Старый рыцарь - Дилара Маратовна Александрова

Но Фолкмар не слушал, он распахнул взгляд. Колодец искрился остриями осколков, в нем не оказалось воды — только образы. Образы поднимались из бездны, разбиваясь в тысячах и тысячах осколков. Они резали взгляд, словно лезвие. До того жуткие, что к горлу Фолкмара подступило нутро. На дне его кишели змеи размером с горы, много змей, они сбивались в клубки, образуя живые моря. Щупальца тянулись вверх, пытаясь покинуть тюрьму через колодец, но уже не могли — выход был разбит, а их желания вновь обманул Воин. Темные образы сливались во взоре, отравляя разум.

«Это не небо, — в ужасе подумал Фолкмар, — Это не небо, клянусь, это пекло!»

Но он забыл, что мысли его слышимы, будто он говорил бы вслух.

— Ты прав, — послышалось из колодца и оттуда выскочила серая рука. Она схватила его за горло и потащила вниз.

— Ты убил нас! — взвыли черепа его товарищей позади, пока Фолкмар сопротивлялся, вцепившись в ломаные края колодца. — Для нас не выроют могилы. Кто сожжет нас в огне, как воинов? Мы не достойны даже морской бездны. Все потому, что ты не бросил меч!

Кто-то толкнул сзади, и Фолкмар полетел в колодец, в живое кишащее море из щупалец и змей. Он летел и летел, промозглый мрак становился жарче. Серость превращалось в мертвое пекло, в груди зардел ужас, быстро сменившейся на бескрайнюю тоску. Вместить ее не могло и самое большое озеро, ни бесконечное море живых змей, кишащих внизу. Как только Фолкмар подумал, что вот-вот разобьется, или его удавит одна из тех тварей, проносящихся мимо, все сразу сменилось. Появились краски. Промозглая серость превратилось в сочный коричневый, пламя начало греть. По вспотевшему лбу катились крупные капли влаги, Фолкмар стоял вначале долгого пути. Впереди простиралась каменная дорога, длинная, уходившая в столбы пламени. Он знал, он чувствовал, вверху бездна, и внизу бездна. У них нет ни дна, ни неба. Каждый шаг в них — тоска. Тоска была объята пламенем, он шел по каменной дороге вперед. Не хотел идти, но шел.

«Только не смотри по сторонам, Фолкмар, прошу тебя. Ты дурак, если повернешь голову!»

— Поверни голову, — загремели голоса слева и справа, прямо из пламени, и они были похожи на трубный звон, — Посмотри на нас. Ты знаешь, что мы здесь. Ты знаешь, что мы — это ты.

«Голоса ревут по-странному. Так звучит пустой дом, когда в нем заблудится ветер или пустой глиняный сосуд», — подумал Фолкмар, зная, что прав.

Ведь голоса принадлежали полым глиняным статуям. Рыцарь повернул голову. Справа и слева, оттуда, где доносились голоса, отныне и до горизонта простиралась бесчисленная глиняная армия, с погнутыми мечами и без щитов. Глотки открывались и закрывались, полыхая в огне.

Фолкмар хорошо видел их лица, он узнал их, ведь это были его собственные. Вот лицо молодого юноши, ему едва исполнилось пятнадцать весен, он кричал о войне. Рядом стоял старик, и это тоже было лицо. Но больше Фолкмара пугали младенцы, высокие воины с лицом молочного ребенка. Ему захотелось самому раскрыть глотку и закричать, только от ужаса. Но горло молчало, а глаза смотрели. Вот он — молодой и старый, его прошлое, настоящее и будущее, и все это полыхает в огне.

— Подними голову! — прокричала глиняная армия.

— Ты снова сделал свой выбор, — прогремело сверху и от слов этих полыхающая бездна дрогнула. От края до края, бесконечность сжалась в страхе перед этим голосом, тела бесчисленных змей тревожно засуетились, глиняный легион притих. Лица сомкнули рты, окаменев, двигались у них только глаза.

Фолкмар посмотрел вверх, над ним стояла фигура в темном плаще. Такая высокая, что упиралась черным капюшоном в верхнюю бесконечность. Плечи у фигуры были огромны, грудь твердая, что камень, лицо было скрыто под капюшоном, его не было видно, но горели холодным зеленым огнем глаза. По сравнению с ним Фолкмар был лишь песчинкой на сапоге. Одной из мириад, стоящих за спиной, слева и справа. От фигуры исходила такая сила, что леденело сердце.

— Ты кукла, — сказал Фолкмар, — И у тебя зеленые пуговки-глаза.

Он выставил вперед меч, который так и не бросил, ведь это продолжение его сердца. Оно заледенело от страха, но меч все еще был остр. Фигура расхохоталась, и Фолкмар подумал, что умрет сейчас.

— Молодец, — сказал Безумный, будто был доволен, — Ты снова одолел меня. Сегодня на небе исчезнет зеленая звезда.

— Она потухла еще когда мы подплывали, — тихо прошептал Фолкмар.

Безумный опустил капюшон с сумрачной головой, будто только сейчас заметил песчинку-рыцаря.

— Я разговариваю не с тобой, — ответил он и, задумавшись, произнес: — Нет. Ты — глупая кукла. Не я. Кукла получит награду. За мной.

Вопреки воле, Фолкмар подчинился приказу. Безумный развернулся и двинулся вперед, а рыцарь пошел за ним. Шаг, еще один, с каждым таким Безумный становился все меньше и меньше. Вслед двинулся весь глиняный легион, принося с собой жар, и вскоре Фолкмар встал в его главе, боясь, что окажется в строю. Поэтому старался идти быстрее, но силы его покидали. Фолкмар шел долго, очень долго, мышцы его заболели, ноги стерлись в кровь. Безумный все шел и все уменьшался, пока не стал ростом с него. Они пришли к побережью кишащего моря, где вместо воды неведомые гады, вместо заката — дождь из крови, вместо песка — раскаленные угли. Глиняная армия стояла за ними, повторяя лица Фолкмара, под натиском жара из их глоток вырывался трубный гул.

На берег наплывал черный дым вместо тумана, он дышал жаром, обжигая ноги и грудь. Гады кишели, раскаляя железную чешую. На этом берегу жила неизбывная тоска. Рядом стоял Безумный как старый враг, с которым они враждовали так долго, что успели стать закадычными друзьями.

— Воин берет в руки нечестных кукол, — произнес Безумный, и голос его уже не гремел, словно гром. Он был спокоен, даже грустен, — Посмотри на этот закат, — он поднял руку, указав на далекий горизонт, туда, где с неба лил кровавый дождь. Кожа его была тронута язвами и тленом, — Отныне твой закат не будет отличаться от рассвета. И так луна за луной, весна за весной. Достойная награда для плохого воина. Ты не умрешь, пока не станешь равным содеянному,