Море серебрянного света - Тед Уильямс

Он не вернется, сказала она себе. Чтобы там не случилось с ним, заряд, доза, потеря данных, он где-то в другом месте  –  технически мертв, как сказал охранник. Ты можешь проходить сюда каждый день до конца жизни, Скоурос, и ничего не изменится. Он не встанет.

Достаточно странно, но легче ей не стало, не было того освобождения, в котором она так остро нуждалась. Ведь это значит, что он сбежал, подумала она. Через какое-то время она почувствовала боль в не долеченных мышцах спины, и только тогда сообразила, что ее пальцы слишком крепко ухватились за подоконник.

Он ушел слишком легко. Слишком. А должен был гореть в аду, стеная и плача. А теперь он проспит остаток своей жизни, и спокойно умрет.

Она опять покрепче ухватилась за костыли, бросила последний взгляд на спокойное, почти симпатичное лицо и медленно пошла к двери.

Жизнь продолжается, сказала она себе. Иногда все кончается таким образом. Вселенная  –  не детская сказка, где все в конце получают по заслугам.

Она вздохнула, надеясь, что Стэн нашел место для парковки поближе к двери. Ноги ужасно болели и срочно требовался стакан кофе.

ОН хотел спать, отчаянно хотел спать, но возможности не было. С того времени, как он спал в последний раз прошли дни, может быть недели. Он не помнил. Он даже не мог перевести дыхание, в горле першило, он дышал дымом.

Пожар. Пожар в буше. Они устроили пожар, чтобы выгнать меня из-за деревьев. На мгновение его наполнили такая злость и отчаяние, что ему захотелось остановиться и заорать в небо. Почему они не оставят его в покое? Дни, недели, месяцы  –  он сбился со счета. И сил больше нет.

Но он не сдастся  –  как бы им этого не хотелось. Он не даст страху победить себя. Такого никогда не было  –  и не будет.

Усики дыма бежали мимо него, извиваясь как жадные пальцы. Он уже слышал их крики, но не за собой, а слева, пронзительные крики, которые приносил пламенно-горячий ветер. Он устало заковылял через подлесок. Они гонят его из эвкалиптовых рощ назад, в пустые степи. И так темно  –  всегда! Где же солнце? Быть может рассвет загнал бы этих ужасных тварей в их тайные норы, и он бы мог отдохнуть.

Вечные сумерки, захотелось ему заорать, это нечестно. Но не успел в нем подняться гнев на чудовищную жестокость вселенной, как он услышал за собой знакомый кашляющий лай. Спотыкаясь, он выбежал из бесполезного укрытия в кустах на открытое место.

Поле серо-желтых камней, лежавшее перед ним, обещало безжалостно изрезать голые ноги, но выбора не было. Охота началась опять и он, покрытый потом и истощенный, спустился на солончак и мертвые земли.

Крики за спиной стали громче, нечеловеческие голоса вопили от радости, хрипло каркая, как вороны. Он посмотрел назад, хотя и знал, что не должен, что только слабнет, увидев их. Окруженные языками огня, они вынеслись из подлеска, из которого он только-то убежал, смеясь, хихикая и показывая на него пальцами, толпа кошмарных тварей из маминых сказок, некоторые животные, некоторые нет, но все чудовища, по виду и размерам. И только женщины и самки.

Его мать сама с лаем неслась перед стаей, Ведьма Сотворения Мира, всегда первая и самая жестокая из всех: блестящие глаза динго сверкают, волосатые челюсти динго широко открыты, красные внутренности ждут его. За ней бежала ведьма Сулавейо с острым копьем, как и шлюхи Мартина и Полли, каким-то образом сросшиеся вместе в каменноглазую безжалостную тварь. За ними, через дым, торопились остальные, злая стая мопадити, безымянные, почти безликие мертвецы. Но лица им были не нужны. У мертвых женщин было достаточно когтей и острых зубов, а их ноги могли бежать не уставая целую вечность.

Они охотились за ним, час за часом, день за днем, неделя за неделей. Они будут охотится за ним всегда.

Плача, как ребенок, разбуженный ночным кошмаром, хныча от истощения, боли и страха, голый Джонни Вулгару побежал через сухие земли Сотворения Мира, пытаясь найти несуществующее убежище.

ОНА затолкнула его в маленький парк рядом с больницей, хотя и не знала почему. Свет послеполуденного солнца бродил между зданиями, и сама мысль о том, что придется возвращаться в их меблированные комнаты с таким светом, бьющим в глаза, наводила на нее тоску. Она хотела спать, она хотела поговорить. И сама не знала, чего хочет больше.

