Эйнемида III. Надежда на весну. - Антон Чигинёв

какие сокровища. По знаку полководца леванская конница во весь опор устремилась к левому флангу эфериян.

Вокруг свистели лаисские дротики, но леванцы их даже не замечали. Отряд лаиссцев попытался преградить дорогу, но его смели походя. Вперёд, только вперёд, к левому флангу врага – последняя капля, гиря на чашу весов. Дальше только преследовать убегающих, но это уже дело простое. Только бы достичь, только бы прорвать. Сердце Алкеада молотом билось в груди, а рука стиснула древко копья так, что, казалось, из него вот-вот хлынет сок.

Завидев на пути отряд пельтастов, выстроенный плотным, похожим на фалангу строем, Алкеад решил, что эферияне сошли с ума. Легковооружённые стрелки, многие без доспехов, с небольшими тростниковыми щитами. Они могут быть опасны, но на расстоянии и при численном перевесе, выступать же против конницы, точно гоплиты… Впрочем, если эферияне решились на самоубийство, к чему их отговаривать? Даже не замедляя ход, леванские всадники налетели на эфериян, и тут строй пельтастов ощетинился рядом длинных, под стать гоплитским, копий.

Алкеад даже не успел понять, что случилось. Земля с небом вдруг поменялись местами и леванский полководец обнаружил себя лежащим на холодной земле подле бьющегося в агонии коня. После падения от боли потемнело в глазах, но Алкеад нашёл в себе силы подняться и достать меч. Всё потом, сейчас нужно сражаться. Слегка прихрамывая, скособочившись, он бросился в кипящую вокруг кровавую кутерьму.

Выходит, в последний заход лаиссцы снабдили застрельщиков не дротиками, а длинными копьями, и, надо отдать должное, справлялись те с ними неожиданно ловко, держа строй, сшибая всадников и поражая коней под стать настоящим гоплитам. Леванцы в долгу не оставались, разрубая прикрытые дешёвыми шлемами головы и пронзая едва прикрытые доспехами тела. Лаисские всадники тоже вступили в бой, и стало невозможно разобрать, кто и с кем сражается. Это была яростная свалка всех со всеми, Алкеад едва успевал рубить направо и налево, пару раз едва не поразив собственных товарищей. Его драгоценный пурпурный плащ был изодран, шлем слетел наземь, кровь текла сразу из нескольких ран, но леванский стратег всё рубил и рубил, ослеплённый яростью и болью. В том, что произошло нечто ужасное, он боялся признаться сам себе.

Даже с длинными копьями пельтасты не стали гоплитами, долго сопротивляться лучшим всадникам Ликадии им было не по силам. Вскоре эферияне с лаиссцами бросились врассыпную. Не без труда взобравшись на какого-то потерявшего всадника коня, Алкеад смог оглядеться, тут же пожалев о том, что не был от рождения слеп.

Вооружённые длинными копьями, вражеские пельтасты ударили на леванских и сенхейских гоплитов с флангов и тыла. Лёгкие доспехи и щиты не давали им почти никакой защиты, но её и не требовалось. Не готовые к нападению, гоплиты не успели перестроиться, и теперь, зажатым со всех сторон, плотно притиснутым друг к другу, им оставалось только ждать удара копья в незащищённую щитом спину. Долго так продержаться не смогло бы никакое воинство. С опустившимся сердцем Алкеад увидел, как сперва один, затем другой, а вскоре и все его воины, теряя оружие и щиты, бросились бежать.

***

Пельтасты справились превосходно. Не зря были все эти споры с командирами наёмников, что никак не могли взять в толк, зачем нужно мучить их людей долгими упражнениями, словно гоплитов. Да, лоб в лоб легковооружённые воины не продержатся против фаланги и четверти часа, ну так этого никто и не требует. Манёвр за счёт быстроты, удар с неожиданного направления, и какая теперь разница, что их щитами срам толком не прикроешь, раз копья противника смотрят в другую сторону? Вражеское войско бежит, пельтасты одолели гоплитов в чистом поле. Когда кто-то начнёт рассказывать об этом, его, пожалуй, макнут головой в конскую поилку, дабы протрезвился и перестал нести околесицу. И тем не менее, это правда, а дело всё в том, что не столь важно, как и чем вооружён воин, важно, чтобы полководец использовал его с умом. Мести дом надо метлой, рубить дрова – топором, кто делает так, преуспеет, а кто поступает наоборот, останется без дров и с грязными полами.

– Я всегда считал, что наши полководцы слишком привязаны к фаланге и недооценивают вспомогательные войска, – подытожил Исократ собственные размышления, отворачиваясь. С битвой всё уже было ясно.

– Это уже не пельтасты, а какие-то гоплиты, – восхищённо выдохнул Хиел, пожирая глазами поле боя, точно влюблённый красотку. – Задумка с длинными копьями… Она превосходна!

– Пусть будут лёгкие гоплиты, если тебе угодно, – пожал плечами стратег. – Как их ни назови, лишь бы убивали врагов. Вели приготовиться к завершению, действовать по сигналу.

Хиел рьяно бросился исполнять, а Исократ поднёс к губам бурдюк с водой и с удовольствием, жадно напился, щедро увлажнив сухой от волнения рот. Всё висело на волоске, но это в прошлом. День принадлежит ему, Исократу, сыну горшечника из дема Милиды. Сегодня он сказал новое слово в военном искусстве и знал об этом.

***

– Стратег, больше сделать ничего не сможем, надо отходить, – прохрипел Климних, жадно хватая холодный воздух пересохшим ртом.

Помощник был прав, они уже сделали всё, что могли. Разорвали окружение, прикрыли отход, а точнее, бегство разбитого войска, выручили сенхейцев и Эномая. Остатки леванской конницы стояли посреди поля, а вокруг бежали охваченные паникой люди в пурпурном, зелёном и жёлто-голубом. Это был последний боеспособный отряд Алкеада. Войска, с которым молодой полководец собирался взять Эфер, больше не существовало.

– Отходите к Фалестре, – ни на кого не глядя промолвил он. – Теперь командуешь ты, Климних. Собери всех, кого сможешь, прикрывай отход конницей. И пошли весть в Левану, сообщи им, что мы разбиты… Сообщи... Сообщи что Алкеад разбит, пусть решают, как быть.

– А ты, стратег? Ты не пойдёшь с нами?

– У меня есть незаконченное дело.

– Но…

– Это мой последний приказ, исполняй, – резко бросил Алкеад и, не слушая возражений, пустил коня вскачь.

Вперёд, только вперёд, мимо бегущих, испуганных, покрытых своей и чужой кровью людей. Людей, которых он, Алкеад, подвёл. Подвёл их, подвёл свой город, подвёл свою семью и всю Эйнемиду. Прости, дядька Микеид, тебе попался глупый и негодный воспитанник, тебя он тоже подвёл.

Бегущие закончились, и показались бело-синие ряды эфериян – весёлые, радостные, упоённые победой над Леваной, над Сенхеей и над ним, Алкеадом – последнее, впрочем, заслуга невеликая. Ну ничего, пусть пока торжествуют. Тысячу лет стоит гордая Левана, матерь городов. Много тяжких поражений пережила она в