Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден

При виде вошедших хан не шевельнулся, и на секунду Яо Шу стало еще холодней от мысли, что перед ними не хан, а его безжизненное тело. Но затем советник заметил исходящий от безмолвной фигуры бледный парок и вздохнул с облегчением.

На какое-то время все замешкались, не зная, как быть. Алхун убедился, что хан жив, так что его задача была выполнена, но теперь следовало перед уходом извиниться за вторжение. Помалкивал и Яо Шу, чувствуя себя виноватым в том, что нарушил указание никого не впускать. Получается, Сорхатани обвела их всех вокруг пальца.

Разумеется, ей и надлежало заговорить первой.

– Мой повелитель, – произнесла она. – Мой хан. – Последнее прозвучало чуть громче, перекрывая шум ветра, но Угэдэй все ее слова встретил одинаково безучастно. – Я пришла к тебе в моем горе.

В ответ все то же молчание. Яо Шу со злорадным интересом наблюдал, как вдова Толуя сжала челюсти, явно сдерживая раздражение. Советник подал знак увести ее. Стражник поднял руку, намереваясь взять Сорхатани за локоть, но она отмахнулась.

– Мой муж пожертвовал ради тебя своей жизнью, повелитель. Как же ты думаешь распорядиться этим даром? Лежа посреди холодной комнаты в ожидании смерти?

– Всё, хватит, – в ужасе шикнул Яо Шу.

Он сам крепко ухватил Сорхатани за руку и властно повлек ее обратно к двери. Все трое замерли, когда позади явственно послышался скрип. Хан приподнялся на кушетке. Ладони его слегка тряслись, лицо было желтовато-землистым, глаза налились кровью.

Под его тяжелым взглядом начальник стражи опустился на колени и склонил голову до самого пола.

– Встань, Алхун, – проскрежетал Угэдэй. – Зачем ты здесь? Или я не говорил, чтобы меня не тревожили?

– Прошу простить, повелитель. Меня ввели в заблуждение, что ты болен или даже при смерти.

К общему удивлению, Угэдэй на это лишь невесело усмехнулся:

– И то и другое, Алхун… Ну что ж, ты меня увидел. А теперь ступай вон.

Начальник стражи не ушел, а буквально испарился. Угэдэй воззрился на своего советника. На Сорхатани он пока не глядел, хотя и поднялся на звук ее голоса.

– Яо Шу, оставь меня, – молвил он.

Советник согнулся в глубоком поклоне, после чего с еще большей силой ухватил Сорхатани и потащил к дверям.

– Хан, повелитель мой! – выкрикнула она.

– Хватит! – шикнул Яо Шу, дергая ее за собой.

Если бы он ослабил хватку, Сорхатани упала бы, а так она крутнулась назад, разъяренная и беспомощная.

– Руки убери! – прошипела женщина в ответ. – Угэдэй! Как можешь ты видеть такое со мной обращение и ничего не предпринимать? Не я ли стояла с тобой в этом самом дворце в ночь ножей? Мой муж ответил бы на такое оскорбление. Но где он сейчас? Угэдэй!

Она была уже почти в дверях, когда хан снова подал голос:

– Яо Шу, выйди. Пускай она подойдет.

– Мой повелитель, – начал тот в ответ, – она…

– Пускай подойдет.

Сорхатани ужалила советника взглядом ядовитой змеи и, потирая руку, выпрямилась. Яо Шу снова поклонился и, не оглядываясь, вышел с непроницаемым лицом. Дверь за ним с тихим щелчком закрылась. Сорхатани, с прыгающим от восторга сердцем стояла, медленно переводя дыхание. Она все же попала сюда. Все чуть было не сорвалось, причем непоправимо, но она таки пробилась к хану и осталась с ним один на один.

Угэдэй смотрел, как она подходит. Он чувствовал себя виноватым, но глаз не отводил. Не успела Сорхатани заговорить, как послышалось шарканье шагов и звяканье стекла и металла. Оказывается, это в комнату с подносом вошел слуга хана Барас-агур. Вошел очень некстати.

– Барас, я не один, – прокряхтел Угэдэй. – У меня посетитель.

Слуга поглядел на Сорхатани с неприкрытой враждебностью:

– Хану нехорошо. Приходи в другой раз.

Сказал с твердостью доверенного лица – мол, я допущен в покои хана, а значит, всем и заправляю. Сорхатани улыбнулась ему. Небось за время болезни Угэдэя успел стать незаменимым. Вид у суетящегося вокруг хана слуги был определенно довольный.

Женщина не тронулась с места. Барас-агур поджал губы и поставил поднос возле своего хозяина, демонстративно звякнув.

– Хан болен, а потому ему нынче не до просителей, – произнес он чуть громче, чем было необходимо.

Видя его растущее раздражение, Сорхатани повысила голос:

– Спасибо за чай, Барас-агур. Хану я буду прислуживать сама. А ты, надеюсь, знаешь свое место.

Слуга вспыхнул и поглядел на Угэдэя, но, не дождавшись поддержки, с ледяной неприязнью поклонился и вышел. Сорхатани положила в исходящую паром золотистую жидкость драгоценные крупицы буроватой соли и добавила из серебряного кувшинчика молоко. Пальцы ее были сноровисты и проворны.

– Подай мне, – проговорил Угэдэй.

Сорхатани грациозно опустилась перед ним на колени и с наклоном головы протянула чашку:

– Я вся во власти моего повелителя хана.

От прикосновения его рук она вздрогнула. В