Врата Лимбрета - Робин Хобб

Сердце Джейс было в ее словах, и ее слова были полны поклонения, когда она говорила о Лимбрете. Чесс поднял лицо к матери, и его сияющие глаза отразили покой, о котором говорила его мать. Даже Вандиен не был застрахован от этого, несмотря на его быструю, ястребиную натуру. Покой. Умиротворение. Как часто он насмехался над этими целями - как и Ки, с ее бродячими ромнийскими взглядами. Как там назвал это старый священник? Кислый фрукт.

Однажды весной они подвезли священника на фургоне, когда настигли его, изможденного и усталого, на дороге. Его деревянный сундук с целебными травами и зельями Ки перенесла в заднюю часть фургона. Она мягко пожурила такого старого человека за то, что он забрел так далеко от своих родственников, которые заботились о нем. Но все, о чем он говорил, были мир и довольство бедностью и служением. Для него была радость в том, чтобы перевязать кровоточащие раны нищего или смешать зелье, которое снимало наваждение с сумасшедшего. Ки и Вандиен улыбнулись друг другу поверх его седой головы. “Мир, - упрекнул он их тогда, - для вас двоих всегда будет кислым фруктом. Вы стремитесь к тому, чего не можете достичь, и поэтому притворяетесь, что презираете это. Вы убегаете от боли в своих сердцах и шрамов на своих телах. Я хотел бы, чтобы у меня было зелье, чтобы вылечить вас, но вы превосходите меня в умении.”

Его слова положили конец всем разговорам; Вандиен не был разочарован, когда оставил его у подножия перевала. Они с Ки сохранили образ кислого фрукта и сделали его тайным словом для обмена между собой.

Вандиен покачал головой, осознавая, что они оба смотрят на него. Он мог видеть их тайный страх; он найдет покой в их мире и забудет все о них.

- Не бойтесь, - беззаботно сказал он им. - Я невосприимчив к удовлетворенности. - Он произнес эти слова на прощание, на ходу снимая с седла бурдюк с водой. Пусть это будет знаком для них и талисманом для него самого. Один раз он оглянулся. Они оба смотрели ему вслед, держа в руках коня и ястреба. Он молил богов, чтобы у них хватило ума последовать его указаниям.

Он наполнил бурдюк водой у древнего фонтана. Глядя вниз на отражающуюся в воде луну, он пообещал ей никогда больше не пить Элис в таверне и остерегаться нуждающихся незнакомцев. Капля воды из горлышка сумки упала обратно на поверхность; луна подмигнула ему, прекрасно зная, что он лжет. Он перекинул сумку через плечо. В этот ранний час на улицах все еще были люди, хотя и не так много. Веселый свет лился из многих окон или дверей, оставленных приоткрытыми из-за летней жары. Он миновал гостиницу, откуда его манили звуки разгула. Но он пошел дальше, пробираясь по незнакомым улицам. Не имея представления о городских достопримечательностях, Вандиен полагался на свое чувство направления, которое привело его обратно к городским стенам. Вскоре он оказался на улице, которую помнил. Там был дом женщины, назвавшей его разносчиком оспы. Брошенные камни все еще были разбросаны по пыльной улице. Но Врат не было видно.

Боги, вышагивающие по стенам города, с презрением смотрели мимо него; герои продолжали выполнять свои героические задачи. В стене не было ни ворот, ни проемов, ни трещин, насколько он мог видеть в полумраке. Вокруг никого не было. Вандиен быстро подошел к стене, пробежался по ней руками. Ни трещин, ни расшатанных камней, которые можно было бы сдвинуть. Стена была прочной. Постукивание костяшками пальцев по ее толщине ничего не дало, только ободрало их. Стена не издавала звуков, ни пустых, ни каких-либо других.

Вытянувшись во весь свой, хотя и не впечатляющий, рост, Вандиен снова провел кончиками пальцев по стене. Он поморщился про себя в темноте. Она содержалась в не лучшем состоянии, чем любая другая городская стена, с которой ему приходилось сталкиваться, но ее базовая конструкция была более прочной. Фигуры на барельефах предлагали мало возможностей для вскарабкивания. Но это не было невозможно. Он действительно пожалел, что не взял с собой лошадь. Ее спина дала бы ему возможность начать забираться.

Наклонившись, он расстегнул пряжки своих высоких сапог. Сбросив их, он встал босиком в уличной пыли. Он размял пальцы ног в пыли и вытер руки о рубашку, чтобы стереть с них пот. Он еще раз потянулся и провел руками по стене. Коленопреклоненная богиня подставила ему колено. Он в последний раз огляделся в поисках стражников; последнее, что он хотел делать, это бежать босиком по этим улицам со сворой стражников за спиной. Пыльные улицы были жаркими и пустыми. Вандиен начал взбираться на стену.

С колен богини он нащупал ее факел. Вандиен восхищенно проклял неизвестного художника. Удобных мест было немного, и они были неглубокими, загибающими ногти и царапающими костяшки пальцев. Его грудь прижалась к лицу героя, и он пожалел, что не учел трения своей рубашки. На трети пути вверх одна нога соскользнула, и он чуть не упал назад. Он услышал, как хрустнули костяшки пальцев, и почувствовал, как оторвался ноготь. Но он не упал и через мгновение возобновил подъем.

Город был уверен в своих стенах, или его это больше не заботило. Наверху не было зазубренных черепков или сломанных деревянных шипов. Там была только широкая площадка, достаточно большая, чтобы на ней мог лечь человек. Вандиен на мгновение задержал дыхание, затем вытер пот и пыль с глаз. Он посмотрел через стену.

Ничего. Ну, ничего отличающегося от того, что они с Ки видели, приближаясь к Северным Вратам. Плоское пространство желтоватой равнины, прерываемое чахлыми деревьями и колючками. В темноте почти не было видно горбов домов и невысоких зарослей, которые указывали на ферму, держащуюся на плаву благодаря колодцу и ведерному поливу. Только к северу от города можно было мельком увидеть далекую сверкающую ленту реки, которая приносила торговлю и поддерживала жизнь города. В конце зимы и ранней весной река превращалась в полноводную равнину, принося новую почву и свежую жизнь фермам, расположенным у нее. Долгое жаркое лето иссушивало реку, делая ее покорной. Фермерам, которые предпочли жить ближе к городским стенам, а не терпеть ежегодные наводнения, пришлось прибегнуть к ведрам и колодцам, чтобы выжить. Это была суровая земля, на которую он смотрел сверху вниз; Вандиен и представить себе не мог, что назовет ее домом.

Он лег плашмя на стену и свесил голову. Земля казалась твердой, песок и пыль свободно неслись по ней.