Pasta per amore, или Макароны для Любы - Изольда Рыбкина

— хлопает меня по плечу сияющий Чацкий. От него я не ожидал, что тоже подключится к насмешке философа. — Поздравляю!

— С чем? С незаслуженной оценкой? Сто лет мне не приснилась эта пятерка!

— Подожди, ты что, не рад? — удивленно пялится друг. — И почему незаслуженной?

— А чему мне радоваться? Наверняка, это он ради Любы мне завысил, да еще и чтобы перед другими студентами пристыдить.

— Дружище, я тебя не узнаю, — странно лыбится Чацкий, — в первый раз слышу, что ты паришься по поводу оценки, да еще и не рад тому, что она — «отлично»! Ты не заболел?

— Мне просто не нужны его подачки! Видел же, как он через губу со мной общается⁈

— Ну, тебе-то совсем скоро вовсе не придётся с ним общаться, — загадочно подмигивает, а я не пойму, к чему он клонит. — Ну, как же, ты ведь с Любой расстаться собирался сразу после защиты проекта. Или уже передумал?

— Нет… не передумал… — я совершенно забыл за последний месяц, что с Любой мы встречаемся временно, да скрывать её от друзей, действительно становится всё более проблематично. Вот такой парадокс: то, что нужно скрываться, помнил, а про цель конспирации — полностью забыл.

— А что тогда с лицом? — не отстаёт Чацкий. — Ты ведь не любимую собаку хоронишь, а всего лишь с девчонкой расстаёшься.

— Ты совсем дебил? — рявкаю на него, не стесняясь других студентов, еще не успевших покинуть аудиторию. — Свою Нику будешь с собакой сравнивать, понял⁈

— Воу, воу, не кипятись, — друг поднимает руки ладонями вверх в примирительном жесте. — Не думал, что тебя так заденет обычная шутка. Уж не влюбился ли ты, дружище?

— Как бы тебе так помягче ответить? Иди ты на хрен!

— Кажется, будто это не слишком мягко, — усмехается Чацкий.

— Тебе не кажется.

* * *

Весеннее солнце уже стремится спрятаться, оставив нас в прохладе старого парка, но я подготовился к этой природной «подставе»: взял с собой джинсовку, чтобы Любочка не замерзла и не простудилась. Здесь, в тихом уголке, я организовал «наше место». Не то, чтобы пришлось специально что-то обустраивать — просто здесь находится сломанная скамейка, у которой очень неудачно отвалилась перекладина, ровно посередине, и, видимо, по этой причине, тут редко можно встретить даже просто прохожих — на лавочку даже не присесть. Мы же как-то во время прогулки искаи укромный уголок, где можно было поцеловаться без лишних глаз, и случайно наткнулись на эту самую перекладину, валявшуюся чуть поодаль, и поставив её на место, вполне комфортно могли побыть здесь наедине. С тех пор, несколько раз в неделю в течение последнего месяца я приводил Любу сюда. А чтобы обеспечить нам свободную скамью, я тщательно припрятывал недостающий фрагмент лавки между стеной старого кинотеатра и забором соседнего здания.

Люба сидит у меня на коленях и слушает мой быстрый рассказ о том, как прошла защита проекта у её достопочтенного прародителя. Я не стал скрывать от неё, что у меня есть большие сомнения по поводу честности поставленной мне оценки, однако Люба уверяла, что дед у неё — воплощение честности, порядочности и т.д. и т.п., короче, святой старец, не меньше, и если он поставил отличную оценку, значит, я её действительно заслужил.

Я люблю слушать Любу, её голосок словно тихая музыка ласкает слух и успокаивает. Но еще больше мне нравится смотреть на неё — когда она увлеченно о чём-то говорит, её мимика неподражаема. Однако долго смотреть на неё — невыносимо. Я не могу сдержаться — весь день мечтал об этом — и целую её.

— Марио, — шепчет Люба, прерывая наш поцелуй. Я не хочу отрываться от неё, и вижу, как растягиваются в улыбке её мягкие алые губы. Ей тоже нравится со мной целоваться. Сейчас она сдастся и снова обхватит мою шею ладонями и тонкие пальчики пробегутся по затылку, вызывая волну мурашек по всему телу.

Я очень её хочу. Она наверняка догадывается, но этой темы мы коснулись лишь однажды. Как-то после затянувшихся поцелуев Люба отстранилась и, переведя дыхание, очень серьёзно сказала:

— Марио, я хочу тебя сразу предупредить: дальше поцелуев у нас с тобой не зайдёт.

Не могу сказать, что я на тот момент как-то особенно критично воспринял эту фразу, скорее выдал первую реакцию, спросив, почему.

— В моей семье так не принято. И это мой принцип тоже.

Я попытался было начать приводить аргументы в пользу того, что такие взгляды давно ушли в прошлое и интимные отношения между людьми не являются чем-то сверхъестественным, но увидел в серых глазах такое отчуждение, что мне пришлось заткнуться, ибо под угрозой было даже моё пребывание рядом с девушкой.

И вот сейчас я понимаю, что мой организм каждой клеточкой отзывается на прикосновения Любы, но абсолютно уверен в том, что не предприниму ни единого действия, способного хоть отдаленно напугать её намеком на «продолжение».

Почему? Да я и сам не знаю. Просто знаю, что не хочу её расстраивать. Не хочу, чтобы она смотрела на меня каким-то другим взглядом кроме того, каким смотрит сейчас.

— Марио, — всё же Люба, видимо, настроена сказать что-то важное, раз вторично от меня отстраняется. — Подожди, — обхватывает моё лицо руками и фиксирует взглядом. — Какие у тебя планы на субботу?

— Не знаю, — я тону в её сияющих глазах и отвечаю, кажется, невпопад…

— Моя двоюродная сестра в субботу выходит замуж…

— Круто! Поздравляю! — если это вся информация, то к чему отвлекаться. Я снова тянусь к губам Любы, но утыкаюсь в щёку.

— Ты не хочешь пойти со мной?

— Я? — знаю, тупой вопрос, но больше в голову ничего не пришло. — Зачем? — наверное, этот вопрос звучит не умнее…

— Ну, не знаю… Поесть, потанцевать…

Дебильнейшая ситуация. И ведь из неё нужно как-то вылезать…

— Честно говоря, я не большой любитель таких мероприятий, — говорю это и вижу, как тухнут огоньки в серых глазах. Понимаю, что должен сейчас сказать что-то типа «но если ты хочешь, то я готов», и это было бы правильно, Люба этого от меня и ждёт. Но я упорно молчу.

— Ну ладно, — Люба улыбается, но это та улыбка, которая хуже пощечины. — Может пойдём тогда, — она отворачивается, и я понимаю, что этим