Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К сожалению, по большому счету человечество всегда с готовностью отдавало рубль за пятак, лишь бы это содействовало приращению преходящих фактически и исторически сиюминутных удобств, где бы они ни развивали «цивилизацию» – в Америке, Швейцарии, России или Китае. Потери высшего порядка для осознания сути Разумнейшего Мироустройства, предпосланного появлению человечества, в расчет не принимались нигде.
Оттого-то Михаила и радовало, когда какой-нибудь претенциозный план преобразования природы, выдвинутый «продвинутыми умами» и в принципе одобренный властью, так и не осуществлялся. Об одном из них, нацеленном на переброску вод из бассейнов северных рек Печоры и Вычегды через Каму и Волгу в Каспийское море (чтоб не мелело), он впервые услышал от печорского речника-путейца, с которым разговорился на борту теплохода «ВТУ-324», по пути от станции Печора к устью Подчерья.
Погода стояла прекрасная (она надолго испортилась позже, когда они уже были на маршруте). Плоские и довольно низкие берега великой европейской реки уходили назад по мере приближения к цели. Слева по борту, в нескольких десятках километров на восток от Печоры уже замаячили остроугольные массивы Сабли и Неройки, а перед ними простиралась труднопроходимая заболоченная тайга.
Речной инженер ехал в верховья с какой-то инспекцией в связи с маловодьем, угрожавшим приостановить судоходство, и Михаил поинтересовался, как можно исправить положение.
– Дноуглубительными работами на перекатах, – ответил речник.
– А какие глубины должны быть?
– У нас гарантированный минимум – девяносто сантиметров при ширине фарватера пятьдесят метров. Пока еще держим.
– Да, я видел на сигнальных мачтах, – подтвердил Михаил, – где метр, где метр десять. Но все же многоставный плот недалеко отсюда на мель засадили.
– Верно, я было тоже забеспокоился, но как увидел, что он за обстановкой, так и думать о нем перестал.
– Углублять русло на перекатах, небось, дорогое удовольствие?
– Конечно, дорогое. Да сейчас и не поймешь, что тут вскоре будет. Тут ведь у нас немного повыше – около Усть-Вои собираются строить высотную плотину.
– Да ну? Для чего? Чтобы на всей верхней Печоре гарантийный минимум без землечерпалок держать?
– Не только на Печоре. Тут сразу еще и Вымь и другие притоки Вычегды перегородят. Для этого нужна плотина высотой в восемьдесят метров и длиной в четырнадцать километров.
– Ничего себе! Это сколько египетских пирамид? Штук сто пятьдесят по объему? Таких вроде в мире еще не строили!
– Да. Ну вот и представляете, какие тут будут глубины.? А нам из министерства речного флота велели представить перспективную заявку на дноуглубительную технику. Вот и думай тут, нужна она будет или нет?
– Обычная вещь. Строить будет одно министерство, эксплуатировать водные пути – другое. Ваше начальство полагает, что если будут строить, то долго, не одну пятилетку, а ему все это время надо обеспечивать грузоперевозки и лесосплав. Отсюда и требование заявки.
– Наверное, так, – согласился речник.
– А что будет с семгой? Выше плотины она, видимо, не пойдет, даже если построят рыбоподъемник, как на Волгоградской ГЭС. Осетровые там игнорировали его.
– А кто тут будет думать о семге? – махнул рукой речник.
– Как кто? – усмехнулся Михаил. – Начальство. Оно ее очень любит употреблять.
– А-а! Так начальству в других местах наловят, хотя печорская действительно считается самой лучшей.
Они замолчали, провожая глазами исключительно фигуральную и действительно красивую девушку из команды судна. Михаилу вспомнились ее слова, которыми она приветствовала их компанию на борту: «Такого парохода вы еще не видели»! Вскоре после того, как они отвалили от пристани, она переоделась из форменного в другой костюм, который, видимо, считала своим рабочим – узкая черная юбка, туго обтягивающая великолепные бедра и зад, темная блуза, замечательно воспроизводящая форму высокой, таранной соблазнительности, груди, черные чулки, туфли-лодочки на высоком каблуке.
