"Вельяминовы" Книги 1-7. Компиляция (СИ) - Шульман Нелли

— Вдова с детьми — что может быть прекрасней, — задумчиво протянул муж и они оба не выдержали — расхохотались.

— А Лизу ты не хочешь взять? — спросила Марфа, когда женщины сидели в гостиной дома Кроу. Погода стояла отличная, теплая для октября, и в раскрытые ставни доносились крики играющих на церковном дворе детей.

— Лиза говорит уже давно, и вон как бойко, — Вероника задумалась. «Все же ей три с половиной уже, еще ляпнет что-то, она же ребенок, не уследишь».

— Я не потому, что мне двойняшек жалко отдавать, — Марта улыбнулась, — а потому, что ты с ними намучаешься, все же с одним легче. Хотя, с другой стороны, — она задумалась, — оно и лучше.

Девчонки же не говорят еще толком, так, какой-то свой язык у них. Да и привязаны они к тебе вон как, ты же приехала, им еще года не было.

— Так что забирай их — женщина пожала подруге руку, — крепко, — а старшим я скажу, что вы в Бат поехали, на воды, как раз там сезон начинается».

Марфа вдруг с ужасом увидела, как блестят от слез глаза Вероники. «Мне бы хоть на руках его подержать», — вдруг, едва слышно, сказала женщина. «Он же мне снится, Марта, и я думаю все время, — как он там? Как мой мальчик, мой маленький Джон?».

— Все будет хорошо, — твердо сказала Марфа. «Питер все сделает, как надо, и Рождество вы справите все вместе. Подарки готовь, дорогая. А теперь давай я тебе расскажу, чем девчонок кормить надо — они у меня не привереды, но разное любят».

— Это точно не лондонская работа, — сказал Фагот, разглаживая воззвание. «Вообще, похоже на то, что набирал кто-то незнакомый с нашим делом, уж больно криво все».

— Ну, тогда нам этот пресс вокруг Оксфорда искать надо, — заметил Джон. «Хорошо, спасибо тебе. Принес шифры?».

— Держи, — Фагот протянул ему переплетенную в телячью кожу тетрадь.

— Красивая, — заметил Джон, оглядывая переплет.

— Ну, ты же мне денег дал, — Фагот не смог сдержать улыбки, — знаешь мои слабости — хорошая бумага и хорошие чернила.

— И шлюхи, небось, хорошие? — не поднимая глаз, спросил разведчик. «Сидни весь южный берег как свои пять пальцев знает, он тебе порекомендует что-нибудь надежное».

— Да я уже нашел, — ответил Фагот и разведчик подивился тому, как изменилось его обычно хмурое, недовольное лицо.

— Ладно, — сказал Джон, — давай я с ними, — он указал на тетрадь, — сам вечерок посижу, а потом уже приступайте с тем человеком.

— Помощь нужна тебе моя? — поинтересовался Фагот.

— Я, когда лекции по математике в Болонском университете слушал, то был любимым учеником Джироламо Кардано, — ядовито ответил Джон. «Так что и сам как-нибудь разберусь».

Невидная женщина в потрепанном плаще, с грязными, босыми ногами, удобнее пристроила детей и сказала заискивающе: «Мне бы хоть медную монету, ваша милость, дочек-то кормить надо. Я и так сюда из Лондона пешком шла, все ноги сбила. Хорошо, добрый человек попался, на телеге подвез».

Настоятель церкви святой Марии Эдмунд Джонсон хмуро посмотрел на женщину: «Что ж ты из Лондона сюда явилась, как, будто у нас в Оксфорде своих не хватает».

Та спустила детей на пол, и они тут же стали бегать по маленькому, запыленному залу. Мать отодвинула с лица капюшон, и священник отшатнулся — лицо женщины было обезображено шрамами, покрывавшими щеки и лоб. «А ведь когда-то красива была», — подумал Джонсон.

«Одни глаза остались. Кто же ее так исполосовал, бедняжку?».

— Так ваша милость, — горько сказала женщина, — как вот с этим, — она указала на лицо, — денег заработаешь? Приличные джентльмены меня не берут, а ложиться под кого-нибудь с французской болезнью я не могу — мне еще дочек поднимать».

— Это клиент тебя, что ли? — поинтересовался настоятель.

— Нет, муж мой покойный, благослови Господь душу его, — перекрестилась женщина. «Он у меня ирландец был, человек ревнивый, горячий. Я девочек принесла, как он за воровство сидел, так он и подумал, что нагуляла. Ну, пьяный был, нож под руку попался…, - нищенка вздохнула.

