Великая война. Верховные главнокомандующие - Юрий Никифорович Данилов

известны исключительные способности названного генерала «втирать в глаза очки», как у нас говорили. Приемы, впрочем, несложны: побольше лести, низкопоклонничества и проявления дешевой преданности «своему Государю». И вот, в тот же вечер – приветствия и торжественный молебен превращены, вопреки указаний Верховного главнокомандующего, в арену неподобающих условиям обстановки речей и пожеланий!

На следующий день, 4 апреля, – посещение нескольких полуразрушенных нашим огнем и неприятельскими взрывами фортов, краткие доклады о событиях и завтрак-обед в прекрасном помещении гарнизонного собрания, на который сквозь прозрачное покрывало неопределенными глазами смотрел из рамы огромного портрета престарелый император Франц-Иосиф. Посещением Перемышля закончилась главнейшая часть императорского путешествия по прекрасной Галичине, так близко напоминающей по своей чудной природе соседнюю Волынь и Подолию! Обратный путь Государь и сопровождавшие его лица совершили до Львова на автомобилях, с краткими остановками для выслушивания встречных приветствий, а от Львова – по железной дороге до Брод, куда прибыли уже поздно вечером. В поезде же был сервирован для ехавших холодный ужин.

А в это самое время, под руководством германского полковника [Х.] фон Секта,[86] искусного начальника штаба генерала Макензена, уже подвозилась и устанавливалась мощная неприятельская артиллерия на реке Дунайце, на пространстве между верхней Вислой и Бескидами, предназначенная с маху снести укрепленную позицию, a вместе с нею и войска нашей численно ослабленной 3-й армии, находившейся под начальством генерала [Р. Д.] Радко-Дмитриева![87]

В период этой подготовки за границей вражеской печатью усиленно муссировалось сведение о том, что Верховный главнокомандующий Великий князь Николай Николаевич серьезно заболел. Сведение это вызвало настолько большую тревогу у наших союзников, что русский министр иностранных дел принужден был, особой телеграммой от 29 апреля, просить нашего посла в Париже опровергнуть это известие, как безусловно ложное, и заверить французское общественное мнение в отличном состояния здоровья Великого князя, пользовавшегося, как это видно из данного факта, огромным доверием и популярностью за границей.

4. Германский контрманевр

«Сегодня с утра ополченские части, занимавшие позицию за правом фланге 3-й армии, отошли под напором противника от реки Дунайца. С ночи начался жесточайший обстрел, a затем и атака противником левого участка 9-го и всего фронта 10-го корпусов», – такой телеграммой начальника штаба Юго-Западного фронта в Ставку начинается печальная хроника нашего отступления из Галичины! Как мы видели, наступательные действия немцев против французов, a затем англичан, не удались в той мере, в которой они были задуманы.

Но в течение протекшего времени многое изменилось в обстановке и на Восточно-германском фронте. Мы успели подтянуть на театр военных действий все наши силы, не исключая даже войск из Владивостока. Мы успели также доказать своими активными действиями, что, ради общего дела, готовы на великие жертвы, и что до тех пор, пока не потушен наступательный порыв наших войск, никакие решительные успехи на Западном фронте неосуществимы.

Этот последний факт вошел в сознание начальника германского полевого штаба, генерала Фалькенхайна – действительного руководителя в тот период войны боевыми действиями германской армии. Его решением, в начале 15-го года, вновь сформированные в Германии корпуса были направлены не на Западный, а Восточный фронт войны, и использованы, как о том уже рассказано в одном из предыдущих моих очерков. Коренного изменения в обстановке эта жертва со стороны германского командования, впрочем, не принесла, и положение на русском фронте оставалось угрожающим. В течение всего марта австрийцы постепенно сдавали на Карпатах и руководители Центрального союза должны были опасаться полного крушения австро-венгерской монархии. При условии нарастания опасности в районе Константинополя (Дарданелльская экспедиция англо-французов) и колеблющихся настроениях в Италии и Румынии, прорыв русских войск в венгерскую равнину мог явиться для центральных держав весьма и весьма грозным фактором в военном отношении. Необходимо было, во что бы то ни стало, предупредить эту ближайшую опасность.

Так думалось в начале апреля в Мезиере и Тешене, в пунктах расположения в то время главных квартир германской и австро-венгерской армий. Генерал Конрад, начальник австро-венгерского Генерального штаба и ближайший сотрудник австрийского главнокомандующего эрцгерцога Фридриха,[88] предпочитал, однако, для поддержания разлагавшегося фронта, частичное вкрапливание в австрийские войска германских частей. При таких условиях не могло возникать вопроса о передаче руководства австрийским фронтом германскому командованию, и таким путем генералу Конраду удавалось оберечь внешний престиж армии и своей страны. Но германское верховное командование вскоре убедилось, что такой способ частичного подпирания не дает положительных результатов и что деятельность прибывающих германских войск как бы растворяется в общем бессилии австрийского фронта. Необходимо было, поэтому, принять решение, которое могло бы в корне изменить положение. Таким решением могло быть только временное перенесение главных действий германцев на восток. Приходилось расстаться с мыслью о нанесении смертельного удара на западе, и, не покончив там с врагами, обратиться против того из противников, который в данный период времени являлся наиболее угрожающим. Этому решению отчасти благоприятствовала и сложившаяся обстановка в том смысле, что, создав на Западном фронте от Северного моря до швейцарской границы почти неодолимую стену укреплений, оплетенных проволокой и усиленных мощной артиллерией, германцы получали возможность безопасной переброски значительных сил на восток.

Но, куда же именно направить этот принципиально решенный удар? Где та больная точка, на которую всего расчетливее нацелить новый германский молот? Надо сказать, что к весне 15-го года наш растянутый фронт, представлявший огромную дугу, обращенную выпуклостью к противнику, имел много слабых мест. Русская армия, как читатель уже знает, была на исходе своих сил. В непрестанных боях на Карпатах она понесла очень крупные потери. Некомплект во многих частях был угрожающий. Катастрофичен был недостаток в предметах вооружения и боевых припасах. При таких условиях, войска могли еще продвигаться вперед, имея своим противником австрийцев, но выдержать серьезный напор более энергичного и настойчивого врага им было едва ли по силам. Лишь победа над австрийцами могла влить в усталую Русскую армию свежие силы, но эту-то победу германское верховное главнокомандование и решило вырвать своим контрударом.

Для германцев, однако, было далеко не все равно, где нанести подготовлявшийся контрудар. Их успех должен был оказать непосредственное влияние на улучшение положения австрийцев. К тому же, на юго-восточном театре Центральных держав, как я уже говорил, зарождались новые политические факторы, развитие которых надлежало по возможности задержать или затруднить. При таких условиях весьма важно было демонстрировать мощь Германии сильным ударом в пределах именно австро-венгерской территории. Вступлением значительных сил на территорию ее союзницы устанавливался, кроме того, и известный контроль над нею, не бесполезный с точки зрения германской политики и стратегии.

«Я уже давно обдумываю, – писал в апреле 1915 г. генерал Фалькенхайн, – сильное наступление из района Горлице в направлении к Саноку». И действительно, успех наступления