могъ притянуть къ себѣ кого хотѣлъ. О, ему была дарована привиллегія сумасбродствовать и тутъ же на мѣстѣ получать прощеніе.

Понемножку у насъ съ Розой возстановился прежній тонъ, и она опять стала бесѣдовать со мной вполнѣ спокойно.

— Вы и въ послѣдній разъ были уже другимъ, — такимъ порывистымъ. Помните? — спросила она.

— Вѣрно, это такъ… случайно, — отвѣтилъ я уклончиво.

— А почему вы теперь такъ рѣдко заходите къ намъ? Мы часто съ Бенони толкуемъ объ этомъ.

Я уже совсѣмъ присмирѣлъ и отвѣчалъ съ прежней своей грустной покорностью: