Великая война. Верховные главнокомандующие - Юрий Никифорович Данилов

для обороны Тироля и еще три дивизии – для наблюдения за Сербией и Румынией, германское командование облегчило тем самым австрийцам задачу сосредоточения необходимых сил против итальянцев. В результате, с русского фронта было переброшено австрийцами на границу с Италией лишь минимальное количество войск (по некоторым источникам, всего 2 дивизии) и, таким образом, выступление Италии также не дало русскому фронту сколько-нибудь осязательного облегчения.

Трудность изолированной борьбы с соединенными силами германо-австрийцев увеличивалась еще крайне недостаточным развитием в нашем тылу рокадных железнодорожных линий. Подкрепления с Северо-Западного фронта могли прибывать только «малыми пакетами», и немедленно же расходовались генералом Ивановым на подкрепление передовых линий. Попытки организовать контрманевр при таком способе расходования резервов, естественно, не удавались, и вновь прибывшие части быстро сгорали в общем огне пожара, не принося коренного изменения в обстановке.

Наконец, 7 июля, по инициативе генерала Жоффра, в Шантийи был собран междусоюзный военный совет, имевший задачей обсудить меры помощи России. По донесению А. П. Извольского, нашему министру иностранных дел генерал Жоффр, открывая заседание, сказал, приблизительно, следующее:

– В августе и сентябре 1914 г. Русская армия перешла в наступление в Восточной Пруссии и Галичине, чтобы облегчить положение французов и англичан, вооруженные силы которых отступали перед напором почти всей германской армии. Нынешнее положение в России требует таких же действий с нашей стороны. Это необходимо с точки зрения как военной чести Франции и Англии, так и собственных их интересов.

Все присутствовавшие присоединились к словам, выраженным в столь трогательной форме генералом Жоффром, и наш представитель (граф Игнатьев) счел необходимым благодарить собравшихся за намерение предпринять наступление, имеющее целью облегчить наше положение на Восточном фронте. Но действительность оказалась сильнее слов и желаний. Новое англо-французское наступление в Шампани и Артуа началось лишь 25 сентября. Наступление же итальянцев, как я уже сказал, не развилось далее реки Изонцо. При таком положении самостоятельное выдвижение ослабленной и обескровленной сербской армии являлось, конечно, нецелесообразным. Русские армии, предоставленные себе, обречены были на дальнейший отход.

12 июля началось наступление неприятеля и на Наревском фронте. Будь у немцев побольше свободных сил в описываемый период времени, уже тогда могло бы со всей силою выявиться грозное значение восточно-прусского района. Известно, что по вопросу о «направлении» германского наступления из этого района среди немецких военачальников возникли серьезные разногласия. Немецкое командование Восточным фронтом было сторонником глубокого удара на Ковну и развития затем широкой наступательной операции в направлении на Вильну и на Минск. Удар этот, своевременно организованный, мог создать, конечно, очень трудное положение для наших отступавших севернее Полесья армий. Но генерал Фалькенхайн, не сочувствовавший столь широкому размаху, может быть по недостатку сил, и все еще опиравшийся на авторитет императора Вильгельма, ограничил первоначальное наступление из Восточной Пруссии направлением к нижнему Нареву.

Это решение, несомненно, способствовало в значительной мере благополучному выполнению русским командованием очень трудного вытягивания наших войск из польского мешка. В начале августа нами была эвакуирована Варшава, а в последней трети того же месяца – крепость Осовец.

Что же стало с Новогеоргиевском, в котором был оставлен гарнизон в составе до 100 000 человек при огромном количестве орудий? По поводу этой крепости напомню, что в 1910 г., при пересмотре системы инженерной подготовки нашей западно-пограничной полосы, Новогеоргиевск был единственным пунктом на Висле и Нареве, за которым было решено сохранить значение крепости. Главным основанием к такому решению было стремление несколько успокоить общественное мнение нашей союзницы Франции и местного населения, взволновавшихся неправильным освещением вопроса о мерах, принимаемых в связи с новым планом войны, и видевших в упразднении некоторых крепостей доказательство оставления русской Польши, в случае войны, на произвол судьбы. Но независимо от этого мотива, характера скорее политического, Новогеоргиевская крепость могла иметь также некоторое военное значение. Она заключала в себе постоянные мостовые переправы через Вислу и Нарев, удержание которых в первый период войны имело для нас существенное значение.

К сожалению, ко времени открытия военных действий, перестройка устарелых укреплений Новогеоргиевска, требовавшая применения совершенно новых начал, далеко не была закончена и, по расчетам инженеров, бетонные работы были выполнены всего лишь в размере 25–30 %. Совершенно не были подготовлены, например, к обороне промежутки между фортами. Тем более, конечно, тяжела ответственность коменданта и старших начальников, которым в военное время крепость была подчинена и которые не позаботились в течение годичного срока восполнить инженерные недочеты крепости мобилизационными работами!

Что касается артиллерии, то она состояла преимущественно из орудий устарелых типов, но все же среди них имелись и новые орудия – дальнобойные, подвижные и скорострельные. Хуже обстояло дело с боевыми припасами, которые надо было экономить. Постоянного пехотного гарнизона крепость не имела, да по условиям войны и не могла иметь. Трудно было бы удерживать в крепости ее гарнизон в то время, когда впереди в поле шли ответственные операции. Это было бы нарушением одного из основных правил стратегии о разумном сосредоточении всех сил к месту решительного боя. Но все же, надо сказать, что в Новогеоргиевске пехотные части менялись излишне часто и, в конце концов, в состав этого гарнизона, но распоряжению главнокомандующего Северо-Западным фронтом, вошли дивизии очень слабых боевых качеств, из которых две (ополченские) не закончили даже своего формирования. От всех этих дивизий нельзя было, конечно, ожидать проявления высокого воинского духа. Между тем, при технической неготовности крепости, активность гарнизона имеет, конечно, особо существенное значение.

Таковы были элементы, из которых должно было сложиться сопротивление крепости. Мы вправе, однако, поставить рядом и другой вопрос о том, какое влияние имело вообще наличие Новогеоргиевской крепости на сложившуюся в то время стратегическую обстановку данного театра военных действий. Генерал Людендорф по этому поводу говорит, что действия под Новогеоргиевском не оказали непосредственного влияния на общий ход германского наступления. Действия эти были, по его слогам, лишь «отдельным эпизодом в тылу германских армий, которые продолжали продвигаться на восток». И этот взгляд на значение сопротивления Новогеоргиевской крепости являлся глубоко справедливым. Взятие Новогеоргиевска было немцами поручено ближайшим частям их 12-й и 9-й армий, вошедшим в подчинение генерала [Г. фон] Безелера,[93] покорителя Антверпена. В его распоряжение была предоставлена также мощная тяжелая артиллерия до 16 дюймов калибра (австрийские гаубицы), обильно снабженная боевыми припасами. При таких условиях генерал Безелер не сомневался в успехе порученного ему дела и высказывался даже против обложения крепости, требовавшего некоторого времени.

Таким образом, Новогеоргиевская крепость своим сопротивлением могла дать России лишь новую героическую главу для истории ее армии. Но вправе ли были современники ее ожидать, при тех средствах, которые для этого были затрачены? Значение крепостей-точек и весь характер инженерной подготовки территории претерпели в последнее время существенные