Лесовик - Владимир Георгиевич Босин

деревне. Страсть, как хочется увидеть города и настоящих князей. Что чувствует человек, которому по праву рождения привалила власть над людьми? Меняет ли это мировоззрение сидящего на троне? Думаю, что люди не меняются. Но всё равно меня как магнитом тянет туда, где много людей.

Пока ехали, у нас было время поговорить с напарником. Тогда я и сделал ему предложение:

— А хочешь, айда со мной. Для начала поселимся в Монастырщино. Перекантуемся и подадимся в город.

Мужичонка ответил не сразу, он соскочил с саней и пошёл рядом. Зачерпнув рукой снег, умыл лицо:

— Да я и сам хотел по весне уходить с попутным караваном. Договорился бы с купцом и нанялся в его охрану. Я ведь люблю, когда шумно, когда народ толпится. А что у нас? Одна радость с тобой постучать учебными сабельками. Так что согласный я.

Ну и хорошо, с напарником завсегда легче.

Глава 9

Прошло три месяца. Когда сошёл лёд, мы дождались хорошей погоды и наняли лодку до села. Правда грести приходилось самим. Зато, когда вышли в большую воду, поставили парус. Не сказать, что мы обросли массой вещей, но лодка оказалась забита. Пара мешков с одёжкой и нужной утварью. Акулина снабдила нас снедью. Хватит надолго. Прощание вышло скомканным. Бабка отлично понимала, что мы уедем. Но я оставил хозяйство в хорошем состоянии. Два десятка несушек, большой огород, две козы и главное — свой добытчик растёт. Семёна я научил пользоваться пращей и ловить рыбку. Не пропадут. Малые куксились и жались к бабке. А у меня дрогнуло сердце. Вот так привяжешься, а потом душа болит. Стёпка держит на руках Гуньку. Я решил не брать её с собой. Она прикипела к дому и нашим пенатам, да и с пацаном у них лад.

Отец Христофор был рад нашему появлению. Определил на постой к одной вдовушке. Та не сказать, что была страшно рада двум постояльцам, но и не спорила. У святого отца в селе непререкаемый авторитет. Женщине лет тридцать, на лицо миловидная, вот только постоянно опущенные уголки рта и какая-то обречённость в глазах сильно её старили. Хозяйство невеликое. Из живности только старая псина, доживающая свой век под крыльцом. Она даже при нашем появлении не вылезла, только сиплый голос подала.

— Туточки и располагайтесь, — женщина указала нам на широкие лавки.

А сельчане живут побогаче. Кроме образа в красном углу, ещё один красовался в закутке. Где стоит большой комод, служащий женщине кроватью.

Ожидаемо одна большая комната с сенями у входа. Вся ненужная утварь там. Центральное место отведено печи-каменке. Жилой угол выгорожен деревянным сооружением, которому подошло бы название «витрина». Там на полках стояла посуда и всякие баночки и крынки. Стол средних размеров и две широкие лавки. Вот на них-то мы и будем спать. Благо, что есть и шкуры роскошные. А перин нам и не надобно. Остальное добудем.

Весенняя охота убогая, сейчас зверь приходит в себя после затяжной зимы. Зато я выпросил лодку и вернулся через день с богатой добычей. Мне понадобилось время изучить окружающую природу. Здесь тоже хватало заболоченных низин. Вот на лодке мы и прошли вдоль берега. Переночевав, вернулись не с пустыми руками. Набрали две корзины утиных яиц. Ну и я набил десяток пернатых на мясо. Надо было видеть лицо нашей хозяйки. Её, кстати, Гликерией зовут, между своими Глашей.

— Глафира, принимай добычу. Тушки потрошённые, сможешь к вечере запечь несколько? Хочу отца Христофора позвать. А остальное пристрой к соседям. Обменяй на муку и соль.

Женщина было растерялась, а потом решительно стала наводить порядок. Через пару часов корзины опустели, лишняя дичь тоже нашла новых хозяев.

— Может воды согреть? Помоетесь.

— Не, хозяйка. А может кто баньку топит из соседей.

У меня что, планида такая? На каждом новом месте рубить баню?

Но в селе нашлись любители попариться и нам удалось договориться. А к вечеру мы благостные, после баньки, со Скорятой принимали гостей. Кроме отца Никифора пришло ещё четверо. Так сказать, сельский партактив. Без жён, разумеется. Сейчас не то время, но зато не с пустыми руками. Понимают, не дураки, что мы на новом месте, ещё не обустроились. И зачем хозяйку обременять. Посидели неплохо, омрачает только, что святой отец уже принялся за моё обучение. Теперь каждый шаг сопровождается соответствующей молитвой. Утреннее и вечернее «правило», перед и после еды. И вообще перед началом любого важного дела не мешается помолиться. Ну и как не помолиться перед сном, чтобы вообще утром проснуться.

Но своеобразной точкой отсчёта, что я стал своим, явилось покаяние и причастие. Оставшись с батюшкой на едине, мне пришлось покаяться в своих грехах. А так как их, априори, не может не быть, то пришлось мне пожертвовать меньшим. Покаялся, что засматриваюсь на женщин, будучи взрослым мужиком озабочен этим делом. А ещё гордыня обуяла, хочу я выбиться в люди. Стать кем-то более значимым.

После того, как батюшка простил прегрешения и наказал стоять в углу перед образом и бить поклоны, усмиряя плоть и гордыню, он пригласил к себе.

— Хм, ну про женщин, это нормально. Конечно, церковь не поддерживает блуд, но в твоём положении…

Понял, не дурак. Что ежели чего, смогу отмолить.

— А кем бы ты хотел быть? Охотником, стало быть, не твоё?

— Ну, это только для добычи хлеба насущного. Я же хочу научиться читать и писать. Счёт выучить, историю узнать. Может смогу посетить святой град Константинополь или даже Иерушалайм.

— Эк тебя однако замахнуло. Ладно, иди сын мой. Жду тебя после вечери. Смотри не опаздывай.

Первое время меня сильно парило это богомольство, наверное месяца два привыкал. А Скорята только довольно лыбился и посещал храм разве что только по воскресеньям и в праздники. А потом я стал привыкать всё делать автоматически. Молитвы отскакивали от зубов, да и отец Христофор с пониманием отнёсся к тому, что я часто пропадаю в лесу. Хлеб насущий — это он понимает. Тем более, что и храму свежего мяска перепадает немало. С соседями познакомились больше благодаря неугомонному Скоряте, правда теперь он больше