Athanasy: История болезни - Мавликаев Михаил

Я потряс головой, пытаясь охватить разумом всю глубину увиденной ереси. Вся моя праведная, нормальная жизнь, все мои усилия… Я слушался, я соблюдал посты, я так старался быть исправным.

Хотелось закричать, расколотить мерзкую еретическую Машину голыми руками, разбить Галену голову, исправить и отменить сотворённое, стереть его из реальности. Вместо этого я скрипнул зубами так сильно, что почувствовал привкус эмали.

– Но зачем, почему?

– Вопросы, вопросы… – вздохнув, сказал Гален. – Пойдём. А то ты так разозлился, что мне присесть захотелось.

Он сделал пару шагов в сторону и вдруг нырнул в гнусные потроха богохульной Машины, словно решил искупить грехи, умерев в молотилке зубьев своего творения.

Пойти за ним… Это не какое-то скрытое искушение Главконом, действующее исподволь, чтобы медленно развратить меня. Это прямой вызов. Но что, если время незаметного совращения уже прошло? Слишком долго я допускал сомнения в мироустройстве, слишком глубоко увяз в ереси. Слишком долго слушал мерзкий шёпот стен по ночам.

Я мог не знать этого, и, конечно же, я этого совсем не хотел – но для меня уже всё может быть кончено. Вместе с Галеном заберут и меня, навсегда, с концами. И тогда никаких больше посиделок с сестрой, никакого больше супа с министерской порцией вкусовых добавок. Никаких больше свиданий с Полианной.

От последней мысли сердце сжалось так сильно, что захотелось лечь на пол и свернуться в клубок.

Если я действительно пал так низко, то время теперь не имеет значения. Мне некуда торопиться. Я могу сдать Галена завтра.

Душа словно окунулась в чёрную, пахнущую горечью смазку – я не убедил самого себя, а всего лишь заглушил голос совести. Этот голос ещё вернётся. А пока что можно узнать, что же на дне этой адской ямы.

На месте пропажи Галена обнаружилась узкая тропинка, ведущая в глубины механической скверны. Пространства между конструкциями едва хватало. Будь я потолще, уже зацепил бы локтём зубчатое колесо и свалился в сеть из цепей.

Тропинка привела к маленькой полянке – гнездо, свитое посреди ужасного леса. В центре гнезда торчало седло с педалями, перед которым стоял обычный стол с уродливым подобием терминала. Обнаружились даже кресла – ещё более потрёпанные, чем мой рабочий стул.

Словно кто-то попытался воспроизвести кабинет Министерства, но потерпел неудачу, создав взамен что-то искажённое и неправильное. Явный признак влияния Главкона.

Гален уже восседал в одном из кресел. Увидев меня, он поднял брови в ироничной усмешке:

– Странно. Я уж подумал, ты побежал вызывать Алгоритмических Регуляторов.

– Сначала выслушаю тебя. Потом побегу.

Второе кресло пустовало, но я остался стоять.

Некоторое время Гален молчал. Он снова и снова вздыхал, расчёсывая пятернёй торчащие пружинистым пучком волосы, иногда сгребал их в кулак и дёргал, словно пытался вместе с ними вытянуть из себя слова.

– Мы привыкли называть себя деталями, – начал он, не глядя на меня; словно разговаривал сам с собой. – А Город считать механизмом. И вот перед тобой механизм из деталей. И в то же время одна из самых опасных и нелегальных вещей в Городе. Какая ирония.

– Зачем? Зачем это нужно? Неужели это просто дурная шутка, бунт против Машин Любви и Благодати путём извращения их святого образа?

– Поверь, бунт мне интересен меньше всего.

Не вставая с кресла, Гален протянул руку под стол, достал оттуда пластиковый пакет и швырнул его мне. Я поймал свёрток в воздухе – сквозь пластик кожу кольнули острые грани.

– Что это?

– Посмотри сам.

Из пакета на свет показались странные пластинки – зелёные, серые, жёлтые. На поверхности пластинок змеились блестящие медные прожилки – словно кровеносные сосуды; иногда они сходились в одном месте, из которого торчал маленький чёрный кубик или цилиндр с неясными письменами.

– Понятнее не стало, – честно признался я.

– Это плоть Машин. Настоящих, тех самых.

