Бездомные девяностые. Разговор с великим бомжом. Подлинная история ЦБФ «Ночлежка», рассказанная ее основателем - Валерий Анатольевич Соколов

Слѣдовательно, съ этого выпуска мы издаемъ нашъ собственный cнorсшибательный листокъ. Наше изданіе будеть отличаться, конечно, особымъ специфическим запахомъ, но что же дѣлать? Стоить только насъ не трогать, и запаха, конечно, никакого ни будеть. Но ковырять нась ни въ коемъ случаѣ не совѣтуем. Иначе отъ насъ пойдет такой Чертовъ духъ, что даже Айседора Дункань упадоть ровно в десятое летаргическое состояние.

Любопытно, что если мы начали с соцподдержки, то они к этому пришли гораздо позже нас. На Западе любая общественная инициатива, связанная с улучшением жизни бездомных, обречена на успех по одной простой причине, что им не нужно решать задачи первого уровня. Почти все социальные проблемы закрыты там государственной системой, поэтому там есть как частные, так и государственные ночлежки, система магазинов недорогой или бесплатной одежды, дешевых продуктовых и столовых для бедных. Все это широко развито во всех странах, где я был. А у нас же все с ног на голову: пожалуйста, бездомные могут получать приватизационные чеки и голосовать, но, чтобы получить от государства три копейки какого-то несчастного пособия по безработице, нужно жизнь положить. Это всегда поражало больше всего тех, кто приезжал к нам: как, серьезные вещи бездомным доверяют, а своих базовых прав они реализовать не могут?

Единственное, что сделало государство, – включило бездомных в программу страховой медицины, и то со своей выгодой. Где-то в 1993 году, когда мы заканчивали работу с приватизационными чеками, была введена страховая медицина в России. И совершенно неожиданно к нам пришел представитель городской страховой медицинской компании, которая так и называлась «Городская страховая медицинская компания», Христенко и спросил, сколько у нас человек на учете? Я ответил, что мы составили приватизационные списки где-то на 9000 человек, а по карточкам у нас числится больше 17 000. Он очень удивился: «Слушай, они уже у вас не получают, наверное, никакую медицинскую помощь?» Конечно, с больницами проблемы, и «Скорые» выкидывают бездомных или привозят к нам под дверь. «Подготовьте мне справку о том, сколько у вас стоит людей на учете, мы их всех застрахуем». Я думал, какая-то разводка или афера – как он их застрахует, если бездомные не смогут заплатить страховой взнос? Но они каким-то образом начали оформлять страховые полисы и предложили нам писать в наших справках о регистрации, что бездомный застрахован в ГСМК. Таким образом, получилось, что все те бездомные, которые находились у нас на регистрационном учете, автоматически получали прообраз полиса ОМС. Как потом выяснилось, компания просто получала страховые квоты от государства на общее количество зарегистрированных нами бездомных, поэтому-то мы прекрасно сотрудничали. Зато это сняло напряжение с медицинской точки зрения, хотя, конечно же, не касалось всяких плановых операций, ведь ни к какой поликлинике бездомных было не привязать.

9. Чеченская война: грозный калейдоскоп огней

А наутро выпал снег после долгого огня,

Этот снег убил меня – погасил короткий век.

Ю. Шевчук. Мертвый город. Рождество

Новый, 1995 год стал самым жутким в моей жизни. Я отпросился из больницы на новогодние праздники и 31 декабря позвонил Рыбакову домой. Он уже был депутатом Госдумы, поэтому звонил в Москву – на Останкинскую. Катя, жена Рыбакова, сказала, что Юл вместе с Михаилом Михайловичем Молоствовым, ее отцом и тоже депутатом, уехали в Грозный, и с ними уже несколько дней нет связи. Позже выяснилось, что с ними был еще и третий – Валерий Борщов.

Поскольку я тогда был помощником депутата, то бишь Юла, то, встретив Новый год, рванул. Было не страшно – у нас же не было никакой информации. Я хотел поехать сразу в Грозный, но выяснилось, что туда не попасть. Из Москвы можно было добраться только до Минеральных Вод, а оттуда – до Нальчика, там я переночевал в «Доме колхозника» – такой северокавказский хостел: огромная комната, заставленная кроватями. Тогда у меня закралась мысль, что раз в Грозный просто так нельзя прилететь, значит, там что-то неладное. По радио мы знали только о каком-то штурме.

В Нальчике я поговорил с таксистами, которые сказали, что можно ехать только через Ингушетию – через Назрань. Один согласился меня везти. И тут начали встречаться реальные войска, танки, блокпосты… Пару блокпостов я проехал просто по удостоверению помощника депутата, а на третьем нас тормознули: а уже танки на дорогах, все разбито, ничего не понятно – никто же не говорил, что идет война. Вооруженным товарищам-солдатам захотелось посмотреть, что у меня в рюкзаке. Они увидели там фотоаппарат, диктофон, которые им понравились, – и они их захотели.

– С какого перепугу я должен что-то отдавать?

И тут прозвучала очень интересная фраза: мол, сейчас приедет какой-то представитель – все так и так отберет. А там стоят молодые крепкие русские пацаны. И вдруг один выдает: «Отдавай, а то я тебя сейчас пристрелю – и ничего мне за это не будет». Тут-то я понял, что шутки закончились. Кое-как дождались этого «представителя» – человека без всяких знаков отличия, но с белой повязкой на плече – он ничего не отобрал, но заставил водителя отвезти меня выяснять личность в станицу Первомайскую, где базировались Российская армия и антидудаевские пророссийские чеченские формирования. Там тоже спросили, чего хочу. Я начал рассказывать, что сам – помощник депутата и к этому депутату еду. Мне объяснили, что в Грозный никак не попасть. Но кое-как на такси я пробрался дальше. Уже пропускали легко: может быть, сработало то, что представитель сказал, что какой-то там помощник едет. Так или иначе, но я оказался в резиденции Аушева, в Назрани – администрации Ингушской республики.

Там я встретил московского правозащитника Виктора Попкова. Я спросил: «Витя, что происходит?» Он рассказал, что вообще нет связи. В общем, он меня устроил на какую-то квартиру: «Утром поедем в Грозный…»

С утра мы пошли в администрацию, где меня больше всего поразил охранник Аушева – огромного роста, со «стечкиным» на поясе… Утром в Назрани был сформирован небольшой конвой – две или три машины с хлебом, – и мы с Попковым погрузились в одну из них и поехали в Грозный, на площадь Минутка. А там ужас: постоянно какие-то разрывы снарядов, все стреляет, летает, люди прячутся в подземном переходе. Неожиданно я встретил журналиста Петербургского телевидения Андрея Туманова, который удивился, а чего это я здесь?

– Вот, депутатов ищу…

– Так я сам их ищу. – Андрей по своим профессиональным качествам был настоящим сталкером. – Ну, пойдем пробираться будем в Реском (здание Республиканского комитета), там должны