Питерские монстры - Вера Сорока

– Лучше прожить счастливую ненастоящую жизнь, чем говенную настоящую.

– Резонно. – Петербург достает из внутреннего кармана плаща шариковую ручку, щелкает и пишет адрес бара на руке одного из туристов. Щелкает снова и продолжает:

– Вам, наркоманы, я расскажу сказку о человеке, который видел невероятные сны.

– Под чем? – тут же профессионально интересуются наркоманы.

– Под одеялом, – отвечает Петербург. – Человек этот не пил ничего крепче кефира и не курил ничего гуще утреннего тумана, но сны ему снились невероятные.

Однажды он рассказал один такой сон другу. И друга от одного только рассказа торкнуло, расплющило, вставило, расколбасило, запупырило и утащило. Короче, все сразу. Друг был так себе, поэтому он начал рассказывать сон направо и налево, беря за него плату. От его рассказа тоже вставляло, но мало и некачественно. Тогда друг подбил человека самому рассказывать свои сны за деньги. У человека была маленькая дочь, которая хотела маленькую лошадь, поэтому он был готов рассказывать за деньги все что угодно. И вот человек и его так называемый друг нашли самую темную подворотню и начали там принимать клиентов – человек рассказывал сны, а его так называемый друг завлекал людей с улицы.

Бизнес их шел хорошо – снов всегда было в избытке. Человек даже уволился с работы, чтобы видеть еще. Но однажды в самую темную подворотню пришла полиция и арестовала человека. Его так называемый друг, конечно, успел убежать.

Статьи, по которой запрещено рассказывать свои сны, еще не было, поэтому человеку просто запретили спать. На всякий случай.

– И что дальше? Дальше-то что? – в нетерпении спрашивают наркоманы, конечно же желая узнать, где этот человек сейчас.

– Совершенно естественно, что без сна он очень быстро сошел с ума и почти сразу умер. Но я взял его на работу на должность главного по снам. И теперь в этом городе снятся самые лучшие сны.

Наркоманы немного разочарованы, но по их лицам видно, что они будут искать другого сонного барыгу.

Петербург гладит Ветра, прикрывает веки, как будто бы вспоминая, и продолжает:

– Вам, гопники, я пришел рассказать сказку про волшебные семечки. Жил-был один питерский пацанчик. И не было у него денег, чтобы купить полторашку пива и выпить ее на лавочке с уважаемыми людьми. Тогда пацанчик остановил прилично одетого мужика и велел вынимать лопатник и телефон и снимать часы. Мужик испугался, но не приуныл.

– Я могу дать вам волшебные семечки. Они сделают вас богачом. Будете торговать оружием и жить счастливо.

Пацанчик задумался. Пока он думал, мужик сбежал, рассыпая волшебные семечки.

На следующий день в пустующей клумбе из-под старой шины вырос подсолнух. Такой высокий, что доставал до пятого этажа, а дальше все равно было тяжелое небо и ничего не видно.

Пацанчик посидел под подсолнухом, покурил, харкнул на асфальт и полез по стволу вверх. Он лез весь день и всю ночь и под утро забрался на цветок. Пацанчик увидел такое, от чего даже забыл угрожающе крутить цепочку на ключах. Наверху в подсолнухе зрели огромные черные маслянистые ракеты. И стояли они одна к другой, одна к другой, одна к другой. И ждали страшного часа.

Пацанчик посмотрел на все это, попинал одну ракету, харкнул злобно.

От его пропитанной плохим табаком и плохой экологией слюны ракета завяла и по изогнутой траектории улетела выше, как проколотый воздушный шарик.

Пацанчику это понравилось. Не то чтобы он был пацифистом, просто очень любил свой город и не хотел никаких ракет над ним. Он стал плевать на каждую ракету, убивая ее и спасая город от бомбардировки. Потом спустился с огромного подсолнуха, срубил его стебель и пошел пить пиво. И никто из жителей города так и не узнал, что он герой.

Вечером пацанчик с друзьями пошли в арку, чтобы там прессовать и умеренно обирать прохожих. Но пацанчик уже понял, как быть героем, пусть и неизвестным. Поэтому он харкнул, вежливо попрощался и ушел из арки. А по дороге спас какого-то хилого сопляка от других гопников. Потому что героизм – это очень заразная и практически неизлечимая болезнь. Мойте руки, господа гопники.

