Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский

правда, спуститься ничто не мешало – хотя бы наощупь, но такой вариант их совсем не вдохновлял. Слава Богу, топить костер здесь было чем – стланика росло очень много, воды же с незамедлившим начаться сильным дождем стало и вовсе гораздо больше, чем нужно. Скверно было то, что ветер задувал с незакрытого торца под тент и грозил совсем промочить пока еще относительно сухие спальные мешки. Они вылили из полиэтиленовой трубы хранившуюся в ней воду и, расправив ее в плоское полотно, завесили наветренный торец. Они еще не знали, что им придется пережидать непогоду на своем пупе целых четверо суток, почти не выходя из-под тента и мало что видя вокруг себя. В этом то грязно-молочном, то грязно-сером мире совсем другой смысл приобретали звуки. То из одного цирка, то из другого слышался грохот камнепадов, и однажды, уже в темноте, в ближайшем кулуаре на фоне устрашающего громыхания каменных глыб, улетающих вниз и сталкивающихся между собой, были видны до жути яркие, длинные языки пламени и вспышки искр, которые они вышибали друг из друга и из скального ложа. Зрелище было недолгое, но впечатляющее. Ни Михаил, ни Ваня прежде не подозревали, что при камнепадах бывает столько огня, хотя оба видели их в горах совсем немало. Большую часть времени ожидания приличной погоды, которая позволила бы двинуться к гребню и за него, они спали или дремали, и все равно оставалась масса возможностей думать, думать и думать. В те дни Михаил как никогда упорно искал ответы на свои вопросы о том, с кем и как жить дальше. После первого Кантегирского похода прошло два года. Последнее свидание с Олей имело место несколько месяцев назад после порядочного перерыва, и он твердо решил, что других не будет, раз она думает, что ей одной дано решать, когда им видеться, когда нет. Быть только любовником по вызову (о том, чтобы он стал Олиным мужем, а она его женой, речи уже не было ни с той, ни с другой стороны) он не собирался. Держать же Олю в положении любовницы по вызову было бы не менее глупо, даже если бы вдруг обнаружилась такая зависимость ее от него (что было весьма маловероятно, потому что Оля перешла на другую работу и этим уже уменьшила зависимость от бывшего партнера по делам), поскольку в его глазах связь на основе диктата с любой стороны теряла всякий смысл. Заменять свободное и искренне влечение принуждением и расчетом все равно означало ставить крест на любви. Это он обдумал крепко и всесторонне. И если Оля считала, что власть ее наготы, особенно потрясающего бюста и невероятной гибкости талии, безгранична несмотря ни на что, то она ошибалась. Односторонней зависимости его от нее не могло быть с той минуты, когда он осознал, каков новый Олин сценарий продолжения их отношений. Означал ли такой оборот дела, что ему есть смысл обратиться назад к Лене? Тоже нет. Михаил прекрасно помнил, какое убеждение возникло у него после первого же слияния с Олей – чем бы ни кончилась их связь, с Леной, он все равно разведется после тех ощущений, которое он испытал с новой любовью. Да, что и говорить, Олины формы и поведение в постели обладали достаточной притягательной силой, чтобы со всем этим никак не хотелось расстаться навек. Однако даже для этого недопустимо было попуститься достоинством, как он его понимал.

Михаил догадывался, как трудно ему придется без женщины, пока он не найдет замену Оле и Лене. С Леной они еще формально не порывали, но до этого оставалось немного. Они уже поменялись ролями в своем теряющем смысл браке – теперь он мог позволить себе больше, чем она, оставаясь более уравновешенным и спокойным в сравнении с Леной – прежде-то было наоборот. Такт некоторым образом в семье еще соблюдался, но только и всего. Близость случалась редко и надобность в этом с обеих сторон была совсем невелика. Претензий и даже интереса к тому, как Лена устраивает личную жизнь, Михаил не проявлял. К его делам Лена была менее равнодушна, однако всерьез в них все же не лезла. Словом, все подтверждало, что им надо не сближаться, а расставаться, и склонность к такому решению была обоюдной.

