Athanasy: История болезни - Мавликаев Михаил

– Но тут километры соединений!.. – я попытался перекричать треск. – Как у тебя вообще хватает сил сдвинуть всё это с места?!

Гален остановился – его покрасневшее лицо покрывали крупные капли пота. Отдышавшись, он сказал:

– Ну… Передаточное число помогает, но приходится считать порциями. То, что сдвинулось, крутить уже легче. Вычислительная мощность, конечно, невысокая, сам понимаешь. Но других вариантов просто нет, верно?

Он слез с седла, чуть не упав, и хлопнул меня по плечу.

– Что ж, полезай. Сейчас покажу, что нужно сделать за сегодня.

– Я?

– Конечно, ты. Или ты подумал, что я позвал тебя поболтать?

Увидев выражение моего лица, он добавил:

– Джоз… Джоз, Джоз, посмотри на меня. Теперь это твоя Машина, понимаешь? В твоих руках, в наших руках скапливается власть. Скоро ты поймёшь. Придёт время, когда мы используем эту власть… И тогда нам не нужно будет больше бояться.

Он ещё разок сжал моё плечо напоследок, после чего отвернулся и склонился над терминалом.

В голове звенела прилившая кровь. Не до конца осознавая происходящее, я медленно взобрался в седло и попытался надавить на педали. Болящие икры сократились так сильно, что вслед за ними судорожно сжались пальцы ног.

Похоже, пропуск в министерский спортзал не пригодится мне больше никогда.

Впервые в жизни воздух улицы действительно оказался свежее, чем в помещении. Отравленный запахом смазки и оглушённый звоном шестерёнок мозг отказывался работать – мысли спокойно и равнодушно проплывали по его поверхности, не погружаясь в глубину.

Даже эмоции и ощущения превратились в простые слова; тихий голос повторял их где-то в районе затылка.

Устал. Да, я устал.

Напуган. Хм. Наверное, можно и так сказать. Я должен быть напуганным в такой ситуации, разве нет?

В сомнениях. Уж это можешь не повторять, глупый голос. Это слово я слышал от тебя всю жизнь. Придумай что-нибудь новое.

В смятении. Так-то лучше.

Если я притащусь в пустую конуру своей квартиры, мысли обглодают меня, а ночные голоса уничтожат то, что останется. Но куда ещё я могу пойти? Кому я могу рассказать то, что узнал?

Я отравлен, заражён смертельно опасной информацией. Медленно и неотвратимо моя собственная жизнь рушится вокруг меня, и я слишком захвачен тектоническим масштабом этого движения, чтобы осмелиться на действие.

«Спроси совета у Старшего Исправителя Нойбурга», – пришла в голову привычная с детства, почти автоматическая идея; я не выдержал и рассмеялся во весь голос. Редкие прохожие могут коситься сколько угодно, могут тыкать пальцем и думать про себя свои обычные гражданские мысли. Мне уже всё равно.

Тело устало ждать приказов от мозга и перешло на старые рельсы; ноги сами понесли меня по улицам Города. Что ж, это занятие ничем не хуже других. Рано или поздно этот день будет израсходован и списан, как это происходило уже тысячи раз.

«Окситоцин». До чего же еретическое название. Впрочем, границы еретичности в последнее время расширились.

Я ещё разок оглянулся на вывеску бара. Первый раз в жизни я провёл вечер в подобном заведении. Оказалось, что бар можно посещать в одиночестве. Почему мне никто не сказал об этом раньше?

Наконец-то экраны уличных лайтбоксов наполнились ночной синевой. На каждом из них поблёскивал полукруг ночного Солнца – тусклый, белый и покрытый пятнами. Какая же несправедливость: два Солнца для наших предков, ни одного для нас.

Может быть, по пути домой удастся завернуть ещё в…

На реальном небе над головой вдруг на мгновение блеснуло оранжевое пятно, высветив узор из шестиугольников. Не успел я опустить взгляд обратно, как в лицо ударил колючий, наполненный песчинками и мусором ветер; а вместе с ним по ушам хлопнул гром.

Этот шум словно разорвал мутную плёнку, в которую до этого момента был завёрнут мой мозг. Впервые за день я увидел мир остро и ярко, впервые услышал звуки – чистые и свежие, как будто созданные специально для меня.

