Роза (пер. Ганзен) - Кнут Гамсун

И вотъ пришелъ съ распущенными парусами новый большой корабль Свена Дозорнаго. Мы всѣ стояли около сарая Гартвигсена и смотрѣли. Свенъ Дозорный почти и не коснулся парусовъ, какъ ужъ повернулъ по вѣтру и бросилъ якорь, а команда въ ту же минуту бросилась по реямъ и вантамъ, и парусовъ какъ не бывало. Нагруженное товарами судно было теперь въ полной безопасности, сидя въ водѣ глубоко и устойчиво.

— Право, я самъ никакъ не сдѣлалъ бы лучше! — сказалъ Гартвигсенъ.

Роза тоже была съ нами. Она была все та же, только ходила въ большой шали по причинѣ своего положенія. Держалась она спокойно и привѣтливо и всѣмъ своимъ обликомъ уже походила на мать. Протянувъ мнѣ руку, она не ограничилась пожатьемъ наскоро, но дала мнѣ задержать ея руку въ своей подольше. О, Господи, во всемъ-то сказывалась ея натура, такая глубокая и деликатная, какъ ни у кого. А я со своей стороны не могъ сдѣлать для нея ничего хорошаго, какъ только стать около нея съ подвѣтренной стороны, чтобы прикрыть отъ холода.

— Давно мы васъ не видали. Не зайдете-ли на дняхъ сыграть намъ что-нибудь? — сказала она.

— Я больше не играю, — отвѣтилъ я.

Она, вѣрно, замѣтила по моему лицу, что у меня есть особыя причины отвѣчать такъ, и потому не разспрашивала меня больше. Зато я замѣтилъ, что она все старается понемножку передвинуться такъ, чтобы стать у меня по другую руку и прикрыть собою отъ вѣтра меня, — я былъ одѣтъ довольно легко. Я, однако, не допустилъ до этого. И теперь еще, пятнадцать лѣтъ спустя, я помню все это! Когда она передвигалась, я въ свою очередь забиралъ все выше въ гору, и мы, такимъ образомъ, все больше и больше отходили отъ сарая.

— Вамъ теперь хорошо живется? — спросила она.

— Да, благодарю. А вамъ?

— Спасибо; день пройдетъ и слава Богу. Время немножко долго тянется; Бенони все занятъ, дома не бываетъ.

Я подумалъ: прежде-то ей, пожалуй, больше хотѣлось, чтобы мужъ не бывалъ дома; теперь, видно, по другому стало. И я порадовался и за нее, и за него, что они зажили дружнѣе. Тогда и подлинно выходитъ: день пройдетъ и слава Богу.

— Бенони съ утра до вечера въ дѣлахъ, — продолжала она. — Прямо скажу: нѣтъ ему равнаго. Я мало понимала это вначалѣ, но теперь вижу. Всѣмъ то онъ нуженъ и всѣмъ помогаетъ.

— Это правда; онъ всѣмъ помогаетъ.

— Только-бы насъ оставили въ покоѣ. На меня часто нападаетъ такой страхъ; дня не проходитъ безъ этого.

— Развѣ опять пришло письмо старухѣ Малене?

— Нѣтъ. Но это все равно. Вѣдь откуда-же пришло первое? Я разсказала обо всемъ Бенони, и онъ обошелся со мною совсѣмъ какъ отецъ. Мнѣ такъ хорошо теперь, какъ только можетъ быть.

Гартвигсенъ крикнулъ людямъ на кораблѣ:- Добро пожаловать! А гдѣ же остальные?

Мы съ Розой стояли высоко на горѣ и слышали отвѣтъ Свена Дозорнаго:

— Яхта, вѣрно, отстала отъ насъ на нѣсколько миль, а шкуна еще не покончила съ нагрузкой, когда мы отплыли.

— Ну, придутъ и тѣ! — сказалъ Гартвигсенъ, кивая намъ. — Никакой бѣды не станется отъ того, что у нихъ съ собой женскій полъ. Это моя безхитростная вѣра. Не стойте тамъ на вѣтру, озябнете! — крикнулъ онъ намъ, повысивъ голосъ.

