Путь к колодцу - Владимир Афанасьевич Середа

В ответ донеслось, от куда-то из глубины помещения, глухое, но вполне внятное:

— Пошёл ты козёл..!

Породистый, поднявши указательный палец, внимательно прислушивался к ответу на свой зов, услыхав такой ответ, умилённо улыбнулся:

— Во, эхо даёт! Иной раз как ответит, так ответит… — хихикнул он скабрезно, удивив меня своей наивностью. В этот момент откуда-то из глубины помещения вышла полуобнажённая чертовка, вихляя соблазнительно полными бёдрами, несла она поднос с бутылкой и щербатым граненым стаканом. Формы её тела привлекали и даже увлекали взгляд, не портил вида и пикантно вздёрнутый пятачок, вызывая какие-то смутные воспоминания и надежды.

Увидев её, Породистый сразу же засуетился, принявшись устраиваться в тронную позу восточных владык, с трудом подсовывая ноги под зад, и на конец, упершись ладонями в широко разведенные коленки, принял он к её приходу эту позу персидских шахов. Когда же она подошла, он величественным плавным жестом указал ей, куда поставить поднос, но только наклонилась она, повернувшись к нему задом, как он, лихо, подмигнув мне, нагнулся к ней, игриво хлопнул по упругому заду и заржал радостно диким жеребцом. Взвизгнув, она стремительно выпрямилась, испугав на мгновенье меня неимоверной жестокостью, сверкнувшей в глазах, в улыбке, больше похожей на оскал, и кинулась на Породистого, вцепившись как кошка… Что тут началось: — они начали гоняться друг за другом по всему помещению, хлопать друг друга откуда-то взятыми подушками, и всё это делалось под аккомпанемент диких воплей и смеха, пока не повалились в обнимку на помосте. После этого она мило устроилась у него на коленях и, обняв за шею, пощипывала за пятачок:

— Ах, ты мой шкодливый козлик… козличёночек… — ворковала при этом.

— Бэ..э..э..э! Бэ… э… э! — бекал он в ответ и норовил, шутя боднуть её своим рогом, торчащим из кучерявых тронутых сединой волос:

— А? Какова — Козочка! — глянул гордо он на меня, а Козочка захихикала, прижимаясь плотнее к нему.

— Ты, Женя, подсаживайся к нам. — рокотал он сдерживая бас: — А ну, Козочка, плесни нам… — и полный удивления, глянул на Козочку: — Ты чё, только один стакан принесла? — в голосе его звучала неподдельная обида. А Козочка, отвернувшись, капризно надула губки.

— Ладно. — успокоился он: — Жека и из горла хватит. Да, Жека? — обратился он ко мне заговорчески подмигивая: — Ни чего, не отчаивайся, и у тебя скоро такая будет. Козочка подругу позовёт… Да, Козочка? — склонился он к ней.

— Хм! Конечно! — Козочка, вывернувшись, в свою очередь настолько мастерски подмигнула мне, что можно было не сомневаться, свои рога Породистый носит вполне заслужено. Но я только вздохнул в ответ на их намёки… Слов нет — Козочка, конечно, славная… Но…

— Знаю, знаю твою беду. — нахмурился Породистый: — Но ты не переживай. Я и сам в своё время… — намекая на что-то, выразительно покосился он на приникшую к нему Козочку, но та едва заметной снисходительно-презрительной гримасой дала мне понять, что это для неё не тайна. — забудется. Время и… — улыбаясь, погладил он красноречиво выгибающуюся под его ладонью Козочку. И тут же небрежно сбросив с коленей, сверкнувшую глазищами Козочку, вновь принимая, кажущуюся ему величественной позу. Пока Козочка наливала ему в щербатый покрытый отпечатками грязных пальцев стакан матово-мутную жидкость из такой же грязной бутылки. Приторный запах сивушных масел не оставил сомнения в её содержимом, самогон явно был самого низкого сорта.

— Понимаешь, Женя, — при этих его словах, мгновенно, неизвестно откуда, возле него оказалось несколько угодливо изогнутых стенографистов, мусоля усердно языками огрызки чернильных карандашей, царапали они ими слова Породистого в свои грязные измятые блокноты.

— Трагедия гиганта мысли заключается в непонимании, — продолжал Породистый, слегка касаясь в замедленном плавном жесте кончиками пальцев своего виска, как бы приглаживая волосы назад: — В непонимании всего величия его замыслов низкой толпой. В том, что он… — выдержав драматическую паузу, продолжил он: — Именно он, понимает и выражает желание самой толпы, лучше, чем она сама… — снисходительно улыбнулся: — Парадокс? Ни сколько! — Именно в этом и заключается величие гения!

В помещении уже было не протолкнуться, открыв рты и забыв обо всём, застыли черти, внимая его откровениям, затолкав меня куда-то в угол и придавив к холодному угловатому неподатливому металлу какой-то машины.

В лёгком жесте он вырвал к себе из толпы на помост маленького грязного чертёнка, который суетливо пытался спрятать длинное шило в прозрачном пластиковом пакете.

— Ведь знаю я, именно такие мальцы, — Породистый одной рукой поглаживая мелкие кудряшки на голове чертёнка, другой поднёс ко рту стакан, наполненный Козочкой, и сделал несколько шумных глотков, в наступившей при этом тишине было отчётливо слышно, как толпа завистливо сглотнула слюну вслед за ним. Крякнув, он смахнул выступившую слезу и понюхал собственный кулак: — Именно они… — просипел он, закашлявшись и отчаянно вращая выпученными глазами.

— Воды! — истошно заорал кто-то из толпы, и тут же все подхватили этот вопль: — Воды!

Породистому тут же из толпы услужливо подали флягу, и он жадно припал к её горлышку, забулькав: — Благодарю вас порода! А ведь именно такие мальцы, доживут до того счастливого момента, когда будет, наконец, достигнута наша, но сформулированная именно мною… — он обвёл враз посуровевшим взглядом толпу: — Мною! Вековечную нашу мечту — осушено и засажено бураками это болото… — нагнетая напряжение, он выдержал достаточно долгую паузу: — И сколько первоклассно первача будет при этом получено…

Стоны и жадное кряхтение раздалось в толпе в ответ на его обещания, эхом отзываясь под куполом помещения. Голос Породистого приобрёл решительность и твёрдость, утратив мечтательную задумчивость доверительной беседы, как-то незаметно избавился он и от чертёнка.

— А лес, весь лес, будет пережжен на древесный уголь, и через его будут отфильтрованы, я уверяю вас, друзья, — обвёл он одухотворённым взглядом толпу: — Будут отфильтрованы! Сивушные масла, которые так мешают нам жить. — этот последний тезис его был произнесён настолько доверительно, что повсеместно в толпе послышались приглушённые стенания и плач. А Породистый вновь наяривал:

— И если бы не проблемы обороны, насколько раньше б грянул, сей светлый миг торжества моей мысли! Но не можем мы позволить себе расслабиться — враг хитёр и коварен. Любой из нас должен в совершенстве владеть военным делом, и в любой момент быть способным дать отпор наглым проискам врага! — при этих словах он резко ткнул пальцем в стоящего под ним с раззявленной пастью здоровенного Чертища, приказал: — А ты готов к обороне?

В тот же миг Чертище, скривив зверски туповатую рожу свою, дико взвизгнул, заскрежетал зубами