Ай да Пушкин, втройне, ай да, с… сын! - Руслан Ряфатевич Агишев

А вот с тобой, господин Канкрин, не все так хорошо, — только что нарисованный крестик Пушкин обвел дважды, отчего тот до боли стал напоминать классический балкенкройц — немецкий опознавательный знак, наносимый на военную технику. — Ты вроде бы и умница, откуда только не посмотри. Знатный экономист и финансист. Насколько помню, через пару лет даже проведешь денежную реформу, которую позже признаю спасительной для России. Однако, это и настораживает. Там, где деньги, всегда «кучкуются» масоны всех мастей. Им, словно медом намазано… С тобой лучше погодим пока.

Вычеркнул он и Петра Киселёва, тоже одного из влиятельных вельмож при дворе императора. Его супруга была ярой сторонницей отделения Польши и ее возрождения в качестве самостоятельного государства, отчего и эмигрировала в Париж.

— Кто знает, каким местом Киселёв думает? Уверенности в нем, вообще, нет, оттого лучше перебдеть, чем недобдеть. И кто у нас тогда остается? Хм, одни военные: Паскевич, Нахимов, Корнилов, Истомин, Тотлебен. Люди, конечно, заслуженные, но будет ли от них толк?

Ему нужны были действительно влиятельные авторитетные фигуры, к мнению которых прислушиваются, сами они не прячутся под столом от опасности или проблем.

— Черт, у меня такое чувство, что я чего-то упускаю…

Пушкин еще раз «прошелся» взглядом по списку — глаза пробежали сверху вниз, а затем снизу вверх. К сожалению, новые мысли в голове не появились.

— Чиновники есть, военные есть, придворные вельможи тоже на месте, — в задумчивости от откинулся на спинку кресла и стал медленно раскачиваться. Его взгляд рассеяно скользил по стенам, пока, наконец, не остановился на большом деревянном распятии, висевшим над пианино. — Вот же! Про церковь забыл, дурья башка! Ключевой институт в это время, когда без молитвы даже в носу не ковыряются!

От души хлопнув себя по лбу, поэт быстро вписал имя уже знакомого ему митрополита Серафима, возглавлявшего Святейший Правительствующий синод. Священнослужитель после подарка иллюстрированных азбуки и детской библии уже выказывал ему свое особое расположение, наградив одним из высших церковных органов. При личной встрече даже предлагал сделать карьеру в Синоде и стать его правой рукой в деле распространения православия среди инородцев империи.

— Точно, митрополит Серафим! Этот, была бы его воля, точно бы пооткручивал головы всем масонам в России… Вот и предоставим ему повод для этого.

Вскочил с кресла и начал собираться. Теперь, когда перечень адресатов был готов, предстояло разнести все посылки.

— А вот к митрополиту придется своими ножками идти. Ведь, для него у меня есть еще один аргумент, к которому он точно прислушается.

Он решил признаться в том, что должен был очернять императорскую власть, полицию и всех чиновников. Повиниться в своей вине, и тем самым подкрепить свои же собственные слова о заговоре. Могла получиться очень устойчивая система из обвинений и доказательств, подкрепляющих друг друга и вытекающих одно из другого. Не подкопаешься, словом.

* * *

Санкт-Петербург, здание Святейшего правительствующего Синода

Митрополит зябко повел плечами, кутаясь в меховое покрывало и вытягивая в сторону печки ноги. На улице хорошо намерзся, и все никак не мог согреться.

— Ягорка! — развернувшись в сторону двери, он громко позвал служку. — Неси чарочку рябиновки, а то зуб на зуб не попадает. Не дай Бог, еще захвораю…

Сразу же бросил взгляд на иконы в «красном углу» и привычно перекрестился.

Служка, невзрачный мужичок в рясе и черном клобуке, появился почти сразу же. Держа в руке небольшой поднос с серебряной рюмкой, прошмыгнул по комнате и оказался у печки.

— Ух, огняная прямо, — опрокинув чарку, митрополит растер пятерней грудь. — Слышь, Ягорка, есть кто там? Чей-то голос вроде слышал. Нежто из Сената кого-то прислали? Ироды, цельными днями только носят, носят и носят свои бумажки. Ладно, зови.

Поклонившись, монах исчез, но только для того, чтобы вновь появиться в комнате. За ним стоял человек в темном плаще и надвинутой на глаза шляпе.

— Ваше святейшество, доброго здравия…

Митрополит прищурился. Голос гостя был знаком, а его самого никак разглядеть не мог. Света от свечей не хватало.

— Александр Сергеевич Пушкин, Ваше святейшество, — человек вышел на свет, и священник сразу же узнал поэта. — Дело жизни и смерти, Ваше святейшество.

Хмыкнув на такое начало разговора, митрополит махнул рукой. Мол, подходи ближе, садись рядом, поговорим. Гость, держа в руках какой-то сверток, подошел ближе и расположился в кресле рядом.

— Уж не надумал ли сюды на службы перейти? — священник хитро посмотрел на Пушкина. Признаться, он был бы совсем не прочь заиметь в штате Синода такого работника. Талантище. — Чего при Дворе груши околачивать? Здесь большому делу послужишь, Веру Православную крепить. Ведь, словом владеешь так, что дай Бог каждому. Настоящий кудесник!

— Нет, Ваше святейшество, я пришел по другому делу, — мотнул головой поэт. — Вот, здесь все подробно изложено.

На небольшой столик рядом с ними лег сверток, из которого гость тут же вытащил серую брошюрку.

— Здесь, Ваше святейшество, история о враге, который решил уничтожить все русское — императора, веру, русский дух. И это не сказка, и не бред больного человека…

От таких слов у митрополита дрогнула рука, когда он потянулся к брошюре. Ведь, не каждый день слышишь о том, кто намеревается поднять руку на самого императора Всероссийского.

— Что? — растерянно спросил священник, с опаской глядя на гостя.

— Вы ведь слышали о масонах? Конечно, слышали. Наверняка, считали глупой католической или лютеранской сектой, члены которой верят в магию и всякую другую дребедень. Так ведь?

Митрополит медленно кивнул. Естественно, он слышал о масонах, в свое время даже кое в чем пытался разобраться, читал о всяких посвящениях, уровнях откровений, рыцарях и магистрах. Помнится, при императоре Александре I Павловиче, брате нынешнего государя-императора, в столице этих самых масонов было столько, что они даже бравировали этим. На баллах только и разговоров было о кругах таинства, степени просвещения и всякой другой дребедени. Поговаривали, что и тогда сам император состоял в одной из масонских лож.

— Слышал, — митрополит снова кивнул. — Пустое это сектантство, глупости, которыми дурят головы непутевых и молодых дворян. Не зря наш государь еще в 1822 г. своим указом запретил в России все масонские ложи.

— Думаете обычной бумажкой можно справиться с теми, чьи предки веками владели всей Европой. Они ей просто подтерлись и продолжили вести здесь свои дела. Сейчас членами только одного лишь масонского ордена Розы и Креста в империи являются тысячи