Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

— Ах, «мисс Делакур»? — скривилась Габриэль. — Как педантично, мистер Уизли! Вот тебя‑то я и искала. Хотелось взглянуть в твои бесстыжие глаза, Фред! Несмотря на то, чем я рискую, являясь сюда так и разговаривая с тобой. Изволь уж уделить мне немного времени! У тебя ведь его теперь хватает! — девушка говорила со жгучей, бьющей через края ненавистью, и Фред сначала даже немного растерялся, но быстро взял себя в руки. — Не скучно ли трудиться? — продолжала Габриэль, а потом изменившимся голосом добавила: — Не понимаю, как ты мог! И как теперь смеешь оставаться в этом замке!

Гермиона, которую никто не мог увидеть, наблюдала за этой внезапной перепалкой в полной растерянности. Тем временем Фред пришел в себя. И посмотрел на Габриэль с таким же отвращением, с каким и она на него взирала.

— Что ты, сестрица, — съехидничал он, — я вовсе не скучаю здесь. Хоть, конечно, и не могу развлекаться так же весело, как ты!

— Ах, значит, я развлекаюсь?! — негодующе воскликнула Габриэль, сверкнув глазами.

— О нет, ты трудишься! — сострил высокий рыжий волшебник. — На благо родины.

— Мудак, — бросила Габриэль с отвращением. — Нашел о чем шутить! Шут недоделанный.

— Кто шутит? Я уже давно не шучу.

— Не понимаю, как ты мог в одночасье так перемениться, Фред, — сказала она с какой‑то глубокой гадливостью. — Я тобой когда‑то восхищалась. А теперь мне противно на тебя смотреть! И думать о тебе противно.

— Поверь, мне о тебе — тоже, — огрызнулся волшебник. — Подстилка Волдеморта!

Пустой коридор огласил громкий звук пощечины.

Фред ловко схватил Габриэль за запястья рук, мешая ударить еще раз. Ее лицо пылало бешенством. Все черты как‑то заострились и вытянулись, в них появилось что‑то птичье и неприятно–отталкивающее — похоже, от бабушки сестрам Делакур досталась не только чарующая красота вейл, но и их истинная природа.

— Что, правда глаза режет?! — выплюнул Фред.

— Ты — жалкий трус и предатель! — прошипела девушка. — Ничтожество! Справедливо было бы передать это всё самому Волдеморту, Фред! Поглядела бы я тогда на тебя! Только во имя всего, что было, я смолчу. Но не смей называть меня подстилкой! Не такому трусу как ты мне это говорить! Пусти, мне больно! — сквозь зубы выдавила она.

Фред выпустил руки девушки, на запястьях которой остались красные пятна, и с отвращением вытер ладони о мантию.

— Иди, трудись, учи детишек летать на метлах! — крикнула Габриэль, когда он отвернулся и быстро пошел прочь. — Не тебе быть мужчиной! Каково?! Трус! Неудачник!

Фред уже скрылся за поворотом, а Габриэль всё еще стояла, сверкая яростным взглядом. Потом вдруг закусила губу и неожиданно судорожно всхлипнула. Девушка вся дрожала и задышала глубоко–глубоко, стараясь успокоиться. В сердцах она впилась белоснежными зубками в руку, сдерживая рыдания. Потом закрыла глаза и так стояла почти минуту, делая равномерные глубокие вдохи. Черты ее лица медленно разгладились и снова обрели привлекательность.

— Трус и предатель, — наконец произнесла Габриэль, открывая глаза. Все следы волнения испарились без следа.

Тряхнув очаровательной головкой, кобра Волдеморта поправила свои белоснежные кудрявые локоны и быстрым шагом пошла в сторону холла.

Гермиона ошарашенно смотрела ей вслед сквозь прозрачную каменную стену Зеркального коридора.

Что это было? Что означала вся эта сцена?

Гермиона глубоко задумалась.