– Кем она служит на борту? – спросил Михаил.
– Станком для экипажа, – коротко обронил речник. – А числится матросом.
Михаилу еще никогда не доводилось слышать слово «станок» в применении к женщине, занятой на сексуальной работе. Но от этого оно, пожалуй, только выгадывало в выразительности в сравнении со словами, которые всегда легко находятся в уме и готовы сорваться с языка. И действительно часто срываются.
– К нам сюда много прислали тунеядцев, – неожиданно добавил речник. – В Москве и Ленинграде им, видите ли, не место. Отдали нам.
Михаил подтверждающие кивнул. Кампания, которую власть именовала «борьбой с тунеядством», начатая восемь лет назад, выходит, еще не заглохла. Тогда из многих больших городов, не только из обеих столиц государства, повысылали «нетрудовой элемент».
Многим жрицам любви, заранее не позаботившимся обрести высоких покровителей, пришлось переехать на Север или даже за Урал. Впрочем, не только им – Иосифу Бродскому тоже.
– А чем они занимаются здесь? – спросил Михаил.
– Да тем же самым, что и прежде. Ворье – ворует. Фарцовщики —фарцуют. Алкаши – пьют. Женщины – сами понимаете, чем.
– А их заставляют поменять профессии?
– Заставляют, да что толку? Приходит такая с предписанием устраиваться на работу. Спрашиваешь ее: «Что умеешь делать?»
– «Да ничего, – говорит, – не умею. Кроме хера и шампанского в жизни ничего в руках не держала».
Это «кроме хера и шампанского» столь же крепко запало с тех пор в память Михаилу, как и «станок для экипажа». Впрочем, как и сожаление о том, что та самая безусловно искренняя красивая девушка с черными волосами и живым взглядом глаз, в чей адрес были сказаны столь явно определяющие ее статус слова, не может удостоиться в обществе более соответствующих ее богато одаренной натуре выражений. Не просто же она «станок» или держатель «хера и шампанского». В ней явно было много чего еще. Впрочем, тем и была во все времена неукротимо сильна проституция, что ею занимались далеко не только отбросы общества, но часто даже лучшие и привлекательнейшие не только по внешности, но и по уму, темпераменту, проницательности, умению себя вести так, чтобы навсегда эстетически запомниться мужчинам, представительницы прекрасного пола. Прекрасное влекло к себе всегда и везде. Часто даже в сфере платного секса. Или бескорыстного блуда, как, скорей всего, и было здесь, на борту теплохода «ВТУ-324». Может быть, именно из-за нее, из-за этой молодой потрясающей женщины, встретившей пассажиров многообещающим приветствием: «Такого парохода вы еще не видели!», которая проходила мимо дразнящей, но не вульгарной походкой, стуча по палубе туфлями на шпильках, в таких подробностях запомнился тот рейс по Печоре, разговор с речником, виды по берегам реки, ожидание трудной работы на обмелевшем Подчерье и многое другое. Даже странное название судна – и то не забылось. «324» – понятно, регистрационный номер. Но что представляло собой «ВТУ»?
Глава 7
Михаил решил отварить пойманного ленка. Он снова распалил костер, положил куски рыбы в воду и начал ждать, когда она вскипит. Нежное мясо не нуждалось в длительной варке. Заметив кипение, он всыпал соль и специи и вскоре снял котелок с огня. Дав ароматной ухе немного остыть и выпив для начала стаканчик кагора, он приступил к еде. Ленок был замечательно вкусен с тостами из черного хлеба, который Михаил поджарил на сухой сковороде. Потом он снова выпил чаю и стал ждать сумерек. Вдоль реки с верховьев тянул достаточно свежий ветер, чтобы гнус почувствовал себя неуютно. Самому же Михаилу в пуховике с надетым на голову капюшоном было хорошо и тепло. Ружье лежало у него на коленях, и сам он ощущал себя в таком положении каким-то подобием статуи, которая, однако, одушевлена и чего-то ждет. Поймав себя на этой мысли, он попытался