Они сели на придорожную скамейку рядом с на удивление хорошо ухоженной клумбой. Группа детей играла на скамейке на другой стороне дорожки, смеясь и пихая друг друга. Одна маленькая девочка упала на бетонную дорожку, но едва Рени в ужасе наклонилась к ней, вскочила и с криком опять вспрыгнула на скамейку, стремясь отвоевать себе место.

 –  Сегодня он выглядит лучше, верно?  –  спросила Рени у !Ксаббу.  –  Он даже улыбался  –  и это была настоящая улыбка Стивена.

 –  Он действительно выглядит лучше.  –  !Ксаббу кивнул, на отрывая взгляда от играющих детей.  –  Однажды я покажу тебе места, где я вырос,  –  сказал он.  –  Не только дельту, но и пустыню. Там бывает очень красиво.

Рени, которая все еще думала о Стивене, не сразу поняла его.  –  Но я уже видела ее!  –  сказала она.  –  Ту, которую ты построил. Великолепное место.

Он внимательно посмотрело на нее.  –  Ты очень волнуешься, Рени.

 –  Я? Просто задумалась о Стивене.  –  Она опять уселась на скамейку. Дети попрыгали на землю, выбежали в центр парка, на грязный треснутый бетон и начали бегать друг за другом вокруг одинокой пальмы посреди площадки.  –  Ты никогда не спрашивал себя, что все это значит?  –  внезапно спросила она.  –  Я имею в виду... все то, что мы знаем.

Он посмотрел на нее, потом опять перевел взгляд на кричащих детей.  –  Что все это значит?..

 –  Я имею в виду эти создания. Информационные... люди. Если они будут следующими, что о нас?

 –  Я не понимаю, Рени.

 –  Что о нас? Каково... наше предназначение? Всех нас. Всех людей на земле, живых, рождающихся, умирающих. Работающих. Спорящих. Но эти информационные создания идут за нами и пойдут дальше... без нас.

Он медленно кивнул.  –  Если у родителей рождаются дети, надо ли им умирать? Кончается ли их жизнь?

 –  Нет, конечно  –  но это совсем другое. Родители заботятся о детях, растят их, помогают им.  –  Она вздохнула.  –  Прости, но мне... очень грустно. И я не знаю почему.

Он взял ее за руку.

 –  Я постоянно спрашиваю себя, что все это значит,  –  сказала он, улыбаясь.  –  Я уверена, что произошло много всего. Этот мир почти подошел к своему концу. И мы вместе. У нас есть деньги! Но я все еще не знаю, хочу ли я взять их.

 –  Стивену потребуется инвалидное кресло и специальная кровать,  –  мягко сказал !Ксаббу.  –  По крайнем мере на какое-то время. И тебе понравился тот дом на холме.

 –  Да, но я не уверена, что сама понравилась этому дому.  –  Она покачала головой и засмеялась.  –  Извини. Сегодня я очень трудная.

Он тоже рассмеялся, тихим тайным смехом.  –  Кроме того, я хотел бы потратить часть своей доли. На самом деле я уже потратил.

 –  Что? Ты выглядишь очень загадочным.

 –  Я купил землю. В дельте Окаванго. Один из договоров закончился и ее продали.

 –  Там, где ты вырос. И что ты собираешься с ней делать?

 –  Проводить там время,  –  весело сказал он и его глаза широко раскрылись.  –  Но не один! С тобой, я надеюсь. И со Стивеном, когда он наберется сил, и даже, возможно, с детьми, которые у нас появятся. И то, что они будут жить в городе, вовсе не означает, что не должны знать другое места.

Она опять уселась на скамейку, тревога в душе постепенно улеглась.  –  Мне показалось, на мгновение, что ты передумал... о нас.  –  Она нахмурилась.  –  Ты должен был сказать мне. Я бы не стала пытаться остановить тебя.

 –  Вот я и говорю тебе. Мне пришлось очень быстро решать, чтобы повстречаться с тобой в больнице.  –  Он опять улыбнулся. Видишь, что эта городская жизнь сделала со мной? Обещаю, что теперь целый год не буду никуда торопиться.

Она улыбнулась в ответ, немного устало, и сжала ему руку.  –  Мне очень жаль, но сегодня я  –  плохая компания. В голове только и крутятся мысли, столько важных дел, и... и почему-то я до сих пор спрашиваю себя, имеет ли все это смысл.

Он какое-то время глядел на нее.  –  Неужели то, что эти новые люди взяли истории моего народа с собой, в путешествие, которое мы не в силах представить, означает, что весь мой народ больше не имеет смысла?

 –  Означает ли?.. Конечно лет.

 –  И разве то, что ты видела версию моего пустынного мира  –  ту, которую я выстроил по собственным воспоминаниям  –  разве это означает, что ты ничего не приобретешь, увидев его на самом деле? Ничего не приобретешь, поспав вместе со Стивеном и нашими детьми под настоящими живыми звездами?