Высшая духовная школа. Проблемы и реформы. Вторая половина XIX в. - Наталья Юрьевна Сухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пробовали ли духовно-академическое руководство и члены корпораций разрешить актуальные проблемы своими силами? Пресса конца 1850-х – начала 1860-х гг., обсуждая проблемы духовной школы, редко касалась собственно академических проблем, а если такие попытки и предпринимались, то недостаточно компетентно. Характерна была в этом отношении статья, помещенная в «Санкт-Петербургских ведомостях» в 1862 г.[301], автор которой сетовал на то, что многие выпускники духовных академий, не имея достаточного общего образования, но лишь специально-богословское, поступают на гражданскую службу. Академические ученые степени, признаваемые наравне с другими учеными степенями, свидетельствовали, по мнению столичного публициста, лишь об учености в узкой области, далекой от полезной государственной и общественной службы. Из этого автор делал неожиданный вывод: следует принимать в духовные академии лишь лиц, обладающих университетской ученой степенью, без этого нельзя ожидать образованных людей из числа выпускников духовных академий. Мнение этого автора, плохо знакомого с системой академического преподавания, противоречило сетованиям духовно-учебных кругов на энциклопедизм академического образования, ущемляющий его специальность. Но, как отмечал профессор КДА В.Ф. Певницкий, ответивший на упомянутую статью 70-страничной апологией[302], малокомпетентный автор затронул две важные проблемы: 1) о составе преподаваемых в академиях наук, широте и уровне образования студентов, 2) о дальнейшей деятельности выпускников академий.
Действительно, вопрос о том, чему и как должно учить в академиях, стал в эти годы главной проблемой в академических кругах, и этот вопрос неразрывно связан с другим – о месте духовных академий в Церкви и обществе, то есть о цели и задачах их деятельности.
Академии представляли собой наиболее благополучную часть духовно-учебной системы: большая часть семинаристов, поступая в академию, как и в прежние годы, испытывали приятное удивление. Архиерейские отчеты о ревизиях академий редко выходили из стандартно-благополучного тона[303]. Но проблемы были, и «ключевое положение» академий в неблагополучной духовно-учебной системе, сложность задач, поставленных перед ними, требовали пристального внимания к обсуждению этих проблем.
Проблема многопредметности к началу 1860-х гг. стала особенно актуальна для академий, не давая ни студентам, ни преподавателям заняться углубленно каким-либо предметом. Университетский устав 1863 г., разрешивший семинаристам поступать в университеты, позволил сравнить две системы образования и заметить методическое несовершенство учебных программ духовной школы, слабость в фактическом содержании и научном отношении. Преподаватели духовных академий, имевшие по два-три предмета, пытались охватить вниманием современные научные сочинения по своим предметам и смежным наукам, но на первом этапе это приводило лишь к компиляции наиболее значимых из них. Научные исследования, вносящие в учебные курсы самостоятельные достижения, являлись результатом личного подвига, вопреки системе[304].
Правления и Конференции духовных академий пытались улучшить положение в рамках действующего Устава внутренними силами: 1) привести многопредметный учебный план в большую гармонию, для нормализации занятий студентов, 2) изменить состав кафедр, предоставляя преподавателям возможность хотя бы относительной специализации. Меняли распределение наук по отделениям, невзирая уже на «философскую» и «богословскую» чистоту. Наиболее мобильна здесь СПбДА, имеющая возможность непосредственного ходатайства ректора и быстрого получения разрешения Святейшего Синода. В 1855 г., при ректорстве епископа Макария (Булгакова), патристика была отнесена к младшему отделению, для освобождения времени для написания курсового сочинения[305]. В 1857–1859 гг. было проведено перераспределение учебного времени в курсе церковной истории: особое внимание в лекциях было уделено новому периоду, как наименее полно освещенному в учебной литературе[306]. В 1861 г., по ходатайству ректора епископа Иоанникия (Руднева), было разрешено вновь провести разделение предметов низшего отделения на две группы: физико-математическую и историческую, а также ввести выбор одного из новых языков. Но ввиду важности для научных занятий знания европейских языков в 1865 г. в СПбДА вновь введено обязательное изучение двух новых языков. В 1862/63 уч. г. в СПбДА была реализована идея митрополита Григория (Постникова), заявленная в записке 1858 г.: студентам было разрешено избирать несколько предметов для специального изучения и заниматься ими особо, под руководством преподавателя. В 1866 г., по предложению ректора епископа Иоанна (Соколова), было перенесено на старший курс и присоединено к догматическому богословию «Введение в богословие»[307].
Для создания условий научного роста преподавателей менялся состав кафедр, старались освободить тех, кто занимался разработкой источников и историческими исследованиями, активно проводимыми с середины 1850-х гг. во всех академиях. Историческим наукам выделялись новые кафедры, за счет «уплотнения» других предметов[308]. Проводились внутренние изменения учебных программ по отдельным предметам, с целью вместить развивающуюся науку в отведенные временные рамки[309]. Эта тенденция в дальнейшем получит свое развитие.
Несмотря на официальное признание перегрузки учебных планов духовных академий, они продолжали расширяться. Так в 1866–1867 гг. в состав изучаемых предметов была включена педагогика: это было следствием введения этого предмета в семинариях[310]. Педагогика имела для академий и самостоятельное значение, но Конференции продолжали скептически относиться к этой науке[311].
Предпринимались и попытки коррекции традиционных методов духовных школ, теперь подвергнутых сомнению. Работа велась по двум направлениям: совершенствование методов изложения предмета и самостоятельной работы студентов. Общая тенденция этих лет – переход к историческому методу изложения богословских наук: догматического и обличительного богословия, гомилетики. Новый метод, предоставляя широкие возможности для исследования, способствовал пробуждению интереса к работе с источниками и сосредоточению интереса на конкретных вопросах. Одна из традиционных особенностей духовного образования – написание большого числа сочинений – у многих преподавателей уже не вызывала доверия: отнимая у студентов все время, сочинения не давали возможности заниматься освоением читаемых курсов, работой с рекомендуемыми источниками и пособиями[312]. В 1859 г. число сочинений было официально сокращено, однако в 1866 г. вновь увеличено. Ректор МДА протоиерей А.В. Горский, видя, как студенты тяготятся традиционными «рассуждениями», предполагал давать научные сочинения или статьи для критического разбора и сравнительного анализа[313]. Но споры шли лишь о количестве и темах традиционных «рассуждений», а не об изменении форм самостоятельной работы студентов и активизации их знаний. Таким образом, принципиального решения вопрос о самостоятельных занятиях студентов так и не получил.
В 1863 г. Синод попытался