Бездомные девяностые. Разговор с великим бомжом. Подлинная история ЦБФ «Ночлежка», рассказанная ее основателем - Валерий Анатольевич Соколов

Я пил в Петербурге и пил в Москве,

Пил в Костроме и в Рязани,

Пил Лагавулин и пил Лафройг,

Закусывал травой и грибами.

…

Я сидел и пил на Гластонбери Тор,

Сам не заметил, как надрался.

Помню, как меня искушал один бес,

Ясно дело, я не поддался.

А что наверху – то и внизу,

А душа – она, как печная тяга.

Куда бы я ни шел, везде вокруг Эдем,

Ведь я беспечный русский бродяга.

Б. Гребенщиков[9]. Я беспечный русский бродяга

Однажды «Ночлежку» посетил лорд-провост Глазго Билл Худ. И совершенно неожиданно в конце 1994‑го раздался звонок из Дома Дружбы – организации, которая была создана еще в советское время, для того чтобы развивать так называемую народную дипломатию с горизонтальными связями под партийным контролем, такое общество интернациональной дружбы. Там сказали, что есть приглашение из Шотландии для меня: приехать в Глазго и Эдинбург, в частности, посмотреть, как построена социальная работа с бездомными в Британии и в Шотландии. Звонила Наталья Елисеева: абсолютно партийная барышня, которая когда-то была секретарем райкома КПСС, а потом, когда вышла на пенсию, ее назначили директором Дома Дружбы.

На встрече мне заявили, что хотели бы, чтобы туда также поехала целая делегация от Петербурга, потому что они предполагают сделать Центральный район Петербурга побратимом либо Глазго, либо Эдинбурга. На самом деле, такие программы ничего не значат, кроме того, что дают возможность чиновникам путешествовать друг к другу в гости «для обмена опытом». В общем, халявный выезд за рубеж – турпоездка за счет государства. Я им говорю, мол, подождите-подождите, приглашают меня… А они бодро отвечают: «А поедем вместе!» И со мной поехали три грации – Елисеева, ее секретарь Маргарита Мудрак и Наталья Веникова, отвечавшая за социалку в Центральном районе, – страшно деловые женщины с партийным налетом на костюмах-двойках. Я все брыкался, чего же вы поедете, если никакого отношения к бездомным не имеете? Остановились на том, что они будут выполнять функцию народного министерства иностранных дел, в отличие от Комитета внешних связей Смольного, который интересовался больше экономикой. Эти же – активнее устанавливали горизонтальные связи между различными организациями.

Я понимал, что никакой это не контроль, а просто лишь желание поехать за границу на халяву. Это, собственно говоря, и подтвердилось, когда они радостно встречались там со своими давними знакомыми, а Елисееву с безумным почтением называли «Мадам Елисеева». Все потому, что в Шотландии, в частности в Глазго, были сильны коммунистические традиции и связи. Еще в годы Блокады Ленинграда шотландские женщины из пригородов Глазго собрали подписи в поддержку жителей осажденного Ленинграда и послали им этот альбом.

В ответ, в 1942‑м, получили ленинградский альбом с приветствиями советских женщин и графикой Бориса Светлицкого и Анны Остроумовой-Лебедевой (кстати, шотландский альбом находится на хранении в Музее истории города, а ленинградский – в Глазго).

Во время подготовки к поездке в Шотландию выяснилось, что некогда сидящая в ушанке и смачно матерившаяся по-русски в сквоте на Васильевском острове, а потом уже работавшая у нас Лиза Хинтон сказала, что хочет вернуться в Англию. За эти годы Лиза прекрасно поняла Петербург – он ей очень понравился, только вот проблема была в том, что Лиза уже была немножко беременна от своего московского мужа, а рожать хотела в Англии – ни в коем случае не в России.

На следующей встрече в Доме Дружбы я сказал, что поеду со своей переводчицей – настоящей британкой. «Не потому, что вам не доверяю, а – не хочу быть привязанным к вам», – красиво расшаркивался. Что Лиза работает с нами давно, хорошо знает терминологию… Горгоны посмотрели на меня с хитростью и сказали: «Ага, наверное, вы как-то связаны личными отношениями». Объяснил, что просто переводчица, которая хочет вернуться в Британию, едет за наш счет. Тут же возник вопрос: «А где она будет жить?» И, не дослушав, грации сделали свои выводы и решили, что со мной.

И через Лондон мы отправились в Глазго. Три чиновницы по-чекистски бдили, не начнем ли мы с Лизой обжиматься по углам, держать друг друга за руку, несмотря на то что Лизин живот уже было видно. И каждое утро, когда мы были в Эдинбурге и в Глазго, за завтраком они нас спрашивали тоненькими голосами: «А как вы спали?» Блин, мы спали отдельно! В общем, советские гарпии подозревали до самого последнего момента, что я поехал в Британию со своей любовницей. Но мы лишь ходили по встречам и всяким организациям и рассказывали о проблемах бездомности в Петербурге. На одной из встреч я говорил о том, что бездомных сажали в тюрьму, а Елисеева не выдержала и произнесла дивную фразу, которая просто убила всех шотландцев, сидящих в зале. «Мы, – говорит, – бездомных в тюрьму не сажали, мы сажали в тюрьму только тех, кто не хотел работать», – интерпретировав иностранцам статью за тунеядство.

Меня водили по местным ночлежкам, и везде меня покоряло одно и то же: с точки зрения социальной защиты у них в основном решены практически все насущные проблемы, за исключением каких-то серьезных медицинских; а все остальное – опционально. При этом удивляло то, что в Европе очень много молодых бездомных, причем многие из них, не связанные институтом прописки, как у нас, спокойно работали на сером рынке труда – и даже там им платили стандартную минимальную ставку почасовой оплаты. А работодатели готовы принять на пусть даже неквалифицированную работу, потому что понимают, что, отработав какое-то количество часов на его бизнес, этот человек не будет ночевать на улице – он пойдет в ночлежку, в нормальные бытовые условия, где примет душ, где у него будет чистое белье…

На дне

Социальный путеводитель по Шотландии

Глазго для Шотландии то же самое, что Петербург для России, он и столица, и не столица одновременно. И поэтому все время идет конкуренция между Глазго и Эдинбургом. В Эдинбурге находится правительство, это центр официальной культуры, но большинство согласно с тем, что Глазго город более духовный. Здесь находится Институт искусства, имеющий высокую репутацию в Великобритании. Его здание построил Рене Макинтош, единственный британский архитектор, работавший в стиле модерн. Этим Глазго очень гордится. Архитектура города довольно забавна, здесь можно увидеть все: от сурового шотландского каменного дома, напоминающего замок, до самого высокого в Европе небоскреба. Пространство города тоже