Врата Лимбрета - Робин Хобб

еще до того, как стала женщиной? Эта полуночная дорога лишила ее защиты так же легко, как и открыла ей давнюю простую радость быть живой. Неужели эти две вещи всегда должны уравновешивать друг друга?

Внезапная жажда охватила ее. Она открыла дверцу кабинки, потянувшись за бурдюком с водой, который всегда висел внутри. Затем она вспомнила о прохладном серебре текущей воды и не смогла удовлетвориться ничем другим. Она натянула поводья, снова подгоняя упряжку. К болотной воде, которая теперь окаймляла дорогу, она не притронулась бы, несмотря на свою жажду. Болотная вода, говорили ромни, - это лихорадка и понос, подстерегающие неосторожного. Но где было болото, там вскоре должны были найтись и питающие его ручьи. И такая движущаяся вода, подумала она, была бы холодной, серебристой и полезной. Как иногда бывает полезно вино, а тем паче пряный цинмет. Ки, не часто поддававшаяся желаниям, почувствовала легкое беспокойство. Но она быстро заглушила его. Итак, она возжелала прохладной и чистой воды текущего ручья. Делало ли это ее порыв каким-то опасным?

“Ты проводишь свои дни, отрицая себя, боясь, что если ты получишь от чего-то радость, то впоследствии не сможешь выносить жизнь без этого”. Разве не так постоянно упрекал ее Вандиен? Но посмотрите на него, на это чудо потакания своим желаниям. Деньги в кошельке - это пропавшие деньги. Сколько раз она видела, как он опустошал свой кошелек на какой-нибудь придорожной ярмарке и уходил, не принося ничего, кроме сладкого пирога и воспоминаний об акробатах и менестрелях? Она завидовала ему в этом, в чем никогда не могла признаться. Ей хотелось на полдня забыть обо всей осторожности, о своих настороженных привычках и побыть ребенком, которому не нужно строить планы на завтра. Как щедро он тратил свою жизнь и монеты, как удивлялся и увлекался всем на свете. Годы их общения научили ее, что его дар другим никогда не уменьшал того, что он имел для нее. Временами ей казалось, что половина ее чувств к нему - это радость от того, что он существует такой, какой он есть, так беспечно движется по миру, не принимая никаких мер предосторожности, но всегда приземляясь на ноги. Он уравновешивал ее. Ей нравилось, как его жизнь переплетается с ее жизнью и влияет на нее, заставляя ее отваживаться на смелые поступки, от которых она обычно отказывалась, даже когда она защищала свою стабильность от его безрассудства.

Она прислонилась спиной к дверце кабинки, позволяя прохладному ветерку движения остудить ее. Была ли когда-нибудь ночь для размышлений, подобных этим? Как какая-нибудь пораженная луной девочка, она наслаждалась своей привязанностью к Вандиену, как будто их дружба была чем-то новым и чудесным. Она поймала себя на том, что улыбается его ястребиным темным глазам; тонкому прямому носу; его губам, таким подвижным, когда он смеялся, и таким выразительным, когда затрагивалась его душа; его темным и непослушным кудрям, которые всегда отрастали слишком быстро; его мягким усам; и запаху его тела, который даже в поту напоминал ей о раздавленных папоротниках и душистой траве. Ее сердце переполнилось. Никогда еще она так не потворствовала своей привязанности к нему, позволяя себе выбросить из головы все неудобства и дилеммы, которые навлекало на нее их странное партнерство. Она разворачивала свои заветные воспоминания о нем, даря себе моменты, когда ее глаза ловили его силуэт у огня, время при свечах в кабинке, когда его лицо светилось от жара страсти, чувственные воспоминания о том, как мышцы его плеч играют под ее руками.

Ки сглотнула, и внезапные слезы тоски наполнили ее глаза. Вандиен должен быть здесь, рядом с ней, и она могла бы наконец вслух рассказать о своих чувствах. Одинокая слеза скатилась по ее щеке. Она купалась в эмоциональном потворстве своим желаниям. С ней что-то происходило; она не знала, что именно, но для нее было облегчением наконец-то опустошить тайники своего сердца. Мягкая ночь разделила и упорядочила ее мысли, отвлекая от забот. Она чувствовала себя исцеленной, но так ужасно хотелось пить.

Копыта серых глухо застучали по деревянным доскам. Вздрогнув, Ки вышла из задумчивости и поняла, что пересекает узкий мост. Этот был таким же простым и функциональным, каким просторным и фантастическим был первый. Боевой конь благоразумно отступил, чтобы пропустить фургон, прежде чем последовать за ним. Ки посмотрела вниз на ручей побольше, чем тот, который она пересекла в первый раз; этот был почти молодой рекой.

На дальней стороне моста Ки остановила свою упряжку и фургон на полосе округлого гравия. После того, как скрип фургона прекратился, воцарилась тишина. Затем в наступившей тишине она услышала, как вода с шумом набегает на гравийное русло реки. Под копытами черного коня, спускавшегося к воде, хрустели камешки. При виде того, как он пьет, серые нетерпеливо вскинули головы, дергая за поводья, которые все еще держала Ки. Вспомнив о своих обязанностях, Ки спрыгнула вниз, чтобы освободить их от упряжи. Она сняла ремни с их теплых серых спин, и оба направились к реке. Она пошла вверх по течению, чтобы напиться.

Здесь не было ни отражений, ни серебристого мерцания зеркальной воды. Здесь вода неслась и бурлила по гравию, пенясь и сверкая в темноте. Она опустилась на колени, и внезапно ей так захотелось напиться, что она погрузила лицо в воду и открыла рот. Вода хлынула в нее слишком быстро и мощно, чтобы ее можно было пить. Она открыла глаза, но увидела только серебристое журчание, когда быстрая вода смыла усталость с ее глаз и снова наполнила рот прохладой. Ее волосы упали с лица в поток; она почувствовала, как они потянулись вместе с водой. Она долго стояла на коленях, слыша шум воды всего в пальце от своих ушей, чувствуя, что вода живая и движется. Затем нарастающее давление в груди напомнило ей, что ей нужен воздух также, как эта прохлада, чтобы выжить. Она неохотно оторвала лицо от воды, чтобы глубоко вдохнуть теплую ночь.

Теперь она набрала полные ладони воды и сделала большой глоток. Ее вкус не поддавался описанию; заботы Ки оставили ее. В ее теле была только радостная тяжесть от воды, а затем желание сна и покоя. Принести из повозки одеяло было слишком сложно, но она все же сделала это. Она расстелила его на гравии возле колеса, сложив вдвое, чтобы спина не пострадала от камней. Стремительный бег реки, казалось, создавал свой собственный ветер, насыщенный запахами воды и растений. Она балансировала на грани сна.

Легкие шаги быстро захрустели по гравию. В другое