— Самъ-то не стой тамъ и не мерзни! — откликнулась Роза. — На тебѣ одна куртка, а на мнѣ и пальто и шаль.

Такая заботливость пришлась по душѣ Гартвигсену. Онъ взялъ да еще разстегнулъ куртку и крикнулъ:

— Я-то мерзну? Смотри! — потомъ поднялся къ намъ и сказалъ мнѣ:- Пойдемте лучше къ намъ. Супругѣ моей не годится стоять тутъ на холоду.

— Не угодно-ли застегнуть куртку! — сказала Роза, и сама собственноручно принялась застегивать ему куртку.

Меня словно кольнуло, когда я увидалъ эту нѣжность; милые пальчики такъ усердно бѣгали отъ пуговицы къ пуговицѣ, а Гартвигсенъ стоялъ себѣ счастливый и гордый.

— Не женитесь никогда! — шутливо обратился онъ ко мнѣ. — Покоя не дадутъ. Она воображаетъ, что мнѣ холодно. Ну, ступайте-же оба, а я живо приду.

Я извинился, чувствуя, что лицо у меня вытянулось и окаменѣло.

— Ему, кажется, пора домой, — сказала Роза, видимо желая выручить меня.

— Да, да, — сказалъ я и простился.

Роза спросила на прощанье:- А Эдварда какъ поживаетъ? Кланяйтесь ей!

Три дня спустя, пришла въ гавань яхта, но шкуны все не было, и никто ея не видалъ. Тѣмъ не менѣе, Гартвигсенъ расхаживалъ спокойный и довольный, кивая головой, — опасаться, дескать, нечего!

Въ бухтѣ закипѣла жизнь; лодки сновали взадъ и впередъ, разгружая суда. Отъ пристани же товары перевозили на лошадяхъ. Обѣ Сирилундскія лошадки были заняты, и амбары и кладовыя наполнялись.

Дни шли.

Я началъ понемножку заниматься съ дѣвочками: старшую училъ читать, а младшую только азбукѣ. Впрочемъ, маленькая Тонна сама выучилась отъ старшей сестры узнавать буквы и знала ихъ всѣ по порядку, такъ что мнѣ собственно нечего было дѣлать съ нею. Не играй я съ дѣтьми подолгу, да не будь у меня моего рисованья и живописи, мнѣ бы вовсе пришлось сидѣть безъ дѣла. Разумѣется, я также разсказывалъ дѣтямъ разныя сказки про птичекъ, про куколъ, про деревья въ лѣсу. Нѣкоторыя изъ этихъ сказокъ я придумывалъ самъ. Но, случалось, что дѣти просили меня повторить ихъ, а я не могъ разсказать точь-въ-точь такъ же, какъ въ первый разъ, и дѣвочки съ восторгомъ ловили меня на моихъ неточностяхъ и принимались разсказывать сами. Никогда я не забуду тѣхъ славныхъ незабвенныхъ дней. Чаще всего въ эти часы, посвященные сказкамъ, обѣ дѣвочки сидѣли у меня на колѣняхъ.

Наступила чисто осенняя погода, суровая пора равноденствія; надъ моремъ то и дѣло нависали тучи, разражавшіяся снѣгомъ. Шкуна все не приходила. Гартвигсенъ началъ было пенять на то, что другія суда покинули Фунтусъ въ Бергенѣ; глубокосидящую шкуну съ ея неуклюжей оснасткой, напротивъ, слѣдовало нагрузить первую и отправить раньше хоть на недѣльку. Выяснилось, однако, что другія суда тутъ не причемъ; Маккъ самъ написалъ своему поставщику въ Бергенѣ и велѣлъ Фунтусу дождаться новаго списка нужныхъ товаровъ. Списокъ этотъ ожидался съ слѣдующимъ пароходомъ, но Свенъ Дозорный уже отплывалъ, а списка все еще не было получено. Вотъ Фунтусъ и остался ждать.

