Врата Лимбрета - Робин Хобб

Она беспокойно потерла затылок. Они кому-то принадлежали. Должно быть. Но поблизости никого не было видно, и она не знала причины, по которой воин остановился бы, раздел себя и коня, а затем продолжил путь. Она даже представить себе не могла, что воин может оказаться на этой дороге.

Она не могла оставить тут кучу доспехов. Она снова огляделась, чувствуя себя странно виноватой. Она собрала все части и свалила их в кузов фургона. Не воровство, а наведение порядка, твердо сказала она себе. Не позволяй грязи из Джоджорума загрязнять эту местность. Она вытерла их запах со своих рук и залезла на сидение фургона. Путешествие возобновилось, упряжка тянула без особых усилий, когда фургон начал очень постепенный спуск. Дорога, такая длинная и прямая, теперь превратилась в плавный изгиб. Ки подняла глаза и обнаружила, что огни на горизонте все еще находятся прямо перед ней и манят к себе. Значит, все в порядке. Она все еще была на пути к огням Лимбрета, и Вандиен встретит ее там. Ей нужно было только следовать по дороге, как и сказал Хранитель.

Но путь был прегражден. Из темноты выступила громадная фигура, преграждая дорогу. Намного больше человека, она безмолвно возвышались на дороге впереди; но именно неправильность существа ошеломила ее. Она не могла определить, что это. Она изучала его смутные очертания, пока он приближался, совершенно сбитая с толку. Глубокая дрожь зародилась в ней.

Сначала Сигурд, а затем Сигмунд приветственно заржали, и когда существо ответило им, оно превратилось всего лишь в коня. При их приближении он не ускакал галопом, а двинулся вперед, как будто почувствовал себя одиноким и таким же чужим для этого места, как и для глаз Ки.

Когда фургон поравнялся с ним, ей в голову пришли две мысли. Это животное было трудно разглядеть, оно было таким же темным, как ее собственные звери, в мягких вечных сумерках; оно не обладало внутренним свечением, которое указывало бы на то, что оно обитает в этих местах. Вторая мысль была более нервирующей. Это была лошадь, по следам которой она шла; и она не принадлежала Вандиену.

Это было тяжелое животное, возможно, отбившееся от стада пахаря. При ближайшем рассмотрении были видны прекрасные ноги, крепко сложенные, но не такие коренастые, как у ее собственных лошадей. На спине и боках не было никаких следов натягивания упряжи, только один длинный и узкий белый шрам на черной шкуре. Такой шрам могло оставить скользнувшее копье. Это был тот самый голый боевой конь, чья амуниция лежала в задней части фургона.

Не Вандиена. Эту мысль было странно трудно переварить. Она взглянула на коня, который не отставал от ее упряжки, пока они ехали дальше. Если это не Вандиена, тогда… Ки изо всех сил пыталась сосредоточиться на том, что это означало. Тогда это означало, что Вандиен пошел к Лимбрету пешком. Она нахмурилась про себя. Это казалось неправильным. В этом решении было что-то неправильное, что-то, что раздражало ее разум. Зачем Вандиену отправляться вперед без нее, когда он мог подождать и ехать с комфортом? Когда она догонит его, она спросит его. Но теперь ей придется поторопиться, чтобы догнать его. Она хлопнула поводьями по спинам серых, и они послушно ускорили шаг. Черный конь по-прежнему не отставал.

С облегчением она вернулась к созерцанию расстилающейся перед ней черной дороги. Она обнаружила, что с придыханием напевает старинную ромнийскую мелодию, которая приятно сливалась с ритмом копыт ее упряжки. Странный конь рядом с ней, казалось, был доволен этим: он навострил уши, чтобы уловить ее голос; темнота блестела в его подвижных черных глазах.

Мелодия затихла в ее горле. Она прислушалась к голосам, доносившемуся с одной стороны дороги. Там плоская поверхность переходила в заболоченную полосу, поросшую тростниковой травой и белыми и желтыми цветами. Стоячая вода у камышей казалась блестящим черным зеркалом неба. За болотом простиралось холмистое поле, а в глубине его стояла хижина. Ки наблюдала, как из нее вышла фигура, наклонилась, чтобы расчистить низкий дверной проем, и выпрямилась во весь рост.

Мужчина или женщина, она не могла сказать на таком расстоянии, но это был человек. Или кто-то достаточно близкий. Мерцающие волосы с желтоватым отливом напомнили ей женщину, которую она мельком видела у Врат. Фигура взяла инструмент со стены хижины и направилась в сторону полей. Внезапно ее охватило желание поговорить с кем-нибудь, и она натянула поводья своей упряжки и вскочила на сиденье.

- Привет! - позвала она, размахивая руками над головой. Ее голос прозвучал тонко и неправдоподобно в темноте; Ки внезапно почувствовала себя глупо. Вот она, стоит на своем фургоне и машет рукой, как будто она не единственный видимый объект на ровной гладкой дороге. Любой, кто бы посмотрел в ее сторону, должен был ее увидеть. Она откинулась на сиденье, но продолжала приветственно поднимать руку. Фигура двинулась к полю и фургону. Ее длинное одеяние спадало ниже колен, ловило странный свет этого места и отбрасывало его с каждым шагом. Но фигура не заговорила с ней и даже не обратила внимания в ее сторону.

- Эй! - снова позвала она. Она хотела, чтобы крик прозвучал громче, чем в первый раз, но почему-то он вышел тише, как будто ее собственная застенчивость вступила в сговор с тишиной ночи, чтобы заглушить ее голос. Человек добрался до первого ряда неровных рядов посевов. Инструмент поднимался и опускался, поднимался и опускался с ровным стуком. Она услышала, как он скребет по земле.

- Эй! - снова позвала Ки, так громко, как только могла. Существо медленно повернулось, чтобы посмотреть на нее. Блестящие желтые волосы откинулись с его лица, и свет глаз остановился на ней. На мгновение светящиеся глаза уставились на нее, когда она помахала рукой, на ее лице появилась идиотская улыбка. Затем они опустились обратно на землю, и мотыга снова начала подниматься и опускаться.

Ее поднятая рука упала на колени. Столь красноречивый отказ не требовал слов. Она почувствовала внезапный укол неприятия, подобный тому, который она испытывала в детстве, когда деревенских детей забирали от нее, прогоняли родители, которые не хотели, чтобы их дети общались с дикой ромнийской девочкой. Так было и в этот раз: ее видели, но не узнавали. Слезы выступили во внутренних уголках ее глаз. Она хлопнула поводьями по спинам лошадей. Зверь без всадника рядом с ней снова подстроился под темп упряжки. Что это была за чушь? - отругала себя она. Разве она не переросла эту уязвимость