Впереди, над домами медленно раздувалось облако – белое сверху, оранжево-красное снизу. Так вот что сверкнуло на небе секунды назад. Отражение взрыва.

Я метнулся вперёд на деревянных, негнущихся ногах.

Бежать пришлось недолго – через пару кварталов под ногами захрустело крошево из бетона, стекла и пластика. Навстречу мне ковыляли люди: кто-то держался за бок окровавленной рукой; кто-то поскуливал от ужаса, шатаясь и зажимая уши. Я в растерянности замедлил шаг и принялся вглядываться в толпу, пытаясь найти того, кому нужна помощь больше остальных.

Внезапно на меня навалилась массивная, высокая фигура.

– Джоз… Засранец…

– Бридж?!

– Вот так повезло…

– Какого Главкона ты тут забыла?!

– Потом… Там кланки.

Я глянул за её спину.

Департамент не тратил время зря. С дальнего конца улицы полз чёрный катафалк – кружащие вокруг него кланки торопливо подхватывали с тротуара тела. Какие-то жертвы обвисали на руках чёрными мешками; но многие кричали и пытались сопротивляться.

Негодные детали отправляются на утилизацию.

– Пойдём скорей! – я потянул Бридж в переулок, но та не сдвинулась с места.

– Почему-то… нога плохо работает.

Она виновато указала на правую голень – та была покрыта плотной коркой грязи.

– Куда ты умудрилась вляпаться посреди Города? – недовольно пробурчал я, опускаясь на корточки, чтобы ощупать ногу сестры; но тут же отдёрнул пальцы.

Это не грязь. Это кровь.

Смешавшаяся с бетонной крошкой, она покрывала ткань толстым слоем, но даже через неё ощущалось, что ботинок свободно болтается, держась только на штанине. Потряси слишком сильно – и вся… нижняя часть ноги… выпадет на дорогу.

К горлу подкатил комок, но я тут же стукнул себя кулаком в живот, глотая желчь обратно. Сейчас не время для слабости. Только не сейчас.

– Мой дом ближе, – выпрямившись, сказал я, – но придётся пройтись. Обопрись на меня.

Впервые в жизни Бридж не стала спорить или возражать – она молча положила руку мне на плечи, отчего измученные за день колени издали жалобный хруст. Мы сделали пару шатких шагов, и я с ужасом осознал критичность ситуации. Стоит только Бридж упасть, и я больше не смогу поднять её обратно.

– Злишься?.. – вдруг спросила она; голос слабый и тихий, почти нежный.

– Да. Это помогает не бояться.

– Эй! – раздался голос за спиной. – Эй, вы там!

– Не оборачивайся, – прошептала Бридж.

Я зажмурился, пытаясь перелить остатки сил из всего тела в ноги. Пожалуйста, пусть этот голос будет обращён к кому-то другому… Пусть ленивому кланку приглянется тот, кто идёт помедленнее… Пусть кто-то другой займёт наше место в катафалке.

Такую чудовищную молитву мог услышать только Главкон. И то, что нам удалось завернуть за угол и скрыться в переулке, только подтверждало ужасающую уверенность – Машины Любви и Благодати отвергли мою душу, и для меня больше нет пути назад.

Глава 8

Вопросы без ответов

Болят суставы, о существовании которых в теле я и не подозревал.

Болят мышцы. Они словно спят и видят кошмары, подёргиваясь в попытках убежать. В таком случае им удалось поспать больше, чем мне.

Болит сердце.

Кажется, его я просто отдавил – лежать пришлось на жёстком и холодном полу. Единственную кровать в моём доме теперь занимала Бригитта.

Снова и снова я прокручивал в голове произошедшее. Всё больше и больше от этих мыслей хотелось забиться под стол, в самый угол, заградиться стулом от входной двери и сидеть там, обхватив колени, пока иссохшее тело не рассыплется бесследно в прах.

Вместо этого я скрипнул зубами и встал. Если так пойдёт и дальше, от зубов останутся одни плоские пеньки. Злость – эмоция, ранее почти незнакомая, но за последние дни ставшая привычной. Сейчас она давала силы двигаться, а это единственное, что имело значение.

Бридж выглядела мирно и спокойно – словно спит в постели после тяжёлого рабочего дня. Картину нарушала только неестественная бледность щёк; обычно бронзово-смуглые, теперь они выглядели посеревшими, почти зелёными. Слишком много крови она потеряла за ночь.