Гулы - Сергей Кириенко

К дому напротив подъезжает машина. В сгустившихся сумерках она напоминает африканского бегемота или доисторического монстра, какими их изображают в популярных журналах. Из машины выходит водитель. Внезапно рядом с ним появляется длинноволосый, который держит перед собой скатанный ковер. Он знает, что находится внутри этого ковра. Двое садятся в машину и едут в темноту. Он отправляется за ними, видит, как они въезжают на кладбище, вытаскивают из машины ковер и несут его к яме. Они разворачивают ковер, и он видит Пепе. Лицо Сборцы бледное, и он знает, что Пепе мертв, но странное выражение на этом лице заставляет его ощутить страх. Пара хлопков разрывает тишину ночи, и двое падают возле могилы. «Тащите его в машину!» — кричит он кому-то. Длинноволосого уносят в темноту, а сам он остается возле мертвого Пепе. Он понимает, что Сборца не дышит, и в то же время знает, что это не так. Он ждет, что сейчас Пепе откроет глаза, и боится этого, потому что, если это произойдет, это будет уже не Пепе. «Закапывай его!» — кричит он стоящему возле него человеку и начинает сбрасывать землю в могилу, пытаясь закрыть лицо Сборцы. Он боится опоздать и слышит удары в груди: они кажутся ему оглушительными. Вспышка!..

Он на заброшенном складе. У стены на стуле сидит некто, чье лицо закрывают длинные волосы. Он знает, что это не человек, но почему-то это не вызывает у него страха, а только бессильную ярость. Он видит на груди твари страшные раны, смертельные для человека. Больше всего его бесит спокойствие этого существа. Оно говорит глухим голосом, и он доносится до его сознания словно из глубокого подземелья. Создание требует освободить его, иначе… Он с яростью опускает утюг на плечи, голову, ребра существа, превращая его тело в студенистую кашу, однако из-под утюга не течет кровь. Сидящая на стуле тварь продолжает говорить — она говорит и говорит, и ничто не может заставить ее замолчать. Но он знает, что должен сделать это, иначе один из тех, кто находится возле него, не выдержит этого голоса и совершит ошибку, ценой которой будут их жизни. Он продолжает крушить существо, но адский голос звучит, словно заезженная пластинка, и вдруг он слышит оглушительный грохот и словно молот врезается в спину. Кровавая вспышка… Темнота…

Темнота?

Что дальше?

Картины и звуки медленно появляются из мрака, словно утопленники, всплывающие со дна озера, сменяют друг друга. Но внезапно он понимает, что все это он уже видел и эти сцены просто замыкают кольцо: улицы старого города, разговор в ресторане, заброшенный монастырь, подсобка магазинчика Тоте Перкоцце, «склад», удар в плечо, темнота… Картины плывут по третьему, четвертому кругу… несутся со все возрастающей скоростью, словно экспресс, но их конечная остановка — удар в плечо и кровавая вспышка. Что после этого? Он не знает…

Внезапно в изнуряющую череду одних и тех же картин, которые он видит в тысячный раз, вклинивается что-то новое — блеклый свет падает справа, и на фоне этого света извивается нечто длинно-ребристое, похожее на рифленый шланг пылесоса или хобот слона. Издалека, словно из подземелья, до него доносится звук — сосущий, прерывистый. Он знает, что хобот и звук связаны между собой — понимает это интуитивно, — но не придает им пока большого значения. И словно в ответ ему они исчезают, сменяясь пыльными улицами южной окраины, по которым он едет на гремящей машине, машина сменяется рестораном, ресторан — монастырем, монастырь — склоном горы, пыльной подсобкой, заброшенным складом, и снова удар в плечо, темнота… Сколько раз он видит эти картины? Сто, тысячу раз, миллион? Он знает, что за ударом должно что-то идти, но словно стальная решетка закрывает сознание — в тот момент, когда он уже готов вспомнить, что следует после удара, опускается занавес и он проваливается в никуда…

Вечность дробится на части, и он опять слышит звук: словно большое животное печально вздыхает, и каждый вздох сопровождается подрагиванием хобота, смутно вырисовывающегося перед глазами. Этот хобот что-то напоминает ему — он видел недавно нечто похожее, — но что это было?.. Животное делает новый вздох, который заставляет вздрагивать хобот. Внезапно словно рвется струна, и он вспоминает: так дрожали стены туннеля — он ехал по заброшенному винограднику, и это было уже после того, как в плечо врезался молот…

Неожиданно с его сознания спадает завеса: три трупа, лежащие на полу склада, лужи крови и стул, на котором сидела длинноволосая тварь, не являвшаяся человеком. Он едва не погиб и, чтобы выжить, проделал почти невозможное: проехал на машине до автострады в Милан. Но что произошло после этого? Он выжил? И, если да, то где он сейчас? Что с ним?..

Медленно, будто во сне, Доминик Пальоли открыл глаза, и словно ночные твари, отступающие перед светом нового дня, исчезли картины, разрывавшие его сознание, однако кое-что сохранилось — ребристый хобот и сосущие звуки. Он двинул глазами, но тут же поспешил их закрыть — смутный свет, льющийся справа, стал ярким, причинив ему боль.

Какой-то миг он лежал, повернув голову вбок. Перед тем как закрыть глаза, он успел различить прямоугольный силуэт. Осторожно подняв веки, он увидел окно — обычное окно, разделенное на четыре части пластмассовой рамой. Внезапно в его сознании четко обозначилась мысль: он жив — ему удалось сделать это: доехать до шоссе и остаться в живых!

Доминик повернул голову влево и, открыв глаза, увидел перед собой хобот с рифленой поверхностью. Он двинул головой в сторону, и хобот двинулся с ним. Оторвав взгляд от рифленого шланга, Доминик попытался сосредоточиться и через мгновение разглядел стену с часами. Стена была выкрашена голубой краской, и черный корпус часов резко выделялся на ее светлом фоне. Под часами виднелась крышка стола, по которой тянулись стройные ряды бутылочек, Справа от стола стоял стул. Доминик повернул голову влево и увидел закрытую дверь. Наконец, переведя взгляд еще дальше, разглядел то, что производило сосущие звуки.

Слева от кровати стоял аппарат, напоминающий автомат по продаже мороженого. Нижняя его часть была металлической, верхняя представляла собой электронное табло, в середине аппарата виднелось стекло, за которым двигалась какая-то штука. Попытавшись сосредоточиться, Доминик понял, что это насос. Пластиковая помпа ритмично поднималась и опускалась, и каждое ее движение сопровождалось тем самым звуком, который представлялся ему дыханием животного. От аппарата к кровати тянулся оканчивающийся на его лице шланг. Опустив глаза, Доминик разглядел нечто прозрачное, закрывающее его рот, и понял, что это маска, а автомат для мороженого — не что иное, как дыхательный аппарат, качающий кислород. Каждое движение помпы сопровождалось толчком, поднимающим его грудь, и только теперь, когда он осознал, что за животное производит сосущие звуки, он понял и то, что каждый вздох сопровождается порцией кислорода, закачиваемого в его легкие. Последняя мысль заставила его ощутить беспокойство: неужели он не может дышать сам?