Глубокая печаль - Син Кёнсук

когда я сжимаю руку, ее милое спокойное лицо не может затмить лица Хёсон».

С какого-то времени Ван понял, что отношение Хёсон к нему стало особым, но это была лишь догадка, в действительности это никак не выражалось на деле. Один-единственный раз, когда вместе собрались старшие и младшие коллеги, Хёсон неожиданно перед всеми заявила Вану: «Знаешь, а ты так свежо выглядишь!» На какое-то время этот случай стал предметом для обсуждения. В компании стали говорить, что Хёсон положила глаз на Вана. Но дело не пошло дальше. Ни после того, как Ван окончил школу, ни после того, как поступил на работу к ней и проработал у нее около года – вплоть до того момента, когда подал заявление об увольнении, – Хёсон не выказывала по отношению к нему каких-либо других чувств, только деловые отношения между начальником и подчиненным. А он? Его лишь поражали слухи, ходящие о Хёсон.

Согласно многочисленным сплетням, которые долетали до Вана, Хёсон, дочь зажиточных родителей, имела немало знакомств и не просто с кем-либо, а со знаменитостями, но в итоге она первая ото всех отворачивалась.

Когда Ван оказался безработным, Хёсон спросила, нет ли у него желания вместе с ней управлять ее агентством. Не ожидая такого поворота событий, Ван задумался: с чего вдруг Хёсон, обеспеченная и самоуверенная, заинтересовалась его персоной.

– Все у тебя хорошо? – заметив, что Ван находится сейчас где-то далеко от нее, хотя и продолжает сжимать ее руку, наконец-то заговорила Ынсо. – Ты слышишь меня?

– Особенных проблем нет.

«Да, именно так. Особенных проблем нет», – подумал Ван и выпустил руку Ынсо.

Хёсон назвала свою компанию «Солнце и луна» – именно так, как придумал Ван. Приняла на работу двух служащих – дизайнера и редактора, прибавив:

– Хотя сначала и не будет ничего особенного, ты должен будешь придать нашей компании соответствующий вид. Занимайся не только редактированием, но и изданием книг и рекламой. Я знаю, что ты хотел заниматься такого рода работой. А капитал предоставлю я – сколько захочешь.

Хёсон не торопила события. Только отношения старшего к младшему переросли в отношения начальницы к подчиненному. Она не торопила события, только иногда говорила об Ынсо: «Что может дать тебе эта женщина? Она не подходит тебе».

Вана и Ынсо обогнала приятная на вид пара. Женщина что-то все время шептала мужчине на ухо. Время от времени они тихо смеялись, и женщина продолжала тихо рассказывать своему спутнику:

– Знаешь, почему скала Санса так называется? Один старик полюбил молодую девушку.

– Он что, не принимал в расчет разницу в возрасте?

– Хо-хо! Да разве любовь разбирается?

Ынсо заметила, как женщина похлопала по спине мужчину, а он сразу же положил на ее плечо руку и спросил:

– И что же было дальше?

– Старик очень страдал из-за этого и под конец повесился на дереве.

– Фу ты, какая ерунда.

– Ерунда, говоришь? Повеситься на дереве – ерунда?!

– А зачем умирать? Если уж начал любить, надо жить!

– Так или иначе, на месте его смерти выросла скала. С того времени девушка потеряла сон и все слабела и слабела. Мучаясь от неразделенной любви, дух старика в виде змея тоски – чтобы разделить с ней ложе – посещал девушку каждую ночь. И вот однажды девушка пошла на то место и взобралась на ту самую скалу: «Раз уж возраст помешал любви осуществиться, я стану вечной, никогда не стареющей скалой и прекращу это страдание!» – сказав так, девушка сбросилась со скалы. После этого рядом со скалой старика выросла еще одна скала.

– Настоящая чепуха!

– Да нет же! Говорят, что эти скалы охраняют всех влюбленных. Так и мы с тобой пойдем и перед ними поклянемся в нашей любви.

Мужчина еще сильнее обнял женщину за плечи:

– Да ты только подумай, кто может защитить любовь, если не сами влюбленные?

– Все равно пойдем и поклянемся.

– Ну, как хочешь.

Ынсо посмотрела на Вана. Видимо, он тоже слушал рассказ женщины – когда Ынсо посмотрела на него, он усмехнулся. «Клятва». Слова, произнесенные женщиной, отозвались в Ынсо эхом: «Ван тоже когда-то клялся мне. Говорил, что хочет жить только для меня. Как приятно, когда есть человек, который хочет жить ради тебя. Как огромно было значение тех слов, так огромно, что они оставили глубокий след в моей душе и навсегда врезались в память».

Поднявшись на скалу Санса, они увидели, что склоны обеих скал были уставлены свечами. Казалось, что скалы горят. Ван попросил подождать его на этом месте и начал удаляться ровно настолько, сколько делал снимков.

«И здесь столько людей, ищущих настоящей любви».

Ынсо тихонько присела на выступ скалы и в задумчивости стала наблюдать за подрагивающим пламенем свечей.

Они встретили ночь у обсерватории Чхомсондэ. День выдался ясным, и ночное небо было густо усыпано сверкающими звездами. Они оба сидели на траве, созерцая башню Чхомсондэ.

Ван сразу, как дошел до нее, устало уселся на траву и как будто вовсе не собирался вставать, словно давно искал это место. Он продолжал сидеть, казалось, что он хотел начать какой-то разговор, – доставал и доставал сигареты, курил и тушил их об землю, и это было все, что он мог делать.

Сначала Ынсо в одиночестве обошла башню, осмотрев все вокруг и ожидая, что Ван что-нибудь скажет, начала кидать камушки, но это надоело, она села около Вана и стала смотреть, как зажигаются звезды.

Прямо над башней Чхомсондэ сверкала и смотрела на них одинокая звезда. Может быть, тысячу лет назад кто-то тоже сидел на этом же месте и наблюдал за этой звездой, а если это и так, о чем же он мог думать, видя ее сверкание?

Звезда сияла невинным светом, а башня обсерватории почудилась Ынсо голодным зверем – люди входили в нее, и от них не оставалось и следа.

Ынсо поежилась. Ей показалось, что Чхомсондэ гигантскими шагами вот-вот настигнет и поглотит ее и Вана. Вокруг было так тихо, что было прекрасно слышно, как шелестят травинки от ветра. Каждый раз, когда Ынсо что-то воображала, то начинала бояться. Погруженная в свои мысли, она уткнулась лицом в грудь все еще недоступного Вана.

– Мне страшно.

Ван очнулся от прикосновения – Ынсо пыталась спрятаться у него на груди – и положил руку ей на голову.

– А чего ты боишься?

– Всего.

На глазах Ынсо выступили слезы: «Просто страшно. Страшит все то, что было раньше. Страшусь самой себя, потому что без памяти влюбилась в тебя. Боюсь вон той звезды, детства, которое надо помнить, и одиночества, которое наполняет меня, даже когда нахожусь рядом с тобой. Когда ты сидишь