Политика России в Центрально-Восточной Европе (первая треть ХХ века): геополитический аспект - Виктор Александрович Зубачевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Осенью 1919 г. польские войска, пользуясь благоприятной для них военно-политической ситуацией в ЦВЕ, вышли далеко за этнические пределы Польши. Однако планы Пилсудского по созданию польско-литовского государства потерпели провал, поэтому демонстрируемая УНР готовность заключить с поляками военно-политический союз подталкивала начальника Польского государства к активизации военных действий на Украине. Вопреки позиции Запада Пилсудский стремился возродить великодержавную Польшу, но большевики, как явствует из декабрьской переписки Чичерина с Иоффе, по-прежнему видели в Польше не субъект международных отношений, а объект политики Антанты[377]. Радек писал: «Польшу подговаривают к аннексии немецкого, украинского, литовского, белорусского населения», насильственно противопоставляя ее Германии и Советской России[378]. На деле Антанта не «подговаривала» Польшу к дальнейшей экспансии, хотя Мархлевский не исключал и возможности наступления «польской армии в близком будущем» – под давлением западных держав – для поддержки А.И. Деникина[379]. На рубеже 1919–1920 гг. руководство Советской России было готово пойти на максимальные территориальные уступки Польше в обмен на мирный договор. В декабре 1919 г. и январе 1920 г. Совнарком РСФСР выступил за возобновление советско-польских переговоров[380], предложив полякам, по словам Ленина, «всю Белоруссию и порядочный кусок Украины»[381].
Эти предложения Польша отвергла, поскольку Пилсудский готовился к захвату Украины после разгрома Деникина большевиками. В материалах канцелярии Пилсудского автор нашел документ, обосновывавший захват земель «между Днестром и Бугом с выходом к Черному морю», «соглашение с Румынией о придании международного статуса Днестру и строительстве в его устье порта, соединенного с Польшей железной дорогой». В этом случае «Польша заняла бы такое положение в отношении восточноевропейских государств, какое сейчас в отношении Польши занимают западноевропейские государства»[382]. Проект превращения Польши в черноморскую державу учитывал непризнание национальными окраинами бывшей Российской империи ни большевиков, ни Деникина и отражал планы пилсудчиков: не случайно письмо оказалось в канцелярии начальника государства.
Пилсудский надеялся на создание третьей России – антибольшевистской, но согласной на новые границы – с помощью национальных движений и савинковцев[383]. Бывший член Русского политического совещания (РПС), координировавшего деятельность антибольшевистских сил на Парижской мирной конференции, Б.В. Савинков писал Деникину в декабре 1919 г.: «К весне <…> нам придется воевать либо против Польши, либо в союзе в ней», поэтому следует признать принцип автономии народностей[384]. В январе 1920 г. Савинков и бывший член РПС Н.В. Чайковский встретились в Варшаве с Пилсудским, который согласился на координацию действий с армией Деникина против большевиков на определенных условиях. Пилсудский предложил помощь в подписании соглашения Белого движения с Украиной, Эстонией, Латвией, Литвой в обмен на проведение плебисцита в спорных областях Литвы и Белоруссии, отказ России от Восточной Галиции, свободный транзит польских товаров в балтийские порты. Из Варшавы Савинков поехал в Париж, где выяснилось, что лишь часть кадетов во главе с бывшими членами РПС Львовым и Маклаковым готова вести переговоры с поляками, а Чайковский направился к Деникину, отказавшемуся подписать договор с Польшей на условиях Пилсудского[385]. Маловероятно, впрочем, что лидеры Белого движения намеревались в случае победы выполнить польские требования, о чем писал Деникину бывший глава правительства при главкоме ВСЮР А.С. Лукомский в марте 1920 г.: «Вы считали, что Вы не можете дать никаких обещаний, которые могли <…> урезать границы государства Российского в пределах 1914 г. <…> в случае окончательной победы над большевиками и воссоединения сильной России, Ваши обещания не имели бы ровно никакого значения»[386].
Орган ППС «Robotnik» комментировал встречу Пилсудского с Чайковским и Савинковым в статье «Неоденикинщина» как попытку вовлечь Польшу в войну в интересах «либерального российского империализма»[387]. Ранее эта же газета писала: «Если мы должны кого-то благодарить за изменения в вопросе о Восточной Галиции, то не Антанту <…>, а Деникина и Колчака за то, что они позволили разбить себя, или большевиков за то, что они их разбили»[388]. В то же время официозная польская печать, отметил в докладе от 11 февраля 1920 г. член Реввоенсовета Западного фронта (ЗФ) Уншлихт, «использует антинемецкое настроение крестьянства и мещанства в пользу борьбы с коммунизмом в Советской России, по отношению к которой нет в массах враждебного настроения. Германия и Россия рисуются в прессе как постоянный антипольский союз <…> пресса старается перенести злобу населения с немцев на Россию»[389]. Разработанный в феврале Варшавой проект предварительных условий мирных переговоров с Москвой, по сообщению от 5 марта польского посланника в Лондоне Е. Сапеги, «английское правительство считает безумием, а в случае их принятия Советами – угрозой войны в будущем»[390]. Британские правящие круги опасались возможной дестабилизации находившейся в процессе становления Версальской системы, выступая за мирное решение польско-советского конфликта. В марте-апреле последовал обмен нотами между Польшей и Советской Россией о возобновлении переговоров, но польская сторона выдвинула неприемлемые для советской стороны условия[391].
В то же время среди большевиков были распространены и ультрареволюционные настроения. Польское бюро пропаганды и агитации при ЦК РКП(б) критиковало воззвание председателя Исполкома Коминтерна Г.Е. Зиновьева «О польском вопросе» от 17 февраля, в котором «автор уверяет, что по сравнению с Юденичем, Колчаком и Деникиным белая Польша – совершенное ничтожество <…> Данные Региструпа <…> говорят иное <…> Зиновьев недооценивает самостоятельную роль польской буржуазно-помещичьей контрреволюции»[392]. Планы советских лидеров содержали элементы революционной геополитики. Узнав о сопротивлении немецких трудящихся капповскому путчу, Ленин телеграфировал члену РВСР Сталину: «Гражданская война в Германии может заставить нас двинуться на Запад на помощь коммунистам»[393]. Польское бюро пропаганды и агитации докладывало ЦК РКП(б): «Заговор Каппа сильно встревожил польскую печать <…> прусские юнкера, мол, в заговоре с “большевиками” и вместе <…> кинутся на бедную Польшу»[394]. Польские газеты сообщали, что уполномоченный НКИД в Германии В.Л. Копп вел до путча с В. Каппом переговоры, но эта информация не доказана[395]. Главное командование Красной армии также разрабатывало штабные варианты стратегического контрнаступления против Польши и требовало готовности к нанесению контрударов по польской армии от командующих Западным (ЗФ) и Юго-Западным фронтами (ЮЗФ), которые и сами стремились к усилению своих фронтов[396]. Однако лишь в апреле политическое и военное руководство Советской России отказалось от надежд на разрешение
