Старый рыцарь - Дилара Маратовна Александрова

«Эх, и все-таки гибкое у тебя сердце, Фолкмар».

Остался только Чемпион… Был еще мул, на котором ездил Ницель, но они продали его, чтобы накопить денег на турнир. В первый же вечер они с Ницелем надрались на вырученные серебряники, вспомнив всех коней, что у них были. Насчитывалось их не так много, ведь те жили долго и почти все умерли от старости. Рыцарь не мог позволить себе лишнего. Ницель с гордостью вспоминал, как выручил своего сеньора, когда у него пала Храбрая. Мать Чемпиона, Лакомку, Ницель выиграл в кости… это было странно, ведь он никогда в них не играл.

— Я копил удачу всю свою жизнь, — довольно воскликнул Ницель, загребая монеты со стола вместе с обещаниями одного видного лорда, — Новички используют ее только раз. И я использовал ее правильно!

Тот видный лорд дал ему тогда по морде сказав, что Лакомка — слишком породистая кобыла для нищего без имени. А Ницель ответил, что породистые лорды не играют в карты в грязных кабаках с нищими без имени, упившись вусмерть. Впервые Фолкмар видел его таким дерзким, видимо, он копил эту дерзость всю свою жизнь, как и удачу.

Лорд уже было достал меч, чтобы ответить кровью… и Фолкмар не смог бы его остановить, если только совсем ненадолго — до первой же своей смерти.

Однако, как только лорд занес над собой меч, сразу качнулся. Тяжесть хмеля победила тяжесть стали, мужчина завалился назад, потом на спину, и тут же заснул. Наутро он отдал поводья Ницелю, сказав, чтобы не видел его больше в том кабаке и желательно вообще никогда, а Ницель отдал поводья своему сеньору. Они покинули то место, где работал Фолкмар, но награда была несоизмеримо больше.

С тех пор минуло много весен, и Лакомке исполнилось четверть века. У нее уже не было всех зубов, кожа стала груба, шаг черствым, в морду и иссиня-черный хвост вплелась седина, а взгляд стал грустным. В тот день Лакомка, как обычно, щипала траву, спокойно доживая свои дни и ни на что особо не надеясь. Когда они с Ницелем встретили того лорда, уже пожилого, то сразу засобирались, а он громко рассмеялся. Он показал им своего молодого жеребца, той же величественной породы, как он любил, и сказал, что в кости на него играть не будет. Вечером они все вместе напились. Когда Ницель выходил проветриться, то на свежем лугу, где паслись лошади, узрел занятную картину. Наверное, старушка и сама удивилась, когда на нее залез чернокудрый красавец. Неизвестно, что привлекло его в ней, ведь она даже не оторвалась от сочной травы. Когда стало невозможно устоять на одном месте, она немного подалась вперед. Лакомка всегда была лакомкой. Эта черта Чемпиону передалась от матери — что бы не случилось, он не отказывался от угощения, а иной раз и требовал его. Когда Ницель узрел ее весть, стал тщательней натирать шерсть и носить больше яблок. Фолкмар перестал ездить на кобыле, она только паслась на лугу и жевала сочную траву. Когда родился Чемпион, она выкормила его, а потом умерла. Собственно, Чемпион никогда ничего не выигрывал на турнирах, да и не участвовал в них никогда. Просто Фолкмар решил, что он выиграл у судьбы жизнь, ведь родился и выжил вопреки всему. Поэтому и назвал его так.

За то время, что он отсутствовал, кто-то свалил огромный булыжник, покрывавший бивший из недр земли родник. Булыжник слегка откатился и встал прямо посреди журчащего ручья. Вода билась о камень, разбрызгивая вокруг прохладную влагу. Не раз Фолкмар омывал каплями вспотевшее лицо, проводя морщинистой ладонью по морщинистой коже — ему даже не пришлось наклоняться, чтобы ощутить прохладу. Блики играли на его лице. Он сел на пригорок прямо посреди заросли, обняв обнаженный меч — ему нравилось, как блики стекали по лезвию, заставляя сверкать сталь. Родник тянулся далеко вниз, теряясь в дубовой роще. Сколько Фолкмар здесь не бывал, никогда не доходил до конца. Каков в этом смысл, если вода смешивалась с землей, теряя всю свою чистоту? Но там, чуть ниже, трава была вытоптана. Пологий спуск, ведший к воде, казался почти лыс и были заметные тонкие ниточки тропок, переплетающихся между собой.

«Странно, путь от тракта лежит прямо у меня за спиной. Если бы путники захотели спуститься к роднику, тропы оказались бы с другой стороны».

Усталые глаза пытались разглядеть лошадиные следы, но зрение давно уже подводило Фолкмара.

— Сьер Фолкмар! — послышалось со стороны Дуга, а потом сразу затихло.

Мерзкий холодок мурашек прошелся по спине старика еще до того, как он повернул голову в сторону Дуга. Тот возвышался над землей, оседлав Чемпиона. Намертво схватившись за гриву коня, Дуг всем телом прижался к его спине и не дышал.

— Куда ты полез, Дуг, балбес! Ты же не умеешь ездить верхом. Чемпион понесет тебя, свалит и ты переломишь себе хребет! — крикнул Фолкмар, понимая, что ругань его напрасна и беспочвенна. Он понял это с того момента, как увидел вытоптанную тропу там, ниже по ручью. Но старая душа не хотела принимать того, что уже уловил его охотничий нюх…

Дуг не ответил, и не поднял головы. Чемпион нетерпеливо помотал мордой, сделав пару неосторожных шагов назад. Дрожащие пальцы крепко сжали теплую от солнца рукоять. Как только Фолкмар поднялся вверх, на него тут же уставились черные бусинки глаз.

Дурак, Фолкмар, какой же ты дурак! У тебя гибкое сердце, неужели стали гибкими и мозги? Старость совсем выела твой разум! Здесь везде дубы, здесь так много дубов, что желудями устлана вся земля. А где желуди, там и кабаны. Наверняка, их здесь такая полчища, что заходить сюда боятся даже охотники. Слишком поздно пришло понимание, почему никто не взял привычки спускаться к роднику. Это место уже давно занято. Но, может, все же окажется поблизости какой-нибудь охотник?

Он был огромным. Он был таким огромным, что мог вспороть клыками брюхо Чемпиону. Видят боги, каждый съеденный желудь пошел ему на пользу. Серо-полосатая шерсть шершавой щетиной покрывала обширную тушу, массивную голову оттягивал пятак, похожий на блюдце. Вепрь был сгорблен, и сквозь дырки в блюдце шумно входил воздух.

— Уходи, Дуг! Пришпорь Чемпиона и уезжай! — вскричал Фолкмар, выставив вперед меч.

Сейчас было совсем до его хребта, даже если