Ясновельможный пан Лев Сапега - Леонид Дроздов

Литва открыто просит у Московии поддержки в переломный момент ее истории. На кону стоит суверенность государства. Станет ли оно абсолютно самостоятельным с номинальным владыкой Федором или его возглавит представитель местных нобилей? Возможно, Литве потребуется военная помощь со стороны Московии. С ответом на этот вопрос прибыл из Москвы Ржевский. В грамоте к панам-раде Федор писал: «Мы у вас государем быть хотим: только нам теперь ехать к вам нельзя, потому что вы себе не одного государя выбрали, и много кто хочет, чтобы мы свою истинную православную христианскую веру покинули, перешли в католичество. А если бог даст вперед, как нам будет время, то мы к вам приедем» [123, с. 218]. Выполняя тайный приказ Андрея Щелкалова, Ржевский на словах пересказал панам-раде: «Только возьмите себе в государи нашего великого князя, будьте под его великокняжеской рукой, а всем руководите сами, в Королевстве Польском и Великом княжестве Литовском, по своим правам и вольностям. А потом государь наш, когда присмотрится к вам и вашу милость к себе познает, а вы государеву милость к себе увидите, то государь приедет к вам короноваться по своей государевой воле, как ему время будет. Короноваться ему по греческому закону, а к римской вере перейти нельзя» [123, с. 218]. Москва продолжала политические игры, византийская дипломатия ее руководителей была направлена на то, чтобы получить оба государства без особых усилий и затрат. Похоже, великий князь московский во всем на господа бога положился. Московитам нужен был только документ об избрании, это максимум, на что они претендовали в данной ситуации.

Ответ московских властей на предложения Криштофа Радзивилла Перуна не мог удовлетворить литовское правительство. На этот раз Ржевский получил решительный отказ. Литвины устали играть в кошки-мышки. Если для поляков элекционный сейм превратился в поле битвы за личное влияние на будущего короля, то литвины преследовали иную цель — защитить свое государство.

Как бы ни развивались события, литвинам было важно, чтобы новый монарх выполнил их волю: вернул отнятые Люблинской унией земли, признал за Литвой Прибалтику (Ливонию) и утвердил новый Статут ВКЛ, которым отменялись статьи унии, отчасти лишавшие Литву самостоятельности [71, с. 363]. После заявления московских послов о том, что «никогда такого не будет, чтобы московский владыка перешел в католичество», Лев Сапега понял: ситуация начинает выходить из-под контроля. Надо срочно выбираться из трясины переговоров, в которую литвинов умело затягивает московская дипломатия.

Нужно рассмотреть других претендентов, которые не принесут вреда белорусско-литовскому государству. Варианты есть, но, к сожалению, выбор невелик. Кандидатура Максимилиана Австрийского совершенно не устраивала литовских панов-раду. Во-первых, он немец по происхождению, во-вторых, за ним тянутся огромные долги. Понятно, что, став во главе государства, Максимилиан в первую очередь будет рассчитываться с кредиторами из государственной казны. Но главный аргумент против избрания австрийца заключался в следующем: всего лишь несколько месяцев назад московский канцлер Андрей Щелкалов обсуждал вместе с венским двором вопрос раздела Речи Посполитой на сферы влияния и присоединения ее территории к своему государству. Таким образом, совпадение интересов московского и венского дворов угрожало существованию Речи Посполитой.

Московские политики нисколько ни скрывали своих истинных планов. Посол Ржевский на последней встрече с Львом Сапегой сказал: «Федор, если не будет избран на трон Речи Посполитой, желает избрания эрцгерцога Максимилиана» [123, с. 215].

Шведский королевич Сигизмунд Ваза тоже не очень соответствовал интересам ВКЛ. Убежденный католик, он не только не был способен на религиозные компромиссы, но и не знал языков тех народов, которыми нужно управлять. В его пользу был только один серьезный аргумент: как наследник, королевич шведский, он со временем мог возглавить оба враждебных Московии государства — конфедеративную Речь Посполитую и Швецию и тем самым продолжить политику Стефана Батория.

Как видим, из двух зол наименьшим был Сигизмунд. Но литовские паны-рада, а среди них воевода виленский Криштоф Радзивилл Перун, троцкий воевода Ян Глебович, литовский падскарбий Федор Скумин-Тышкевич, великий маршалок Николай Радзивилл Сиротка, канцлер великий и виленский каштелян Астафий Волович и подканцлер Лев Сапега, по-прежнему стояли за Федора Московского. Правильнее сказать, за величие и самостоятельность ВКЛ при номинальном государе — Федоре Блаженном. Даже решительно отказав московскому послу, литвины надеялись, что тот пересмотрит свою позицию.

Этот отказ — всего лишь дипломатическая хитрость. Посла Ржевского было приказано везти неспешно, так как военное противостояние между двумя другими, основными противниками могло обернуться чем угодно. Расчет Льва Сапеги и литовских панов-рады был следующий: ВКЛ должно выиграть свою партию, пользуясь противоречиями между австрийской и шведской группировками. Исходя из этого и была построена программа действий литвинов.

Тем временем события принимали неожиданный оборот. Сенсационным стал переход католического первосвященника на сторону коронного канцлера и гетмана Яна Замойского. Промосковская партия, к которой до сих пор принадлежал примас Станислав Карнковский, лишилась сильной поддержки, так как следом за ним под шведские знамена двинулись почти все католические епископы и целая толпа сенаторов. Польский первосвященник ставил то на московского великого князя, то на брата императора и, наконец, разочаровался в обоих кандидатах. Старый опытный интриган, участвовавший в третьих королевских выборах, возможно, предвидел провал и одного и другого и, в конце концов, остановил свой выбор на кандидатуре Сигизмунда (как-никак Замойский обладал реальной властью в Польше).

17 августа примас прилюдно объявил, что выбор австрийской и московской кандидатур невозможен, и он готов объявить королем Сигизмунда. Именно Сигизмунд Ваза 19 августа в лагере Замойского и был выбран и провозглашен королем польским и великим князем литовским.

Литвины 21 августа опротестовали незаконное избрание. Астафий Волович, Ян Глебович и Лев Сапега привезли протест Замойскому. Сторонники Максимилиана последовали примеру литвинов и даже пошли дальше. В лагере Зборовских 22 августа они объявили королем польским и великим князем литовском брата императора. Эту элекцию литвины также не признали. Против «насилия и нарушения прав и вольностей» они выступали вместе со своими единомышленниками из Королевства и 23 августа обратились и к одной и к другой партии с предложением отменить «номинации обоих королей и совершить новую элекцию». Поскольку это предложение было отвергнуто, третий лагерь выступил с протестом, которым выборы Максимилиана и Сигизмунда провозглашались незаконными. Шляхте предлагалось провести уездные сеймики для установления места и времени повторного элекционного сейма. От своего кандидата литвины не отступились [71, с.