Набег язычества на рубеже веков - Сергей Борисович Бураго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не только памятную стеллу «в честь» И. Гаспринского, но и всю культуру загнали в глухой угол, в лабиринт, из которого мы не можем найти выхода. Что-то подобное предвидел И. Гаспринский: он боялся, что радикалы заведут крымское мусульманство в безвыходную, глухую улочку, в исторический тупик.
Подавленные увиденным, мы убрали могилу и уже в сумерках возвратились в село Береговое.
1997–2003
«Томов премногих тяжелей»
(Предисловие ко второму изданию «Александр Блок»)
А. М. Турков
Почти четверть века тому назад я получил из Киева небольшую, изящно изданную книгу дотоле неизвестного мне автора.
Он, Сергей Борисович Бураго, почти виноватым тоном сообщал, что она должна была выйти к столетнему юбилею Александра Блока, но «опоздала» и только сейчас он смог послать ее мне.
Много позже, уже при личном знакомстве, я узнал, что это прекрасное исследование не просто опаздывало, но и вообще с немалым трудом одолевало издательские пороги, и его более чем скромный по тем временам тираж объяснялся недоверием местного начальства к дебютанту, хотя такие авторитетнейшие специалисты, как А. В. Чичерин и Л. К. Долгополов, высоко оценили его диссертацию на ту же, блоковскую тему.
«Провинциальное» издание, книга Сергея Борисовича прошла почти незамеченной, хотя к ней были вполне применимы и давняя поговорка насчет золотника, что мал, но дорог, и фетовские строки:
Эта книжка небольшая томов премногих тяжелей
На весах у Музы.
Особенно если вспомнить не раз тогда переизданную, взахлеб превознесенную прессой и даже получившую Государственную премию томину столичного ортодокса, где о поэзии говорилось мертвым канцелярским языком и в самом вульгаризаторском духе (так, обаяние блоковских стихов объяснялось тем, что они «пронизаны тем светом, который хлынул словно бы «из коммунистического далека», – ну, как же было не вознаградить такое верноподданическое усердие государственной премией!).
В книге же безвестного неофита с первых страниц, с тонкого анализа уже ранних, юношеских стихов будущего поэта ощущалось нечто контрастно иное: живая и самостоятельная мысль, подчас откровенно полемическая по отношению к устоявшимся догмам, плодотворное стремление рассматривать события жизни и творчества Блока в широком историческом контексте, как одну из «глав» мирового романтизма, и в их объективной значимости, а не применительно к преходящим декларациям литературных течений и групп, и уж тем более никак не в угоду господствующим спекулятивным утверждениям.
Автор не только по-новому, по-своему истолковал многие факты блоковской биографии и страницы стихов, убедительно демонстрируя органическую цельность творчества поэта, но и обнаруживал, угадывал дотоле остававшиеся вне поля зрения исследователей связи духовного мира своего героя с окружавшей его действительностью, привлекая внимание читателей к некоторым прочно позабытым именам и лицам (например, к некогда легендарной Марии Добролюбовой и ее жениху, поэту Леониду Семенову).
«Высшая убедительность поэзии Блока, – писал Бураго, – в личной выстраданности любой его темы».
И, перечитывая ныне эту книгу, тоже ощущаешь ее некую «личную выстраданность», стремление опереться на высокий опыт Блока, чтобы осознать и преодолеть неослабевающий «трагизм раздробленности и противоречивости исторического момента» (слова самого Сергея Борисовича, характеризующие не только эпоху самого начала прошлого века, но и ту, в какой рождалось и мучительно пробивалось в печать его собственное, поныне не утратившее своей свежести и притягательности исследование).
И как (снова прибегну к словам любимого Блоком Фета) жаль того огня, которым горел этот талантливейший человек и который мог бы еще не раз ярко вспыхнуть, если бы не трудные времена и безвременная кончина!..
«И свет во тьме светит…»
(Предисловие к книге С. Б. Бураго «Мелодия стиха»)
Н. Р. Мазепа
Для невнимательного взгляда книга С.Б. Бураго может показаться неоднородной, многотемной. Но это не так. Книгу эту нельзя разделить тематически. Она едина в своем замысле и главы ее соединены органически в цельной концепции. Подзаголовок «Мир. Человек. Язык. Поэзия» указывает на то, что исследование «Мелодия стиха» выходит за рамки обычного стихотворения. Автор его в начале обращается к трудам своих предшественников – философов, эстетиков, социологов для того, чтобы пройти путь современной гуманитарной науки: от представлений о человеке в мире, в истории, в социуме, которое определяется функциями человеческой речи до речи поэтической с её тайнами. Но читатель вместе с автором книги проходит и обратный путь – путь по восходящей: через поэтическую речь к пониманию человека в мире, в природе, в социуме, в истории.
Не случайно много внимания С.Б. Бураго уделял одной из современных и достаточно авторитетных областей гуманитарных наук – герменевтике – науке о понимании.
Само это понятие – понимание является одним из ключевых в замечательной книге С. Б. Бураго. Понимания между людьми, понимания между писателем и читателем, понимания текста как послания нам с вами адресованного.
Поэтому книгу «Мелодия стиха» нельзя читать фрагментарно – отдельные, особо заинтересовавшие читателя, главы или фрагменты, при всем разнообразии тем, проблем, даже различных подходов, «Мелодия стиха» – книга цельная, объединенная внутренней логикой – философией человеческой речи.
Что же такое мелодия стиха?
Прежде всего С. Б. Бураго неоднократно подчеркивает, что она, эта мелодия – смыслообразующая. От неё зависит не поверхностный, понятный при первом знакомстве с текстом – смысл, обнаруживающий себя в сюжете, теме, событиях, но иной глубоко скрытый, часто вообще недоступный невнимательному читателю.
Сергей Борисович сам так формулировал свою задачу: «Наша проблема – выявление поэтической мелодии – проблема не математическая, не фонетическая и не акустическая, а именно литературоведческая, так как мелодия стиха глубочайшим образом связана с его содержанием, и этого достаточно, чтобы оправдать наше обращение к простейшим арифметическим действиям» (с. 143).
Он и обратился к этим «арифметическим действиям». Сначала он напомнил,
