Три сестры - Фёдор Вадимович Летуновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Минут через двадцать нам открылся хороший вид на юго-западный мыс острова. На его склоне гнёздами ласточек зависали стоящие на сваях белые домики какого-то большого отеля, их было очень много, они чем-то напоминали европейский городок где-нибудь на Адриатическом море.
В паре километров от нас пролегала достаточно оживлённая трасса туристических кораблей и паромов, идущих в сторону Чумпона и Сураттани, вот и сейчас сразу несколько судов шли навстречу, приветствуя друг друга протяжными гудками. Мне вдруг подумалось о том, что через три недели я тоже поплыву этой дорогой в столицу Королевства, а оттуда полечу прямиком в апрельский Вавилон, где, я надеюсь, к этому времени уже закончится снег.
– Что, домой захотелось?! – засмеялась Надя, заметив, как я провожаю грустным взглядом один из кораблей.
– А как вы летом здесь живёте? – поинтересовался я.
– Нормально. Здесь апрель и май два самых тяжёлых месяца, летом уже получше, ну а осенью и до января погода действительно скверная, но год на год не приходится. Хотя штормит сильно. Я один раз ехала отсюда на Тао, на корабле, который весь заливало волнами и там блевали все пассажиры, в том числе и я.
Повернув назад, мы заметили, что нас стало сносить течением к острову Тэн, поэтому обратный путь занял у нас в два раза больше времени. Под конец я даже немного устал, но меня успокаивала мысль о том, что Надя отвезёт меня домой на скутере и мне не придётся крутить педали. Здесь у меня бывали дни, когда после заплыва в сочетании с дальней поездкой вечером я чувствовал себя, как после своей музейной работы в авральные сутки беготни перед открытием выставки.
Наконец мы достигли нашего личного пляжа и присели отдохнуть на выступающий из песка горячий валун. Полуденное солнце нагрело нас достаточно быстро – оставаться долго здесь больше не стоило.
– Отвернись и не подглядывай, – приказала Надя, когда мы переодевались, – Или ты надеешься, что я буду, как Вера, сиськи тебе показывать?!
Я смутился, а она неожиданно засмеялась.
– Ты больше меня к ней не ревнуешь? – удивился я.
– Ты быстро восстановился, это видно. Поэтому я тебя и выбрала.
…Дневную жару мы пережидали в кафе над морем, где она попросила улыбчивого тайского официанта, за ухом у которого кокетливо висел бутон цветка, снять нас на память. Для него мы были лишь одной из тысячи пар, прибывающих сюда каждый день, но он искренне обрадовался, деловито принял из моих рук фотоаппарат, велел нам сесть рядом и приникнуть друг к другу. Мы послушно обнялись, и я почувствовал, что от её волос пахнет имбирём, а сердце учащённо бьётся, как у попавшей в человеческие руки птицы. Такой она и осталась на единственной у меня фотографии – солнечная девочка с карими глазами и немного грустной улыбкой человека, наблюдающего изнанку этого мира.
Закат застал нас на вечернем городском рынке. По счастью сегодня там оказался один популярный дядечка, который делает самые вкусные блины и мы отстояли целую очередь, состоящую из тайских детей и фарангов. Я взял блин с бананом и шоколадом, а Надя с сиропом и ананасом. Мы присели на ближайшей пристани, дождались, когда они остынут, а потом угощали ими друг друга, прямо как настоящая влюблённая пара.
С соседнего пирса раздавались звуки ритмичной музыки – это местные жители, в основном молодёжь, под руководством шустрого чувака со свистком занимались тайской разновидностью аэробики. Солнце садилось куда-то за корабельные мачты, а два судна ночных рыбаков, испуская дикие клубы чёрного дыма, по очереди отчалили в открытое море. Причём часть рыбаков ещё продолжала намыливаться и обливаться из вёдер на корме, а по всем палубам висело большое количество одежды – какие-то штаны, рубахи и прочие детали их гардероба.
Порывшись в рюкзаке, Надя извлекла оттуда обмотанную разноцветными нитями проволочную фигурку человека с прикреплённым к его голове колокольчиком.
– Вот, я его сделала специально для тебя, это такая защита. Когда поедешь на Панган, всегда держи его при себе. А лучше положи в карман прямо сейчас и больше не доставай. До тех пор, пока не придёт время позвонить в колокольчик. Ты это поймёшь или почувствуешь.
Я взял его в руки, рассмотрел и убрал именно в тот карман, который лучше всего закрывается.
– Спасибо за подарок. Понимаю, что он очень важный, но это так неожиданно. Я видел подобные вещи в твой посылке.
– Да, они сильные.
Нам не хотелось сразу расставаться, и мы ещё посидели в кафе у дороги на набережной, где интеллигентный парень в очках играл для двух ребят и одной девушки свои песни под электрическую гитару. Эти его друзья были работниками кафе и никаких других посетителей, кроме нас, там не было. Надя переводила мне, и я потом, извинившись, сказал ему, что для настоящего магнетизма ему не хватает страсти, и посоветовал почитать мёртвых европейских поэтов первой половины ХХ века, особенно русских.
А потом она подвезла меня к дому.
– Надя, ты можешь у меня остаться, – сказал я, когда мы обнялись на прощание.
– Хочешь проснуться вместе со мной? – прошептала она.
– Да.
– Я тоже. Но не сейчас. Знаешь, здесь всё происходит очень медленно и немного трагично.
Последняя её фраза словно послужила для меня неким сигналом, вроде тех, что используют гипнотизёры, заложив в человека ключ к действию, впоследствии активизируя его одной кодовой фразой – на самом дне моей памяти заворочались смутные образы, словно неразличимые во тьме глубоководные существа, пребывавшие в вековой спячке и вот теперь чем-то потревоженные.
Я замер, прислушавшись к этой глубине, а Надя быстро поцеловала меня в губы, надела шлем и, развернув скутер, скрылась во тьме кольцевой дороги, которая в этом месте совсем не освещалась.
Вызванное последними Надиными словами наваждение, кажется, закончилось, но я не стал открывать калитку и заходить во двор, а перешёл через дорогу, чтобы немного постоять у моря, разглядывая зелёное свечение за мысом.
Безусловно, я не испытывал к Наде настолько пронзительного чувства, как к её старшей сестре, но здесь ощущалось нечто совсем другое. С ней мне было как-то привычно, будто мы давно знакомы, и спокойно. У себя дома я долго был один, и меня это вполне устраивало, а здесь на южном солнце, я оказался взбудоражен эротической энергией этих мест. Мне не хотелось искать случайных связей, иначе я бы поселился в другой части острова, но желание прижаться к кому-нибудь и обнять преследовало меня постоянно, особенно утром и перед сном, а