— Летом его за грабеж повесили, в Тайберне, до осени мы еще Христа ради по лондонским церквям собирали что-то, но холода ведь скоро, а у дочек моих и надеть нечего. Тут, в деревне, все же лучше им будет, чем в городе. Мэри, Полли, — обернулась женщина, — а ну тихо!»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Девочки — белокурая и черноволосая, — на мгновение застыли, но тут, же продолжили карабкаться на скамьи.

— Ты убираться умеешь? — спросил священник.

— Как не уметь, ваша милость? — женщина улыбнулась. «Я к работе прилежная, на ферме в Корнуолле росла».

— То-то я смотрю, у тебя говор не столичный, — Джонсон задумался. «Приходи с утра, будешь полы тут, в церкви мыть, и дома у меня. Грамотная ты?»

— Да откуда? — рассмеялась женщина. «Муж мой — тот Ave Maria и Miserere мог прочитать, а я этого не разбираю».

— Ты тогда, как помоешь тут все, — велел священник, — двери не закрывай, придет человек, молитвенники раскладывать. Понятно?

Женщина присела, и поцеловала Джонсону руку: «Храни вас Иисус и дева Мария, святой отец. И девочкам велю вас в молитвах поминать».

— Ты вот еще что, — сказал, раздобрившись, настоятель, — жить негде ж тебе? У старосты церковного нашего есть хлев, там скотину не держат уже, в новый сарай перегнали, так я его попрошу тебя с дочками туда пустить. Все крыша над головой будет. Возьми вот на первое время, — он протянул женщине медную монету.

— Истинно, благ ко мне Господь, — та еще раз перекрестилась, — не оставляет он вдов и сирот милостью своей. Пойдемте, девочки, — нищенка поклонилась священнику и, подхватив дочерей на руки, вышла во двор.

— Зовут-то тебя как? — толстый фермер подозрительно взглянул на нищенку. Та поклонилась:

«Вероника, ваша милость. А это дочки мои — Полли и Мэри».

— Пухлые-то какие, — мужчина потрепал Полли по смуглой щечке. Та улыбнулась и что-то залепетала.

— Только недавно отлучила их, ваша милость, — вздохнула женщина. «А так-то они девочки здоровенькие, храни их Пресвятая Богородица».

— Ты католичка, что ли? — угрюмо взглянул на нее мужчина. «Нам тут еретиков не надобно».

— Муж мой покойный католиком был, врать не буду, — вздохнула женщина. «А девочек я в англиканской церкви крестила».

— А венчалась-то ты где? — поинтересовался фермер. «Вот, смотри, тут жить будете», — он показал на покосившееся здание хлева.

Женщина заливисто рассмеялась. «Да разве у нас венчаются, ваша милость! Со всеми в церковь ходить не будешь, сегодня с одним живешь, завтра — с другим, к алтарю-то не набегаешься!»

— Ты, может, заразная еще какая, — скривился мужчина.

Вероника широко перекрестилась. «Я всегда чисто ходила, муж мой покойный убил бы меня, если бы болезнь, какую из-под клиента принесла. Так что не беспокойтесь, — она лукаво улыбнулась и потупила глаза.

— Я человек семейный, так что ты эти свои штучки брось, — мужчина покраснел. «Живи тихо, и чтобы никого не водила тут мне».

— Да кто ж меня такую возьмет теперь? — вздохнула Вероника, пристраивая задремавших дочерей на соломе.

— Ну вот и зарабатывай честным трудом, — сухо сказал фермер, — а не развратом каким.

Правду говорят, Лондон этот ваш — ровно Вавилон, вертеп греховный.

Вероника огляделась, и, засучив рукава, набрав в ручье полную бадью воды, принялась отмывать каменный пол хлева.

Закончив, она отряхнула руки, и зевнув, улеглась у стены, накрыв себя и девочек плащом.

— Пахнут-то как, — внезапно, пронзительно подумала она. «Молоком еще. Господи, только бы у Питера все получилось, только бы наш мальчик вернулся домой».

— Мама, — сонно сказала Мэри и уткнулась носиком куда-то в плечо женщины. «Бай-бай, мама».

Вероника сглотнула слезы и тихо, обнимая девочек, запела:

Lul y, lul ay, Thou little tiny Child, Bye, bye, lul y, lul ay. Lul ay, thou little tiny Child, Bye, bye, lul y, lul ay.