«Неужели… Неужели у этой девчонки был роман с Фредом Уизли?! Невероятно! Но когда? Ведь если она встречалась с Фредом, значит, она обманывала Papá?! И он всё время ее защищает! Джинни ни за что бы так не поступила… Но когда же это могло происходить? Вряд ли давно: у Габриэль всегда были отличные отношения с Фредом и испортились они, получается, только теперь… Но что же выходит? Что их хорошие отношения переросли во что‑то большее? И Papá этого не заметил?! Впрочем, он действительно постоянно защищает эту дрянь! И с окклюменцией у нее всё в порядке… Выходит, эта вертихвостка закрутила роман с Фредом?! Ничего себе! А он… Он потом испугался… И правильно сделал… Разорвал с ней отношения… А, может, Papá узнал? И… О Великий Мерлин! Не захотев терять хорошего преподавателя, он мог… Уж не Papá ли был причиной трагедии, случившейся с Джорджем?!»

Размышлявшая на ходу Гермиона застыла от этой внезапной мысли у дверей пустого класса легилименции. Потом медленно вошла и села за стол.

«Именно поэтому Фред и бросил ее! Вот почему она назвала его трусом и предателем! Фред мог рисковать собой, но чтобы его вероломство стало угрозой близким… Причиной гибели брата… Такого бы он не перенес! Ведь Papá мог угрожать расправой и с другими Уизли… Чтобы спасти их, Фреду нужно было бросить Габриэль и остаться преподавателем в гимназии! Вот почему эта дрянь возмущалась трусостью и тем, что он «может оставаться в этом замке»!!! Вот почему Фред так изменился! Он считает себя виновником смерти брата, и именно поэтому перестал общаться с родными! Ведь он даже Рона избегает!

Из‑за этой проклятой стервы убили Джорджа?!

Ведь он мог, — в ужасе думала Гермиона. — Он мог… И всё еще терпит ее при себе?! Вот кого нужно было раздавить! Джордж… Бедный Джордж!

Какой кошмар!

Нужно поговорить с Фредом. Ведь он не виноват. Он теперь тоже ненавидит эту шлюху, из‑за которой убили его брата.

А как он должен ненавидеть теперь Papá… Бедный Фред. И ему приходится оставаться здесь и работать на mon Pére, чтобы спасти близких! Как же ему, наверное, тяжело… А она еще и смеет упрекать его!

Как это всё ужасно и несправедливо!

Но ведь я ничего не могу для него сделать. Он и слушать меня не станет. Я для него — дочь убийцы его брата.

Он, наверное, и меня ненавидит тоже.

И всё из‑за этой потаскухи! А она, кажется, всё еще любит Фреда! И ни грамма раскаяния, сочувствия! Эгоистка! Считает, что он из‑за нее должен пожертвовать своими близкими и собой?! Какая же она тварь!»

Гермиона сидела за столом и водила сухим пером по его деревянной поверхности, бездумно глядя в пустоту. Как это просто — разделаться с близкими людьми того, кого хочешь покарать или принудить к чему‑то… Как это в стиле Пожирателей Смерти.

Она вспомнила прошлое.

«Ну почему ребенка, ребенка — за что?! Если этот Винни что‑то там набедокурил, нужно было поймать его! И кипятить кровь ему! Но не его дочери! Не верю, что вы не могли найти того, кто вам необходим!

— Могли. Но Винни еще нужен Темному Лорду.

— А ребенок и его жена — не нужны?

— Именно так, Кадмина. C'est la vie[122]».

C'est la vie.

Логика Пожирателей Смерти.

Логика ее отца, ее мужа.

«Играем! С памятью, с прошлым… С совестью играем в прятки! Если тут не сказать, а там умолчать, да здесь приукрасить… И вперед! — вспомнились Гермионе слова Невилла Лонгботтома. — Это какой‑то уродливый параллельный мир, тот мир, где мы росли, не мог таким стать! И ты! Не понимаю, как ты могла до такого опуститься, как могла перейти… Ты стала просто чудовищем! Мы жестоко ошиблись в тебе, Гермиона…»