Высшая духовная школа. Проблемы и реформы. Вторая половина XIX в. - Наталья Юрьевна Сухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, в академическом учебном процессе в конце 1850-х – начале 1860-х гг. боролись две тенденции. С одной стороны, предпринимались попытки облегчить проблему многопредметности, систематизировать учебные планы, ввести элементы педагогической подготовки студентов, активизировать научную деятельность членов корпораций. С другой стороны, эти попытки, хотя и не были совершенно бесплодны, не приносили желаемого результата. Локальные изменения учебных планов и учебных программ не решали основных проблем, члены корпораций не могли сосредоточиться на определенном учебном предмете, а, следовательно, не могли совершенствоваться в научном и учебно-методическом отношении. Открывшаяся возможность перехода преподавателей и студентов из духовной системы образования в светскую способствовала критическим оценкам состояния высшей духовной школы, а усилившийся отток кадров, в свою очередь, был симптомом скорого кризиса.
Хотя авторитет академий, как «вертограда наук» духовных, не подвергался сомнению в церковных кругах, недостаточный уровень развития этих наук в конце 1850-х – 1860-х гг. ощущался особенно болезненно. Тем не менее именно в последнее предреформенное десятилетие академиями было начато несколько серьезных и масштабных научных проектов, которые способствовали активизации научных сил академий. Начавшийся в 1857–1858 гг. новый этап перевода Библии на русский язык вызвал интерес к научной работе в области библеистики, дал опыт совместной работы всех академий[316]. В 1857 г. СПбДА, по предложению митрополита Григория (Постникова), был предпринят перевод византийских историков VIII–XV вв., малодоступных для ученых исследований по редкости изданий[317]. Хотя переводы осуществлялись в основном силами преподавателей, были отдельные попытки привлечь к этому процессу лучших знатоков греческого языка из студентов[318]. КазДА, реализуя свое миссионерское направление, переводила богослужебную и катехизическую литературу на инородческие языки: начавшись по практической необходимости, эти переводы открыли перед академической наукой широкий простор для исследований[319].
Конкретные церковные и государственные проблемы, требующие богословского и церковно-исторического анализа, подчеркнули важность наличия в академиях профессоров-специалистов по самым разным вопросам. Примером может служить церковно-историческая экспертиза проблем, связанных с положением в западных губерниях[320].
Но особые научные задачи, которые ставила перед академиями высшая церковная власть, не могли служить единственным «приращением» академической науки. Перспективы самостоятельного научного развития наиболее дальновидные богословы видели в расширении источниковой базы. В конце 1850-х – начале 1860-х гг. активизировалась разработка источников в разных областях богословской науки, изучались и описывались фонды епархиальных и монастырских библиотек, архивов, музеев. КДА старалась направить своих преподавателей, выпускников, а иногда и студентов в археографическую комиссию: практическая работа давала обширный материал для систематизации, проводилось научное описание, с научным комментарием и справочным аппаратом[321]. Но строить на основании этих материалов научные исследования в эти годы удавалось редко. КазДА была передана библиотека Соловецкого монастыря[322]. Профессор МДА А.В. Горский и ее выпускник К.И. Невоструев закончили в 1862 г. научное описание Синодальной библиотеки, начатое еще в 1849 г.[323] Эти работы, помимо самостоятельной ценности, давали направление новым исследованиям[324].
Знамением времени было активное участие преподавателей и выпускников академий в духовной журналистике, как в качестве авторов, так и в качестве издателей[325]. Преподаватели академий получили возможность публикации результатов своих научных изысканий, а также мнений по поводу современных событий, проводимых и разрабатываемых реформ, проблем духовной школы и богословской науки[326]. Издатели – бывшие воспитанники академий – предприняли и публикацию лучших магистерских сочинений, хранящихся в академических архивах[327]. Это вырабатывало новые традиции, ставило вопрос о соответствии богословских работ современным научным требованиям и сравнении их с достижениями в смежных областях науки. Но академические журналы по-прежнему не окупались и не имели возможности поддержать своих авторов[328].
Накануне реформы 1869 г. члены академических корпораций, подводя итоги развития богословской науки за истекшие 60 лет, выделяли ее новые черты: 1) введение исторического метода, 2) усиление критического направления, 3) стремление к более специальному изучению, выражавшееся как в дифференциации учебных курсов, так и в отдельных трудах академических ученых[329]. Все эти черты лишь начали проявляться, не имели ясно выраженного развития, но за ними виделось будущее академической науки.
Одной из главных проблем духовной школы, заявленных в обсуждениях начала 1860-х гг., была проблема преподавательских кадров, обострилась она и в самих академиях. Педагогическая стезя в духовном ведомстве становилась все более тяжелым уделом, общий дух перемен побуждал совершить эти перемены. Местная печать сообщала о массовых случаях ухода преподавателей из семинарий «в священники, а те, которые не хотят в духовное звание, идут в гражданскую службу, в домашние наставники, в литературу, короче сказать, куда только можно»[330]. После обязательной отработки бывшие «академики» в большинстве своем искали работы более живой и перспективной. Число праздных вакансий увеличивалось, но замещать выпускниками академий их становилось все сложнее.
К началу 1860-х гг. отмечался спад желания выпускников семинарий поступать в академии. Хотя в печати приводились чаще материальные причины непопулярности академий, более компетентные круги видели и иные проблемы: семинаристы, способные посвятить себя науке, нередко предпочитали университет академии[331]. Университетский Устав 1863 г., разрешающий поступление в российские университеты выпускникам семинарий 6-го и даже 4-го класса, снизил число волонтеров в академии[332].
Уходили наставники и из академий, хотя здесь ситуация была менее плачевна: несмотря на тяготы, сохранялась верность призванию возделывать и «неблагодарную почву»[333]. Преподаватели пытались догнать науку, иностранные пособия, наскоро переведенные, не переработанные, а иногда и не до конца понятые самим преподавателем, грешили неясностями, смешением разных систем, а порой и неприемлемыми для Православия акцентами[334]. Что-то изменить пытались немногие, хотя ученое подвижничество преданных духовной науке титанов не было туне; большинство же, понимая, что многого сделать личными усилиями нельзя, раньше или позже подчинялись общему ритму, «не выбиваясь из прежней колеи»[335].
В начале 1860-х гг. случаи уходов из академий участились, причем стало возможно поступление в светскую науку: Министерство народного просвещения разработало в начале 1862 г. программу стажировки выпускников и молодых преподавателей университетов за границей, с целью подготовки к профессорским кафедрам[336]. Была предпринята попытка возобновить традицию «заимствования» кадров из духовной школы и использовать в этой кадрово-научной эпопее выпускников духовных академий, уже
