Империй. Люструм. Диктатор - Роберт Харрис

услуги, но им разрешалось принимать наследство, а кроме того, за вышеуказанным правилом не всегда строго следили. Цицерон никогда не видел этого места, но слышал, что оно слывет одним из самых красивых в тех краях. Он предложил Теренции отправиться туда, чтобы вместе осмотреть имение, и она согласилась, хотя затем, обнаружив, что я включен в число приглашенных, впала в уныние, как нередко с ней случалось. Я подслушал, как она жалуется супругу:

— Знаю я, как все будет. Мне придется оставаться в одиночестве весь день, пока ты будешь запираться с этой своей «официальной женой»!

Цицерон сказал что-то успокаивающее — дескать, такого никогда не случится, — а я постарался не путаться под ногами у Теренции.

Накануне нашего отъезда Цицерон дал обед для своего будущего зятя, Крассипа, и тот ненароком упомянул о том, что Красс, с которым он был очень близок, вчера спешно покинул Рим, не сказав никому, куда отправляется.

— Без сомнения, он услышал, что какая-нибудь пожилая вдова в захолустном уголке стоит на пороге смерти и ее можно уговорить задешево расстаться с собственностью, — сказал Цицерон.

Все рассмеялись, кроме Крассипа, который принял очень строгий вид:

— Уверен, он просто отправился отдыхать, как и все остальные.

— Красс не отправляется отдыхать — от отдыха нет выгоды, — возразил Цицерон, поднял свою чашу и предложил выпить за Крассипа и Туллию: — Да будет их союз долгим и счастливым, и да будет он благословлен множеством детей — я бы предпочел троих, не меньше!

— Отец! — воскликнула Туллия, затем засмеялась, покраснела и отвела взгляд.

— Что? — с невинным видом спросил Цицерон. — У меня седые волосы, и теперь мне нужны внуки, с которыми можно будет возиться.

В тот вечер он рано встал из-за стола.

Прежде чем отправиться на юг, Цицерон захотел повидаться с Помпеем. В частности, он намеревался ходатайствовать, чтобы Квинту разрешили отказаться от легатства и вернуться домой с Сардинии. Цицерон сел в носилки, но приказал носильщикам идти медленно, чтобы я держался рядом и мы беседовали. Темнело. Нам пришлось проделать около мили, направляясь за городские стены, в сторону Пинцийского холма, где стояла новая загородная вилла Помпея, которую правильнее было бы назвать дворцом. Внизу, на Марсовом поле, располагалось обширное скопление храмов и театров, постройка которых завершалась в то время.

Триумвир обедал в обществе одной только своей жены, и нам пришлось подождать, пока они не закончат. Во внешнем дворе виллы стояло шесть повозок, куда рабы переносили поклажу. Сундуков с одеждой, коробок с посудой, ковров, мебели и даже статуй было столько, словно Помпей собирался обосноваться в другом доме. Наконец появились супруги, и Помпей представил Цицерону Юлию, а тот, в свою очередь, представил ей меня.

— Я тебя помню, — сказала мне молодая женщина, явно лукавя при этом.

Ей исполнилось лишь семнадцать, но она была очень изящна. Супруга Помпея обладала изысканными манерами своего отца, а также его пронизывающим взором. Я внезапно смутился, вспомнив о голом безволосом торсе Цезаря, распростертого на массажном столе в его мутинской резиденции, и мне пришлось прикрыть глаза, чтобы прогнать этот образ.

Юлия почти сразу ушла, сославшись на необходимость хорошо выспаться перед завтрашним путешествием. Помпей поцеловал жене руку — он был очень предан ей — и провел нас в свою комнату для занятий. Это было просторное помещение размером с целый дом, забитое трофеями, взятыми во многих походах. Среди них был плащ Александра Великого — во всяком случае, хозяин дома утверждал, что это именно он.

Помпей уселся на кушетку, сделанную из чучела крокодила, — подарок Птолемея, по его словам, — и пригласил Цицерона сесть напротив.

— У тебя такой вид, будто ты идешь на войну, — сказал Цицерон.

— Так уж получается, когда путешествуешь с женой, — развел руками триумвир.

— Могу я спросить, куда ты направляешься?

— В Сардинию.

— А, — сказал Цицерон, — какое совпадение! Я как раз хотел спросить тебя насчет Сардинии.

И он принялся приводить красноречивые доводы в пользу того, чтобы его брату разрешили вернуться домой, ссылаясь в особенности на три причины: Квинт долго был вдали от дома; ему надо проводить время с сыном, который становится очень трудным ребенком; Квинту больше подходит военная, а не гражданская служба.

Помпей выслушал это, растянувшись на своем египетском крокодиле и поглаживая подбородок.

— Если ты желаешь этого, — сказал он, — то он может вернуться. Так или иначе, ты прав — он не очень-то хорош в управлении делами.

— Спасибо. Я, как всегда, у тебя в долгу, — ответил Цицерон.

Триумвир пристально и хитро посмотрел на него:

— Я слышал, на днях ты устроил переполох в сенате.

— Только ради тебя — я просто пытаюсь найти деньги, чтобы ты мог выполнить возложенное на тебя поручение.

— Да, но ты делаешь это, ставя под вопрос законы Цезаря. — Помпей укоризненно погрозил пальцем. — Ты поступаешь скверно!

— Цезарь — не непогрешимый бог, его законы не посланы нам с Олимпа. Кроме того, если бы ты был в сенате и видел, какое удовольствие получал Красс от всех этих нападок на тебя… Уверен, тебе захотелось бы, чтобы я нашел способ стереть улыбку с его лица. Осудив Цезаря, я, несомненно, этого добился.

Лицо Помпея сразу прояснилось.

— Ну, тут я на твоей стороне!

— Поверь, честолюбие Красса и его вероломство по отношению к тебе колеблют государство куда больше, чем все, когда-либо сделанное мной.

— Полностью согласен.

— Вообще-то, я полагаю, что если вашему союзу с Цезарем кто-либо угрожает, так это он.

— То есть?

— Не понимаю, как Цезарь может бездействовать, позволяя Крассу злоумышлять против тебя и тем более пользоваться услугами Клодия. Наверняка Цезарь в первую очередь должен выполнять обязательства перед тобой, раз он твой тесть? Если Красс будет продолжать в том же духе, скоро он посеет семена великого раздора, я предвижу это.

— Так и случится, — кивнул Помпей и снова принял хитрый вид. — Ты прав, несомненно.

Он встал, и Цицерон последовал его примеру. Помпей взял его руку в свои громадные лапы:

— Спасибо, что пришел повидаться со мной, старый товарищ. Ты дал мне столько поводов поразмыслить по дороге в Сардинию… Мы должны часто писать друг другу. Где именно ты будешь?

— В Кумах.

— А! Завидую тебе. Кумы — самое красивое место в Италии.

Цицерон был очень доволен работой, проделанной тем вечером. По пути домой он сказал мне:

— Этот тройственный союз не может длиться долго. Он противоестествен. Все, что от меня требуется, — продолжать подтачивать его, и рано или поздно это гнилое здание рухнет.

Мы покинули Рим при первом проблеске дня — Теренция, Туллия и Марк ехали в одной