Четвёртый Харитон - Михаил Никандрович Фарутин

чуть пробивается тёмный пушок. Следопыты Сила, Тонкослух и Востроглаз восьмой класс заканчивают. Тоже повзрослели. Сила широк в плечах и высок ростом. Отцовская телогрейка еле сходится на его мощной груди. Этой весной мечтают получить лошадей. И мечты сбудутся, так как ни в учёбе, ни в работе у ребят огрехов не было.

В прошлом году правление колхоза выделило ребятам трактор, и молодёжное звено во главе с Харитоном Четвёртым по урожаю не на последнем месте среди опытных хлеборобов идёт.

— Пахари растут, — смеётся довольный Ковча.

— Да уж куда лучше, — подтверждают тоже довольные бабы.

— Молодцы ребята, — подбадривают опытные хлеборобы.

И каждый норовит чем-то помочь. В работе ведь всякое бывает. Орлик из жеребёнка-несмышлёныша статным конём стал. Высокий, сильный, красивый и резвый. Сейчас старший конюх Василий Андреевич с Харитоном учат Орлика под седлом ходить. Добрый скакун будет.

— Будущий пограничник, — радуются ребята, глядя на своего питомца Орлика.

Глава четвёртая

I

Развезло. А в лесу благодать какая! Солнце плавит остатки снега на пнях, будто масло на сковородках. От пней идёт пар, словно под каждый пень горячий камень кто подложил, не иначе.

На больших сухих пнях, на сугреве, из щелей выползли крылатые муравьи и танцуют на тёплой площадке, а лететь боятся: ну как в снег угодишь? На вершине сушины красноголовый дятел, уцепившись когтями за старую кору и подперев себя жёстким пружинистым хвостом, так гулко и часто бьёт своей носатой башкой по дереву, только щепки летят. Ему невдалеке вторит другой. А прислушаешься, где-то третий, четвёртый. Снизу вверх, а потом сверху вниз с душераздирающим плачем чёрным челноком с красной метиной на голове желна прошила лес, прилипла к толстой золотой сосне и винтом пошла от комля до вершины. Из дупла скворец высунул голову и поёт на все лады свою незамысловатую песню. Боится, чтобы кто не занял облюбованную квартиру.

Из-под густой ёлочки выскочил заяц-беляк и бултых в растопленный снег. Закричал от испуга, как ребёнок. Коля прижал его лыжей, а потом ухватил за задние ноги и вытащил из снега. Заяц закричал ещё пуще, да так, что в ушах зазвенело. Пустили его на лыжню, присвистнули, и покатил косой, не оглядываясь.

Сосны, ели разогрелись на солнце и залили смолистым запахом весь лесной остров.

Ребята остановились. Дышат этими смолами, и не могут надышаться, и чувствуют, как наливаются какой-то силой необоримою.

— Весна, — сказал Харитон.

— Весна, — повторил Андрюша. — Слушайте, как лес шумит. Ветра нет, а шумит. Будто шепчутся деревья-то между собой.

— Хорошо, — улыбается Харитоша. — Обрадовались весне, вот и шепчутся. Пошли…

II

От привады, как говорится, и духу не осталось. На подтаявшем снегу, который маскировал полотнище, прикрывающее сторожок, расплывшиеся волчьи следы, а капкан и с места не тронулся.

— Видали? — показывает Харитон на следы. — На полотнище топтался, а капкан не сработал.

— Почему? — спрашивают следопыты.

— А кто его знает. Сейчас проверим.

Харитон вырубил толстый осиновый кол и комлем ткнул через полотнище в сторожок. Капкан молчит. Ещё раз ткнул. Молчит.

— Ясно. Сторожок вмёрз.

— Почему?

— Очень просто. Позавчера был тёплый день. Под капкан натекла талая вода, а ночью мороз хватил сами знаете какой. Капкан-то, видите, будто цементом залит. — И Харитон потоптался на полотнище. — Хоть пляши. Нет, чтобы ближе к кочке поставить, а я впёр его в яму… Теперь не подведёт, — заканчивая установку капкана на новом месте, заключил уверенно Харитон.

— А ты думаешь, волки ещё придут?

— Будут ходить, пока последнюю кость не изгрызут, куда им деться…

Солнце, ухватившееся за зубчатые верхушки елей и сосен, глядя на ребят, улыбается: тоже мне звероловы, капкан как следует не сумели поставить. Из перелесков чернолесья начало доноситься бормотание тетеревов. Будто весенние ручьи потекли по притихшему лесу. А когда громкая дробь дятлов понеслась с огромных сушин, то лес опять ожил, сбросив с себя предвечернюю дрёму.

— На посадки бы заехать, глянуть, — предложил Коля Тонкослух, — как-то они перезимовали?

— Дельное предложение, — заметил Харитон, — только успеем ли засветло? Через согру да нерасчищенные вырубки пока проберёмся…

— Успеть-то успеем, — замечает Федя Востроглаз, — но на севере я вижу тучку, которая не разрослась бы в тучу, и не разыгралась бы метель.

Андрей Сила смеётся.

— Чего смеёшься? — спросил Харитон.

— Да коли получше подумали бы, то тоже рассмеялись над затеей Тонкослуха — посадки-то наши ещё под снегом.

— Соображать надо, следопыт Сила, — замечает командир, — на расчищенных вырубках, где посадки, ветер всю зиму, как в поле, гулял. Какой же там глубокий снег?

— Вполне возможно, — нехотя соглашается Андрей.

— А чтобы убедиться в этом — пошли! — подал команду Харитон. — Андрюша, прокладывай лыжню!

Андрюша обрадовался. Ещё бы! Ему Харитон доверил вести отряд. — И рванулся вперёд, будто лось, — только сучья трещат. Остальные за ним.

В согре густые угрюмые ели, обросшие серым зеленоватым мхом, прижимают ребят к земле — не выпрямишься. Хлещут по лицам лохматые, колючие, упругие еловые ветви.

Тяжело.

В болотах лыжи проваливаются до талой воды. На каждую лыжу снегу налипает по пуду — не меньше.