Союз пяти королевств. Трилогия - Татьяна Геннадьевна Абалова

Ветер встал, подошел к крану, крутанул задвижку, прерывая неугомонную капель.

– Я горючие камни принес, – произнес он, протягивая руку юной воспитаннице. – Теперь во всех спальнях будет тепло. Надо бы и сюда занести. Здесь сыро.

– А! – разочарование скрыть не удалось. Ведь подспудно желала услышать: «Нет, я пришел к тебе, знал, что придется утешать».

И как гром среди ясного неба:

– И ждал тебя.

Сердце екнуло.

– Зачем? – сумела выдавить лишь это слово.

– Я слышал вопросы, которые ты задавал Змею у дверей библиотеки.

– И вы знаете на них ответы?

– Не на все, но с твоей помощью надеюсь.

Луна нахмурилась. Какая от нее помощь? Только и умеет, что пугать людей своими предположениями. Добря от нее сбежала, Змей не на шутку встревожился.

Поднявшись со скамьи, царевна пошатнулась. Ветер обхватил ее за плечи и будто хворую повел к ее комнате.

– Завтра. Мы обо всем поговорим завтра, – он понял, насколько сильно устала девочка. – Давай после утренней трапезы встретимся в библиотеке?

Хотела было радостно согласиться, но вспомнила о Светице, которая будет ждать в лекарском крыле.

– Не могу с утра. Надо будет проведать больных, – о том, что на воинов напали оборотни, смолчала. Так потребовал дядька Сагдай, объяснив, что панику среди воспитанников сеять не следует. Кому надо и так узнают.

– Пришли мне весточку, как освободишься, – на палец царевны Ветер надел кольцо. Под камнем, совсем небольшим и невзрачным, при нажатии открывалась полость, где светился какой-то порошок. – Дунешь сюда, и я буду знать, что ты направляешься к библиотеке.

***

Ветер исчез, а Луна, которую как-то враз покинули силы, застыла у дверей своей комнаты. Положила пальцы на отполированную годами скобу, но так и не потянула, чтобы открыть. Беседа со старшим воспитанником отвлекла, но сейчас, когда начинающая целительница вновь осталась одна, вспомнились ужасы лекарского крыла.

На дворе вьюжило, подрагивающий свет ламп скудно освещал длинный коридор, а перед глазами царевны стояли ряды скамеек, на которых лежали или сидели окровавленные, истерзанные какими-то неведомыми зверями воины. Монахини, сменившие черные платы на белые, работали молча и споро – резали, шили, перевязывали. Тишину нарушали лишь сдерживаемые стоны да кряхтение – вояки виновато прятали глаза, стыдясь того, что не могут скрыть боли. А ее было много…

– Кто их так?

– Волки, – не поворачиваясь, произнесла монахиня, вычищая грязь из рваной раны.

– Да не волки то были, не волки! – вдруг вскинул голову молодой, еще усы не отросли, ратник. – Из их пастей мертвечиной несло, а дерни за шкуру, так она в руках оставалась, будто истлела. А они нападали и нападали…

– Угомонись, Твержец, – подал голос тот, что только что скрипел от боли зубами. – Зачем девочку пугаешь? Придет Сагдай, ему и расскажешь!

Да, Луна была напугана. Но не страшные раны ввели ее в оцепенение, а черные пятна, что стремительно разрастались в телах еще живых воинов.

– Что видишь? – с тревогой в голосе спросила Светица.

– Они к утру все умрут, – царевна совсем не думала о чувствах тех, кому она пророчит гибель, настолько сильно была ошеломлена.

***

– Что так долго? – не открывая глаз, спросила Лилия. В комнате было непривычно тепло. В углу появилась тренога с плоской чашей, в которой краснотой наливались горючие камни.

– Дару обучали.

Щеки обожгло стыдом. Царевна знала, как соседка жаждет хоть что-то узнать о Ветре, и утаив от нее разговор, Луна чувствовала себя предательницей.

Запалив свечу, разделась. Достала из-под подушки рисунок Генриха, развернула его и долго-долго смотрела на приятное лицо принца.

«Мы только поговорим с Ветром, – Луна мысленно шептала оправдания, в которые по привычке подмешивала упреки, – Он всего лишь хочет поделиться со мной тайнами монастыря, в который я попала по твоей воле».

Уставшая голова не позволяла задаваться вопросами, почему взрослый мужчина выбрал для товарищества именно ее, а не ту же Осоку или даже Лилию? И чего такого важного она могла знать, раз уж Ветер так настойчиво зазывает ее в библиотеку?

– Завтра. Мы обо всем поговорим завтра, – прошептала она, повторяя чужие слова.

– Завтра так завтра, – ответила Лилия и повернулась на другой бок.

***

Утром Луна встала затемно. С непривычки болели руки, которые вчера перетрудились, вытягивая черноту смерти из воинов. Царевна и не подозревала, что та может быть ощутимой! Светица научила ее нехитрым словам, при которых чернота расслаивалась, расправляла жгуты, казавшиеся когда-то змеями, и оставалось лишь водить руками над телом раненого, чтобы те потянулись к пальцам липкими нитями, невидимыми для остальных. А потом скручивать и скручивать их в тугой клубок. Никаких криков боли, никакого кровотечения изо рта недужного, лишь легкий стон, прорывающийся сквозь его сон.

– Погружение в сон вынужденная мера, – учила сестра Светица. – Страх и неверие мешают магии целительства. И не торопись все закончить за один раз. Не мучай себя. Вспомни, как ты надорвалась, вытаскивая меня с того света.

– Но если я не помогу сейчас, кто-то из воинов не доживет до утра! – Луна никогда не могла объяснить, откуда она знает о неминуемом приходе смерти. – Я же вижу, стоит нити оборваться, как она вновь скручивается в жгут и крепчает!

Пока царевна выхаживала больных, ее поили каким-то горьким отваром.

– Если не выпьешь все до капли, ляжешь рядом с ними.

Луна морщилась, сдерживала тошноту, но пила. Глоток за глотком. Руки вмиг переставали трястись, а в голове разъяснялось и мысли переставали путаться,

Царевна сидела на низкой скамеечке и равнодушно наблюдала, как монахини сливают черную воду в перевернутый колокол, врытый в толщу стены.

– Иди, милая, отдыхай.

– А они?

– Они ничего не чувствуют, – сестра Светица стаскивала с головы белый платок, на котором кое-где виднелись капли крови. – Утром узнаем, все ли проснутся.

Ей бы спросить, почему монахиня так сказала, но сил не было. Спать, спать, спать.

***

А теперь Луна, подгоняемая беспокойством и страшным предчувствием, летела в лекарское крыло.

– Спят? – облегчение от кивка дежурной монахини пошло по телу