Петербург разливает вино в последний круг и сам допивает из горла.

– Напоследок я расскажу вам историю о писателе, который лучше всех рассказывает сказки. Который любит пирожное «Северное» из одноименной кондитерской и который учит писать. Каждому ученику он отщипывает от огромного своего таланта, говоря: «Не жалко!» Говоря: «Гуляйте, пейте и танцуйте, друзья мои!» Говоря: «Это все понарошку – настоящие только сказки».

Двенадцать курят одну на всех сигарету, которая тлеет, но не заканчивается.

– Когда я в очередной раз умру, – говорит Петербург, – и миллионы чиновников создадут миллиарды законов, чтобы закопать меня и забыть, этот писатель придет с миллионом своих учеников. И они напишут меня заново. Потому что настоящий талант неисчерпаем, как людские беды. И сколько от него ни отщипывай, его всегда в избытке.

Они придумают нового Чижика-Пыжика, и львов, и мосты, и подворотни.

Напишут все реплики всех странных разговоров в барах, и на автобусных остановках, и на кладбищах.

У них будет жесткий дедлайн, но они сделают все быстро – к третьему дню я буду готов. Я буду прежним, но еще лучше. Потому что я ценю хорошие истории – они прилипчивы, как чума, и прекрасны, как дневной сон.

Петербург подходит к решетке, у которой, облокотившись, стоят все дежурившие в эту ночь полицейские. Без ключа отворяет дверь. Сильно пригибается в дверном проеме и выходит, распрямляясь. Ветер идет за ним. Петербург оборачивается и говорит напоследок двенадцати людям, сидящим в камере:

– У каждого из вас все будет хорошо и все будет плохо. И так сотню раз, пока вам не надоест и вы не умрете. Я выбрал вас, потому что вы – чумные крысы, и вы разнесете мои истории как эпидемию. И все будут знать их. И печатать на календарях и майках. И продавать. И покупать на эти деньги вино и женщин. И рассказывать этим женщинам истории.

Чтобы я жил вечно.

Занимательная орнитология

Эпизод 1,

в котором Павлик смиряется с неизбежным

Напуганный Павлик сидел в обнимку с Самоваром.

– Павел, я ведь уже объясняла важность этой командировки. – Поллианна Витальевна летала из угла в угол, проходя сквозь предметы.

Обычно она считала такое поведение ниже собственного достоинства, но сегодня пошла вразнос.

Алиса играла с дождевой каплей, не давая ей стекать по стеклу. Макс курил.

– Почему Самовар не может поехать с ним – это я понимаю, – сказал Максим, – но почему не могу ехать я?

– Потому что ты нужен мне в магазине. Кто-то ведь должен заменить Павлика.

Павлик умоляюще посмотрел на Алису.

– Ничего не выйдет, – не поворачиваясь, сказала она. – Поллианна Витальевна не доверит мне магазин неизданных книг.

Поллианна Витальевна остановилась.

– Да, я не могу позволить себе такой беспечности. У нее сложные отношения с монстрами, и я не имею права так рисковать. – Она легко замерцала. – К тому же в магазине могут работать только люди. Это правило неизменно!

Макс посмотрел на Алису. Казалось, что капля за окном занимает ее куда больше происходящего в магазине.

– Поллианна Витальевна, я ничего не понимаю. Где и кого мне нужно искать?

– Омскую птицу. Тебе нужно найти омскую птицу и изъять у нее неизданную книгу.

– Где найти?

– В Омске, разумеется. Где же еще?

– Но я никого там не знаю.

– Пойди туда – не знаю куда, – прокомментировала Алиса, по-прежнему играя с каплей.

– Знаешь, милочка, может, тогда тебе заняться всеми этими свихнувшимися книгами?

– Вам за вашу работу платят бессмертием. Мне такое без надобности.

Алиса все-таки посмотрела на Поллианну Витальевну, и капля тяжело упала на отлив.

– Так где мне искать эту птицу? – Павлик нарушил напряженное молчание.

– Павлуша, ты воспитанный мальчик – походишь, поспрашиваешь у людей. Они подскажут.

После коротких нервных сборов Павлик, Алиса и Макс поехали на вокзал.

Эпизод 2,

в котором Павлик завидует, а платформа внезапно заканчивается

Они долго метались между головой и хвостом состава, на них кричали заспанные грудастые проводницы, и изредка