Потянулись ненастные дни и темныя ночи. Когда надъ Сирилундомъ раздавался ночью свистокъ почтоваго парохода, казалось, что воетъ какой то звѣрь. Жутко становилось. — Да-а, не весело теперь въ морѣ,- говорили люди. Но Гартвигсенъ все еще не тужилъ о шкунѣ.

— Ровнешенько никакой бѣды нѣтъ, что у нихъ тамъ на суднѣ Брамапутра, — говорилъ онъ. — Просто ихъ задержалъ противный вѣтеръ.

Разъ вечеромъ дулъ сильный вѣтеръ, но небо было совсѣмъ ясное, звѣздное, и я рѣшилъ пройтись къ пристани, опять-таки потому, что съ поворота къ дому Гартвигсена открывался особенно красивый видъ на звѣзды. Молодой мѣсяцъ совсѣмъ не давалъ свѣта, но млечный путь тянулся по небу, словно шлейфъ сверкающей мантіи.

Пока я стоялъ тамъ, Гартвигсенъ увидалъ меня съ своего крыльца и крикнулъ мнѣ, чтобы я зашелъ къ нимъ. Мнѣ стало не по себѣ, что меня накрыли врасплохъ такъ близко отъ дома Гартвигсена, но я все-таки сейчасъ же спустился внизъ на зовъ. Гартвигсенъ былъ веселъ и доволенъ. — Въ такой вечеръ Фунтусъ, должно быть, шибко подвинется впередъ! — сказалъ онъ. — Погода ясная, и вѣтеръ самый что ни-на-есть попутный.

Входя въ сѣни, я услыхалъ шорохъ юбокъ. Вѣрно, Роза укладывается спать, — подумалъ я.

Гартвигсенъ показалъ мнѣ, что хорошаго привезъ ему Свенъ Дозорный изъ Бергена: водолазный костюмъ и еврейскую библію. Ну что онъ былъ за ребенокъ! Просто удивительная смѣсь остраго крестьянскаго ума и простодушія. Онъ показалъ мнѣ водолазный костюмъ, какъ диковинку и сокровище какое, зорко посматривая при этомъ на меня: достаточно ли сильно я пораженъ.

— Не у всякаго-то найдется въ домѣ подобное одѣяніе! — сказалъ онъ. — Взгляните-ка на шлемъ, — просто страсть. Я самъ готовъ испугаться. Пожалуй, вы не повѣрите, что я отважился надѣть его? Но я надѣлъ его въ первый же день, а Свенъ Дозорный накачалъ въ него воздуху.

— Должно быть, въ немъ и повернуться трудно? — спросилъ я.

— Да, въ немъ не запляшешь. Ха-ха! Пойди-ка я плясать въ такой аммуниціи, всѣ бы разбѣжались отъ Гартвича.

Затѣмъ онъ перенесъ вниманіе на еврейскую библію.

— Да, да, водолазная аммуниція и прочее пусть себѣ виситъ тутъ. Скоро у меня, куда ни повернись, будетъ полнымъ-полно всякаго добра. Но что вы скажете насчетъ этой махины?

Библія была подержаная. Гартвигсенъ объяснилъ, что новой нельзя было достать. — Говорятъ, ихъ ужъ больше не печатаютъ, съ тѣхъ поръ еще, какъ печатали у Лютера въ Виттенбергѣ,- сказалъ онъ. — Досадно, что супруга моя уже ушла къ себѣ, а то вы, можетъ быть, почитали бы намъ немножко?

Я прочелъ кое-что, какъ сумѣлъ, а Гартвигсенъ слушалъ и дивился мнѣ. Онъ досталъ изъ шкапа вина и опять пожалѣлъ, что супруга его не могла присутствовать. Я долго сидѣлъ съ нимъ. И мнѣ не было непріятно отсутствіе Розы: мнѣ не приходилось бояться за себя, и все-таки я былъ у нея въ домѣ.