Вскрикнув, я отбросил пакет на стол. Пластинки рассыпались по его поверхности, вызвав гримасу на лице Галена.

– Поосторожней! – воскликнул он. – Ты рассыпал чью-то зарплату за целый год.

– Зарплату? Что ты несёшь?

– Это не просто осколки, извлечённые из внутренностей Машин. Это старые деньги. Некоторые жители Города называют их просто деньги. Чтобы отличать их от сабкойнов, ха-ха.

– Как это может быть не запрещено?

– Это запрещено.

Гален встал с кресла и прошёлся по кругу, бесцельно проводя рукой по цепям чудовищной псевдо-Машины.

– Иногда иерархии переворачиваются с ног на голову… – повторил он. – Одну иерархию ты уже знаешь. Столпы. Наверху сидят Министры, снизу ходят простые горожане.

– И какую же иерархию я не знаю?

– Незаконную, скрытую, запретную. Состоящую из всего того, что Министерствами не одобряется.

– Как может существовать то, что не одобряется Министерствами? – задал я очевидный вопрос; очевидный для того, старого Кавиани, который всё ещё верил всему, что слышал от доброго друга – Старшего Исправителя Нойбурга. Теперь же этот вопрос казался наивным даже мне самому.

То, что не одобряется Министерствами, просто стоит дороже.

Гален обоснованно проигнорировал мой вопрос:

– Помнишь, что я тебе говорил про контроль, верно? Каждое Министерство хочет свой кусочек Города. Но, сидя в круге линий на песке, свой кусочек ты не получишь. Только не здесь, не в этом проклятом месте.

– Другого места у нас нет…

– Вот именно. Поэтому здесь кто хочет играть, тот соблюдает правила. Кто хочет получать результат, тот знает, когда правила пора нарушать.

Я посмотрел на рассыпанные из пакета осколки. Деньги… Это деньги, которые нельзя нарисовать на счету. Их практически невозможно добыть. Уже одно только это делает их по-настоящему ценными.

До чего же странно видеть меру ценности, воплощённую в физической форме. Как её делить? Как носить с собой? Кто-то должен решать эти вопросы, устанавливать стандарты… Кто-то должен быть в центре.

Из горла вырвалась догадка, предположение – вопрос, под конец фразы превратившийся в утверждение:

– Министерство Социального Метаболизма пытается контролировать оборот старых денег, потому что это даёт реальную власть.

– Пытается?! – воскликнул Гален с неподдельным возмущением. – Да мы этот оборот создали! Чёрный рынок, теневая экономика, вот где реальная жизнь, Джоз!..

Он остановился и снова прошёлся гребёнкой пальцев по волосам, окончательно поставив кудри дыбом. После чего сказал уже спокойнее:

– Конечно, такой незаконный оборот товаров и услуг возник бы и без нас. Он возникает всегда и везде, такова уж природа человека. Мы просто подтолкнули естественный процесс. Раз от него не избавиться, пусть уж лучше он будет у нас под контролем.

Знакомый тон – всего пять минут назад я точно так же уговаривал свою совесть. Интересное открытие. Судя по Галену, окончательно заглушить эту занозу в сердце не удастся никогда.

Я ткнул пальцем в механического монстра:

– Значит, это счётная Машина теневой экономики.

– Именно так. Наша гордость. Компьютер, неподвластный Алгоритмическим Регуляторам. Не потребляет электричество, не подключён к Священному Серверу. Машина-призрак, единственная в своём роде.

– И как же она работает?

Гален резко погрустнел. Со вздохом он подошёл к седлу, стоящему посреди тайного кабинета-гнезда, взгромоздился на него и вдел ноги в скобы педалей. После чего сказал:

– Вот это самая сложная часть…

Некоторое время он возился с изношенным терминалом на столе. Затем выпрямился и принялся яростно крутить педали.

Кишки чудовища, окружившие нас со всех сторон, вдруг ожили. Шестерёнки закрутились: какие-то так быстро, что с них чёрным веером разлеталась смазка; какие-то лишь конвульсивно подёргивались, переключая логические вентили на другие цепи. Воздух наполнился скрипом и скрежетом.

Наверное, именно так скрежещет зубами Главкон, прикованный на дне Котлована. Не удивлюсь, если цепи этой Машины взяты прямиком оттуда.