Pasta per amore, или Макароны для Любы - Изольда Рыбкина

собирался списываю его на Любин парфюм — когда она наклонялась, чтобы записать от руки какую-то мысль в блокнот, я как сумасшедший украдкой втягивал запах её волос, — но потом вспомнил, что у девушки аллергия на отдушки и она не пользуется духами. Почему же меня так ведёт от её запаха?

— Марио, как думаешь, стоит ли немного отойти от темы и уделить внимание…

Поцелуям… Конечно стоит! Лучше прямо сейчас — нет у меня больше сил терпеть…

— Почему ты так смотришь? — Люба испуганно округляет глаза, и я понимаю, что выгляжу сейчас как маньяк, который наметил себе жертву. — В принципе, я тоже считаю, что десяти пунктов будет вполне достаточно для доказательства гипотезы. Одиннадцать — уже перебор. Пусть будет круглое число.

— Да, круглые числа мне нравятся, — нужно срочно отвлечься, иначе Люба от меня сбежит. — Я вообще люблю числа.

— Увлекаешься нумерологией? — нет, мне не показалось, девушка сказала это с насмешкой.

— Да, — говорю серьёзно, пытаясь при этом не выглядеть обиженным ребёнком. — А ты не замечала разве, что тебя в жизни сопровождают определенные числа?

— Ты серьёзно сейчас? — Люба не верит, и говорит как со мной как с идиотом. Зря я сказал начал эту тему…

— Проехали, — и с чего я мог подумать, что ей это будет интересно? Об этом моём увлечении знают только близкие люди, зачем я только решил посвятить в него Любу? — Я так понимаю, мы будем искать информацию по этому плану, — я переключаюсь на тетрадку, в которую она записывала тезисы будущего проекта, чтобы замять тему, но Люба зачем-то не даёт этого сделать.

— Подожди, ты, правда, веришь в магию чисел? Марио, прости, я не хотела обидеть тебя, просто я этой темой никогда не интересовалась и считала, что это может быть скорее шуткой. Неужели ты всерьёз считаешь, что числа что-то решают в нашей жизни?

— Сама посуди: я родился двадцатого октября две тысячи второго года. Какую видишь закономерность? — я распаляюсь, потому что зачем-то хочу убедить Любу в том, что для меня важно.

— 20.10.02? — чуть подумав всё же замечает.

— Разве это случайность?

— Я тебя не понимаю…

— Смотри: я родился двадцатого числа. Десятого месяца. У меня в жизни всё завязано на этих числах.

— Каких? Двадцать и десять?

— Да, нет же! Ну то есть и на них тоже, но я имею ввиду все числа, куда входят цифры один, два и ноль. Двадцать, двести, тысяча и так далее.

— Марио, но ты же ведь понимаешь, что этот счет месяцам и даже дням — это условность? Даже сейчас у сохранились древние календари в некоторых культурах и там совершенно другое летоисчисление, не говоря уже о месяцах и тем более — днях.

— Хорошо, а как тогда ты объяснишь то, что мои родители поженились двенадцатого числа, первого февраля я стал солистом группы, на моей форме в обеих институтских командах стоит номер два? Да я даже экзамены сдаю успешно, если они приходятся на даты, в которых есть эти цифры!

— Может, это просто иллюзорная корреляция?

— Ага, ты еще скажи: «эффект Розенталя»!

— Тогда уж — Пигмалиона! — мы смеёмся вместе с Любой, понимая, что пары по психологии на втором курсе мы посещали не зря.

— Лекции Аниты Павловны были бесподобны! Я ни одну не пропустил, — вспоминаю эпатажную психологичку с длинными волосами, достающими у неё до голени, которые она почти никогда не убирала в какую-либо прическу, а «подметала» ими парты, оставляя как дар с барского плеча, на плечах своих студентов.

— Серьёзно⁈ Ты меня удивляешь сегодня, — Люба действительно смотрит на меня по-новому — будто пытается увидеть что-то, чего раньше не замечала.

— Ты думала, я всегда так забивал на учёбу? — девушка не отвечает, но по взгляду я вижу ответ, поэтому продолжаю. — Я первые два года получал повышенную стипендию.

— Ничего себе! Был круглым отличником? — она не спрашивает, просто выражает таким образом крайнее удивление. — Но что произошло? Почему ты к концу пятого курса в списках на отчисление?

— В середине третьего курса меня пригласили в группу. У нас начались многочисленные репетиции, выступления. По учёбе я сразу же скатился вниз.

— Подожди, а как же твоя теория? Ты сказал, что день, когда стал солистом «Грибоедофф» был счастливым. Почему же тогда он принёс тебе столько проблем?

— Ты рассуждаешь со своей стороны. Я же вижу ситуацию иначе: день, когда я стал частью группы, изменил мою жизнь. Расставил приоритеты, если можно так сказать. Я понял, что мне интереснее заниматься музыкой, творчеством, а не журналистикой. Какой смысл мне был отлично учиться, если я не видел и по сей день не вижу себя в этой профессии?

Люба молчит, но смотрит на меня восхищенно. Её серые глаза горят каким-то манящим огнём. Мгновение — она переводит свой взгляд на мои губы.

Дальнейшие намеки излишни.

Я подаюсь к ней и, обняв одной рукой её за тонкую шею сзади, медленно тянусь к губам. Я боюсь, что она не позволит себя поцеловать и в последний момент оттолкнёт, но Люба не оказывает сопротивления, а когда я вижу, что она прикрыла глаза, начинаю делать то, чего мне так давно и отчаянно хотелось — целую её. Сначала нежно, затем, когда Люба начинает мне отвечать, более страстно. Процесс настолько захватывает и распаляет все чувства, что я в какой-то момент перестаю себя контролировать, и только толчки в грудь и мычание девушки возвращают меня к реальности.

— Марио, хватит, перестань, — Люба говорит испуганно и я, словно просыпаясь от сна, замечаю, что творю.

Одна моя рука находится у девушки под футболкой, не добравшись, однако, до самых манящих мест. Вторая — вовсю исследует ягодицы, хотя я помню, что изначально собирался потрогать только коленки, которые мне понравились с первого нашего знакомства.

— Прости, пожалуйста, — теперь уже испуганным тоном говорю я, — Сам не понял, как это получилось.

— Мне пора уже, — Люба подскакивает с места, как только я ослабляю хватку, и начинает складывать свои вещи в сумочку, при этом избегая смотреть на меня.

— Любочка, прости меня, — я не знаю, как вырвалось у меня так к ней обратиться, но после всего произошедшего язык сам назвал это имя.

Я подхожу к