Партизаны - Ян Лысаковский

Первого убитого они увидели на опушке леса. В предрассветных сумерках они не заметили лужу застывшей крови. Метек подошел к убитому, взглянул в лицо. Нет, это не Шимек, кто-то чужой.

— Ты что? — спросил Крогулец.

— У меня в Домбровке родственники.

— Вот этот?

— Нет.

Вышли к опушке. Эти места были знакомы Ковалю: они находились в небольшой рощице, отделяющей широкие луга от ржищ. Над садами поднимался дым, кое-где виднелись языки пламени. Крогулец поднес к глазам бинокль и тщательно осмотрел деревню. Нигде не осталось ни одной крыши…

— Пожалуй, их уже нет, — пробормотал сержант.

— Кого? — спросил Метек.

— Фрицев.

— Черт их знает…

— Попробуем подойти краем леса.

Бродили возле догоравших изгородей, искали хоть одного живого человека. Уже не обращали внимания, что их может кто-нибудь увидеть. Пусто… Трупов тоже не было.

Эту стодолу первым нашел Орлик. Привел его к ней густой сладковатый запах. Парень отодвинул обуглившиеся доски, и ноги его подкосились… Обгоревшие тела лежали друг на друге, как поленница дров. Он подошел к сержанту бледный, с катящимися по щекам слезами, которые не вытирал. Наверное, даже сам не замечал, что плачет. Все побежали к стодоле.

— Дай им, господь, вечный покой. — Козак встал на колени посреди двора, отбросил винтовку и перекрестился широким взмахом руки.

— Замолчи! — выкрикнул Крогулец. Губы у него дрожали.

А Метек ходил вокруг сожженной хаты Козеков. Все уничтожил огонь. Остались только нижняя, кирпичная часть стены, немного обгоревшей посуды да торчавшая печная труба. Война уничтожила семью Козеков, слизала деревню огненным языком. Остался только длинный ряд печных труб и опаленных деревьев.

Бродили по деревне, как во сне, останавливались возле очередного пепелища, отворачивались и шли дальше. Ими овладело какое-то странное чувство, словно они не верили тому, что видели собственными глазами. Никогда еще они не видели столь старательно и тщательно уничтоженной деревни. Сожжены были даже собачьи будки, полностью истреблено все живое.

Они очнулись, только услышав шум моторов, доносившийся со стороны шоссе. Короткая команда сержанта бросила их всех в кусты какого-то сада. Автомашины шли длинной колонной со стороны Ласек к городу. Солнце уже взошло, и хорошо были видны сидевшие в грузовиках тесно прижавшиеся друг к другу немцы. Блестели в солнечных лучах их каски, дула винтовок. Одна из машин остановилась, и наземь соскочили несколько человек. Медленно и осторожно пошли они посередине сельской улицы. Казалось, их тоже охватил страх. Крогулец посмотрел на своих ребят: они осторожно ползли по земле, выбирая удобные огневые позиции. Метек увидел, что и сержант снял с предохранителя свой автомат. В любой момент они были готовы начать стрельбу… Немцы дошли только до школы, один из них свернул за оставшуюся часть стены. Они постояли еще с минуту и повернули назад. Дула партизанских винтовок провожали их вплоть до автомашин.

Когда немцы уехали, партизаны ползком добрались до леса и здесь позволили себе закурить. Курили молча. Впрочем, о чем тут можно было говорить…

— Пепел и трупы. Вот и все… — доложил Крогулец поручнику.

— Понимаю, — сказал Рысь, так как ничего иного не пришло ему в голову.

— Нет Домбровки.

— А ты нашел тех людей?

— Нет. Или мы пошли другой дорогой, или они скрылись.

Рысь был уверен, что события в Домбровке связаны с боем в Бискупех Лясах. Немцы обнаружили там партизан. Наверняка красных, так как иных в этих местах не было.

Метек забрался в дальний угол сада. Лег на траву и стал смотреть на раскачиваемые ветром ветви деревьев. Он очень устал, но сна не было. Как о чужом для него человеке, думал он о том Метеке, который бегал на конспиративные сборы, с трепетом брал в руки пистолет, с увлечением читал подпольные газеты. Тогда все казалось таким простым. Гитлер сломит себе хребет на фронте, и тогда они ударят по оккупантам, вышвырнут их, и будет Польша свободна. Но сегодня на пепелище, оставшемся от села, он понял, что все намного сложнее.

Сведения подтвердились. Облава жандармов обрушилась одновременно на Домбровку и Бискупе Лясы. Дислоцировавшийся там партизанский отряд вырвался из клещей и ушел. Тогда вся злоба жандармов обрушилась на деревню. Большую группу жителей вывезли в концлагеря, часть расстреляли на месте и сожгли в стодоле. Только немногим удалось вырваться из лап палачей.

