Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота - Андрей Юрьевич Андреев

записку примерно такую, какую Вам представил, но без всех тех истин, какие разозлить способны (хладнокровно!), а равно и без главного предложения, касающегося способа исполнения. Я подкован отменно. Если после заседания потребуете Вы сначала результат его у министра, а также мою записку и тот мой план, который Вы уже почти два года назад в Правление послали, будете располагать всем, что необходимо для составления окончательного указа, и все формальности соблюдены будут.

Вы меня от неприятностей хотите уберечь, позвольте же мне Вас не ссорить лишний раз с особами, в коих Вы нуждаетесь. Клингер мне сказал вчера вечером, что участвовал в сцене весьма неприятной в связи с представлениями, Вам поданными касательно Митавской гимназии. Эти господа в большинстве своем правил придерживаться не умеют и на уступки идут, кто бы их ни попросил[467]. Пришлось три года с этой гимназией и дворянством курляндским вести открытую войну, чтобы наконец заведение это целям своим отвечать начало. Прежде было оно гермафродитом, управляемым в духе филантропическом, и учили там всему на свете, в надежде за три года из юношей то сделать, что мы с трудом сделать можем за девять лет обучения в уездных училищах, гимназиях и университете. Всеми правдами и неправдами старались переустройству этой гимназии помешать и уклониться от исполнения особого Вашего рескрипта, на сей счет изданного. Предложение дворянства больше денег выделить на содержание этой гимназии только ради того сделано, чтобы прежний беспорядок восстановить, а в конце концов добиться права не посылать курляндцев в Дерпт. Если сии дворяне в самом деле патриоты, пусть употребят предложенную годовую сумму для улучшения участи школьных учителей и наймут для них квартиры, которые казна нанять не может, или квартирные деньги выдадут. Таким образом наверняка получат наилучших учителей во всей Империи, а то и в Европе. Единственное, чего требовать могут, это чтобы прежний их устав отменен был Вашим особливым указом, а не только распоряжением Главного правления[468]. Если желаете Вы подробности этого дела узнать, готов их Вам предоставить. Пока еще их помню превосходно. Может их Вам и Клингер сообщить.

Позвольте мне Вам о деле Зонтага напомнить и о патентах для профессоров – это вещи менее важные, и великие дела их с легкостью заслоняют.

Добрый день, мой Возлюбленный! Последний вечер, который Вы мне даровали, меня намного счастливее сделал.

Ваш Паррот

108. Г. Ф. Паррот – Александру I

[Санкт-Петербург], 27 января 1807 г.

Государь!

Когда Вы со мной об эстонской газете, в Дерпте печатаемой, заговорили[469], мог я Вам только за намерения редактора отвечать, поскольку ни я, ни профессора университетские о ее содержании судить не могли, ибо мы эстонского языка не знаем; цензуру газеты вверили мы первому пастору дерптскому[470], который вообще должен лучше знать, о чем с крестьянином из окрестностей Дерпта говорить следует. Нынче получил я официальный перевод всех статей из этой газеты, которые политическими называются, и, прочтя все присланное, возмущен был подлым поступком г-на Пистолькорса, легкостью, с какою граф Кочубей, дела всерьез не рассмотрев, в мнении своем, адресованном нашему министру, подозревает Университет в дурных намерениях, и невозмутимостью, с какою наш министр все это снес, не спросив объяснения у Дерптского университета. Газета эта содержит по преимуществу множество полезных для крестьян советов по части экономической и моральной, примеры патриотизма и добрых дел вообще, а вдобавок в каждом номере помещается короткая заметка о событиях политических. Об Аустерлицком сражении только в первом номере говорится, и каким образом? Вот точная цитата: «В прошлом году под Рождество состоялось большое сражение между русскими и французами возле Аустерлица, города в Германии». А затем, не говоря ни слова о последствиях, не сообщая, кто это сражение проиграл, а кто выиграл, приводит автор заметки несколько примеров храбрости русских: прапорщика, который собственное знамя вокруг тела обмотал; юного сына Буксгёвдена, который отца в самых опасных местах сопровождал. Вообще единственное место, где говорится о России как о державе воюющей, – то, где рассказано об успехе русских в Персии и предательстве <турок>, которое Цицианову жизни стоило[471]. Все прочие статьи о войне касаются других держав и союзников наших представляют в выгодном свете. Ни полслова в похвалу французам. Англичане всегда французов на море побеждают, а французы всегда изображены как пираты, которые захватывают или топят беззащитные суда торговые.

Государь, когда бы государство газетчика наняло, чтобы крестьян просвещать в согласии с интересами России, чтобы готовить сочинения и проповеди, которые пасторы должны по приказанию Вашему среди крестьян распространять, нельзя было бы лучший выбор сделать. Говорят, что незачем крестьянину знать о том, что его напрямую не касается. Будь даже это правило верным, и тогда не следовало бы всю газету целиком запрещать, а запрет наложить только на статьи политические. Но верно ли правило? Уже сказал я Вам и берусь это любыми способами доказать, что крестьяне о событиях политических представление имеют, узнавая их от дворни, иначе говоря, самой развращенной части крестьянства. Уже по одной этой причине следовало бы непременно его просвещать, чтобы ложные идеи истребить. Но случаются и такие критические моменты, когда всю нацию приходится на помощь призвать. Если крестьянин ложными сведениями пробавляется, если не имеет прочной опоры, чтобы умом оценить правильно, о чем его просят, то воззвание, к нему внезапно обращенное, желаемого действия не окажет; картина, правительством нарисованная, доверия не вызовет, ведь она с ложными идеями, у крестьянина имеющимися, не совпадет.

Позвольте от этих частных замечаний перейти к общим соображениям касательно цензуры. Ваш Паррот Вам солгать не может. Сердце Ваше и опытность тому порукой.

Издали Вы устав о цензуре самый прекрасный, самый человеколюбивый, самый разумный из всех, какие когда-либо существовали[472]. Объявили в этом уставе, что цензура обязана развитию литературы и подлинной свободе идей не препятствовать, а покровительствовать; что строки с двойным смыслом истолковывать следует в пользу автора, что можно о действиях правительства писать и их судить, если делается это скромно и с заботой об общественном благе. Правила же, какими цензоры на деле руководствуются, Вашим – тем, о каких Вы России и Европе объявили, – полностью противоположны. Газету Гейдеке в Москве закрыли, а на автора гонения обрушились[473] из-за глупостей, которые я и сам не одобряю, но которые достаточно было запретить, когда бы истинная цель не в том состояла, чтобы заставить замолчать газету, которая обличала справедливо – и в соответствии с уставом о цензуре – ужасные злоупотребления администрации. Запрещают эстонскую газету,