Когда Всевышний решит дать ему новую любовь и какой эта любовь окажется для него, Михаил ничего не мог знать. Оставалось думать о том, с кем из знакомых женщин, имевших к нему интерес, можно было бы встречаться ради взаимного получения сексуальных удовольствий. Он перебирал в уме разные кандидатуры на роль приятных любовниц, но почти во всех случаях он упустил слишком много времени, чтобы было удобно, да и реалистично воспользоваться тем сигналом, который ему некогда посылали эти дамы и на которые он не отозвался из-за Лены или из-за Оли. Одна только Аля, прождавшая его целых шесть лет, определенно была готова к встрече с ним в любое время, она так и не вышла замуж и не завела себе эрзац-мужа, хотя любовников или просто секс-партнеров, у нее было достаточно. Но история с Алей имела совсем другой смысл в его глазах, и он никогда не рассматривал ее ни в качестве временного заменителя – палочки-выручалочки, ни в роли женщины, которую при каких-то условиях мог бы полюбить сам.

Когда Аля впервые попала в поле зрения Михаила – а они работали в одном отделе, правда, в разных бригадах – она была худенькой быстроглазой девчонкой, пару лет назад окончившей школу, и студенткой-вечерницей, только что поступившей в МАТИ. Михаил и теперь мог поклясться, что даже пальцем не пошевелил, чтобы пробудить в ней особый интерес к себе, однако точно помнил момент, когда заметил, что пробудил.

Как всегда спеша от метро на работу, потому что времени оставалось совсем в обрез, он шел самым быстрым своим шагом, но тут его бегом перегнала девчонка, которую он уже встречал на этаже, но не знал как зовут. Метров через десять девчонка резко потеряла скорость, как осевший по ватерлинию глиссер, у которого резко убрали газ. Через пару секунд Михаил поравнялся с ней, и девчонка сразу повернула к нему серьезное и как будто о чем-то вопрошающее лицо в овале черных вьющихся волос. Михаил непроизвольно улыбнулся, а девчонка просияла в ответ, и он подхватил ее под руку, чтобы шла поскорей. Вот и все. Но даже этого оказалось достаточно. Достаточно для того, чтобы в течение шести лет Аля неотступно думала о нем, пыталась его заполучить, но у нее ничего не получалось.

С тех пор Аля начала заходить к нему, и у них шли разные разговоры о всякой всячине – о туризме (ее брат был спортивный турист) и маршрутах походов, о книгах и кинофильмах, да и о многом еще. Наконец, она буквально силой вызвала его на свидание в Филевский парк, возле которого долгое время жила и который просила его называть лесом. Это не могло не смешить, но он согласился: ладно – лес, так лес.

В осеннюю пору парк и в самом деле был хорош, но в нем все-таки было холодно, грустно, туманно. Они углубились в заросли по какой-то дорожке, которую она выбрала, и тут Аля попросила любить ее, и это было уже не смешно, поскольку он совсем не любил, тем более, что и так был уже занят.

– Аля, – сказал он, – ты ждешь от меня то, чего у меня к тебе нет.

Аля вздрогнула, но не произнесла ни слова. И тогда он добавил еще несколько слов, которых, наверное, не сказал бы никогда в иной обстановке, но лес, все-таки лес, обязывал его к бескомпромиссной честности:

– Как хочешь, но путаться с тобой я не буду.

Лицо Али сразу стало болезненным и измученным. Она с трудом перевела дух и спросила:

– Почему?

– Причин, кроме той, что не люблю, у меня еще целых четыре. Но скажу тебе только о двух. Во-первых, ты мне без малого в дочери годишься.

Эта была правда. Тем более, что ему чаще нравились женщины старше его.

– А во-вторых?

– А во-вторых, ты еще невинна, а мне с некоторых пор стыдно отбирать девственность без взаимности в любви.

Аля долго молчала. Потом, словно повинуясь какой-то странно извращенной надежде, что в возможности преодоления необъявленных двух причинах скрыт, возможно, какой-то шанс на успех, спросила:

– А еще почему?

– Этого не скажу. Ни от тебя, ни от меня оно не зависит.

На самом деле третьей причиной была дама – Оля, которой он был уже занят. А последней – что ему не нравился ее аромат. Но ни того, ни другого он ей так никогда и не сказал.

Тем не менее сказанное и услышанное Аля переработала в своей голове в некую программу сокрушения его доводов. Не прошло и полгода, как она радостно сообщила Михаилу, что препятствие в виде ее невинности устранено. Однако новость не заинтриговала его. Он лишь подумал, что пробудившийся в Але интерес к сексуальным занятиям с другим партнером, возможно, отвратит ее от него. Не отвратил и даже не отвлек. Напротив, обнаружив в себе незаурядное