Отряд Рыся кружил теперь возле Малиновки. То отходили в глубь леса, то приближались к деревне. Крогулец назначал бойцов в сторожевое охранение и дозоры, они глаз не спускали с дорог, ведущих к деревне, с верхушек деревьев наблюдали за шоссе. К Рысю приходили связные, он совещался с ними, давал поручения. Даже непосвященным было ясно, что готовится какая-то операция.

Метек привык уже к такому подвижному образу жизни. Он научился спать в любое время суток, часами неподвижно сидеть в дозоре, не обращая внимания на комаров, ходить по лесным тропинкам так, чтобы не треснула под ногами ни одна ветка. Лишь иногда с беспокойством думал о том, что лето подходит к концу. Ночи становятся все холоднее, а легкая одежонка и сапоги поизносились. Что будет дальше?

Лишь изредка отряд имел возможность передохнуть. Тогда в ход шла бритва Козака. С лица соскабливали многодневную щетину, стирали портянки и рубашки. Иногда приходилось надевать непросохшую одежду и быстро уходить в лес. В деревнях были полицейские, они могли их заметить и привести немцев.

Рысь тоже с тоской думал о будущем. В присутствии подчиненных у него было спокойное, безмятежное выражение лица, но перед Крогульцем он не скрывал своих опасений. Однажды сержант взял с собой несколько человек и ушел куда-то. А командиры отделений приказали бойцам привести себя в порядок. Побрили бороды, затянули ремни, вычистили оружие. Поручник провел занятия по строевой подготовке.

— Наверное, будет какое-нибудь торжество, — сказал Лисек, когда им дали пару минут на перекур.

— С ума сошел? Торжество в партизанском отряде? — засмеялся Козак. — Может, еще парад будет?

— Может… А для чего же мы маршировали?

— А потом получим увольнительные, — иронизировал Сенк. — Хватит вам болтать чепуху.

Вместе с Крогульцем пришел какой-то одетый по-крестьянски высокий седоватый с быстрым взглядом человек. Рысь подал команду на построение. Моментально все встали в строй. Поручник сделал два шага вперед.

— Пан майор, докладываю — отряд построен.

— Благодарю. — Майор кивнул головой и пожал руку Рысю.

— Вольно!

— Прошу распустить отряд.

— Слушаюсь! Отряд, разойдись!

Все разбежались по лесу. Майор наблюдал за ними с минуту, потом отвернулся и вошел в шалаш командира. Тогда Крогулец подозвал Метека.

— Встань здесь и не пускай никого.

— Слушаюсь!

— Чего орешь? — разозлился сержант. Он был чем-то раздражен. Уселся неподалеку и достал кисет с махоркой. Метек замер, так как в этот момент услышал голос майора.

— Вы преступили границу необходимого, поручник, — сказал тот недовольным голосом. — Зачем вы взяли людей из деревень?

— Нас было слишком мало.

— Для диверсионной группы?

— Группа должна иметь базу. А они знают местность и поддерживают контакты с крестьянами.

— Вы читаете прессу, поручник?

— Был перерыв, — отрезал Рысь, — но теперь связь уже налажена.

— Коммунисты призывают к вооруженной борьбе. Даже в вашем районе действует их отряд.

— Я знаю, пан майор.

— А сделали то же самое.

— Нас из Мнихова выгнали не призывы коммунистов, пан майор, а гестапо.

— Скорее неосторожность вашего руководства. Мы кое-что знаем об этом. А что вы хотите делать дальше?

— Я уже докладывал, пан майор. Людей не распущу, так как им нельзя возвращаться. Как-нибудь справимся, уже знаем эту местность. Снабжение продовольствием обеспечено, надо только как-то одеть и обуть бойцов. Ну и деньги, конечно, нужны. Нельзя надеяться только на пожертвования крестьян.

— Много же вам всего нужно…

— Надеюсь, что получу разрешение на разгром нескольких полицейских участков. Там можем достать, что нам нужно.

— Значит, все-таки борьба?

— У нас нет другого выхода, пан майор.

— Вам снятся подвиги Хубала?

— Я не ищу славы, пан майор, — холодно ответил Рысь. — Просто не хочу сгноить в гестапо ни людей, ни себя.

— Хотите спровоцировать немецкое возмездие, как в Домбровке? И примете эти жертвы на свою совесть?

— Прежде чем мы сделали хотя бы один выстрел, в Мнихове погибло множество людей.

— Знаю, — сухо сказал майор, — я тоже могу вам рассказать много таких историй.

— Однако я не могу сказать людям, что борьба бессмысленна.