Полина - Александр Дюма

— Счастливой ловли! — крикнул ему Гораций.

— Счастливого пути! — ответил Макс. Лодка и челнок разъехались.

Час обеда наступил, мы возвратились к устью Орна, который из-за начавшегося морского отлива так обмелел, что мы не могли уже доплыть по нему до парка и вынуждены были выйти на берег и взобраться на песчаные дюны.

Потом я прошла той самой дорогой, по которой шли вы спустя три или четыре ночи: сначала очутилась на голышах, потом в большой траве, наконец, перешла гору, вошла в аббатство, осмотрела монастырь и его небольшое кладбище, прошла коридор и с другой стороны рощи вошла в парк замка.

Вечер прошел без какого-либо значительного события. Гораций был очень весел; он говорил об украшениях, которые намерен сделать будущей зимой в своем доме в Париже, и о путешествии весной: он хотел увезти нас с матерью в Италию, а может быть, купить в Венеции один из древних мраморных дворцов, чтобы проводить там время карнавала. Генрих был менее беспечен и казался озабоченным, его беспокоил малейший шум. Все эти подробности, на которые я едва обращала внимание, представились мне позже со всеми их причинами, которые тогда были для меня скрыты и следствие которых вы поймете после.

Мы удалились, оставив Генриха в зале. Он собирался целую ночь писать. Ему подали перья и чернила, и он расположился возле огня.

На другой день утром, когда мы завтракали, позвонили особенным образом у ворот парка. "Макс!" — воскликнули Гораций и Генрих. В самом деле тот, которого они назвали, почти тотчас въехал во двор.

— А вот и ты, — сказал Гораций. — Очень рад тебя видеть, но в другой раз, пожалуй, позаботься немного о моих лошадях. Посмотри, что ты сделал с бедным Плутоном.

— Я боялся, что опоздаю, — отвечал Макс, потом вдруг обратился ко мне. — Сударыня, извините, что я явился к вам в таком наряде, но Гораций забыл, я уверен, что нам предстоит сегодня охота с англичанами, — продолжал он, делая ударение на этом слове. — Они приехали вчера вечером на пароходе, теперь нам нельзя опаздывать, чтобы не изменить своему слову.

— Очень хорошо, — сказал Гораций, — мы будем там.

— Однако, — возразил Макс, обращаясь ко мне, — я не знаю, сможем ли мы сдержать свое обещание: охота слишком утомительна, чтобы мадам Безеваль могла ехать с нами.

— О, успокойтесь, господа, — отвечала я с поспешностью, — я приехала сюда не для того, чтобы мешать вашим удовольствиям. Поезжайте, а я в ваше отсутствие буду охранять крепость.

— Ты видишь, — сказал Гораций, — Полина настоящий капеллан. Ей не хватает только пажей и прислужниц, у нее нет даже горничной, которая осталась в дороге и будет здесь не раньше, чем через восемь дней.

— Впрочем, — сказал Генрих, — если ты, Гораций, хочешь остаться в замке, мы извинимся за тебя перед нашими островитянами; ничего нет легче!

— Нет! — возразил граф. — Вы забываете, что я главный участник пари: мне следует присутствовать там. Повторяю вам: Полина извинит нас.

— Совершенно! — воскликнула я. — И, чтобы дать вам полную свободу, я уйду в свою комнату.

— Я приду к вам через минуту, — сказал Гораций и, подойдя ко мне с очаровательной вежливостью, проводил до двери и поцеловал мою руку.

Я вошла в свою комнату, куда через несколько минут явился и Гораций; он был уже в охотничьем костюме и пришел проститься со мной. Я вышла с ним на крыльцо, где уже ждали Генрих и Макс. Они стали снова настаивать, чтобы Гораций остался со мной. Но я требовала, чтобы он ехал с ними. Наконец, они отправились, обещая возвратиться на следующий день утром.

Я осталась в замке одна с малайцем. Это странное общество могло бы испугать любую женщину, кроме меня. Я знала, что этот человек был совершенно предан Горацию с того самого дня, когда граф, вооруженный кинжалом, сражался с тигрицей. Покоренный этим потрясающим зрелищем, — а дети природы всегда преклоняются перед храбростью, — малаец последовал за графом из Бомбея во Францию и не оставлял его ни на минуту. Итак, я была бы совершенно спокойна, если бы меня не тревожил его дикий вид и странный костюм. К тому же я находилась в тех местах, которые с некоторого времени стали театром невероятных происшествий. Я не слышала еще, чтобы о них говорили Генрих и Гораций, которые, как мужчины, презирали или показывали, что презирают подобную опасность, но эти истории, ужасные и кровавые, пришли мне на память, как только я осталась одна. Однако мне нечего было бояться днем, и я вышла в парк, собираясь обойти утром окрестности замка, в котором решила провести два месяца.

Я, естественно, направилась в ту сторону, которую уже знала: опять посетила развалины аббатства, но на этот раз осмотрела все подробно. Вы знакомы с ними, и я не буду их описывать. Я вышла через разрушенную паперть и поднялась на холм, с которого открывалось море.

Во второй раз это зрелище произвело то же впечатление, что и в первый. Я провела два часа неподвижно, неотрывно глядя на эту величественную картину. Потом с сожалением покинула побережье, чтобы осмотреть другие части парка. Я опять спустилась к реке и шла некоторое время по ее берегу, пока не увидела привязанную к берегу лодку, на которой мы совершили вчера морскую прогулку. Почему-то мне на память пришла мысль о лошади, всегда оседланной. Это воспоминание пробудило другие: о вечной недоверчивости Горация, разделяемой его друзьями, о пистолетах, никогда не оставлявших изголовья его постели, пистолетах, увиденных на столе в час моего приезда. Что же они, показывая, что презирают опасность, принимают против нее все меры предосторожности? Но тогда, если оба эти мужчины боялись даже обедать без оружия, как они оставили меня одну без всякой защиты? Все это было необъяснимо. Поэтому, несмотря на все усилия не думать о плохом, беспокойные мысли не покидали меня, возвращаясь ко мне беспрестанно. Думая об этом, я шла не разбирая дороги, и вскоре очутилась в самом тенистом уголке рощи. Там, посреди настоящего дубового леса, возвышался павильон, уединенный и закрытый со всех сторон. Я обошла вокруг него, но двери и ставни были так плотно притворены, что я не могла заглянуть внутрь. Я решила, что в первый же раз, как выйду с Горацием, пойду в эту сторону. Я хотела, если Гораций согласится, сделать из павильона рабочий кабинет; его положение соответствовало этому назначению.

Я возвратилась в замок. После наружного обхода последовал внутренний осмотр. Комната, которую я занимала, выходила одной стороной в залу, а другой в библиотеку. Коридор проходил от одного конца здания до другого и разделял его на две половины. Предназначенная для меня комната была больше других. Остальная часть замка делилась на двенадцать небольших отдельных помещений, очень удобных для жилья, вопреки тому, что мне говорил и писал граф.