Лабиринт - Яэко Ногами

и, поднявшись, посмотрел на свои ноги. Затем он собственноручно снял таби и отдал их Томи завернуть.— Ну, в этом году все обошлось, теперь можно будет и заключительный спектакль сыграть. А вот что ждет нас в будущем году — неизвестно.

— О таби можете больше не беспокоиться. Я целиком беру их на себя.

— Да, но когда трагедией станет сама жизнь, будет не до трагедий на сцене.

Томи своими глазками, напоминающими формой косточки хурмы, пристально посмотрела сбоку в лицо Мунэмити, но не произнесла вслух того, что выражал ее взгляд.

— Ад, который может наступить на земле, будет пострашнее, чем на том свете. Не знаю, перевоплотимся ли мы в скотов или в голодных чертей, но несомненно одно: постепенно мы движемся к преисподней. Что поделаешь! Ужасов ада устрашились и бодисатвы и сам Будда. А ведь они лишь мельком взглянули на преисподнюю. Зато мы теперь не только все это увидим, но и на собственной шкуре испытаем. Если налетят бомбардировщики, мы увидим такое пламя, такое море пламени, по сравнению с которым геена огненная — жалкий костер.

— Неужели американские самолеты могут долететь до Токио?

— Если японские самолеты к американцам долетают, то и американские когда-нибудь долетят до нас.

— Из такой дали?—Томи широко раскрыла глаза — не столько от испуга, сколько от изумления.

«Из такой дали?» Опьяненные победами рядовые японцы и не помышляли, что случившееся в Пирл-Харборе может произойти и у их берегов. При этом больше, чем на боевые качества своей армии и флота, они полагались на беспредельную протяженность Тихого океана, отделявшего их от Америки. Представления Томи о расстоянии были самыми наивными. Она знала, что Америка далеко, но как далеко — этого она не представляла. Достоверные ее знания сводились к тому, что Америка намного дальше Китая, и, возможно, она даже не сумела бы ответить, в восточном или западном полушарии находится эта страна. Впрочем, невежественность Томи, окончившей всего лишь начальную школу, не вредила ей в глазах Мунэмити и даже придавала особую прелесть, как бы оттеняя ее природный ум. И если бы, например, Томи заявила, что Америка расположена на Северном полюсе, то и тогда бы он, вероятно, только весело расхохотался. Надо, однако, сказать, что хоть Томи и не знала, где находится Америка, но она на своем веку о многом наслышалась и была вроде тех воробьев, которые жили под крышей Кангакуина, древней школы в Киото, и, по преданию, знали историю не хуже самих студентов. Если в строго размеренной жизни Мунэмити театр Но был тем солнцем, вокруг которого все вращалось, то для Томи таким солнцем был сам Мунэмити, а она была луной, которая благодаря ему двигалась и в его свете жила, а все, что не вращалось вокруг ее светила, совершенно ее не занимало. Темы их разговоров не выходили за пределы их собственного мира, где существовали только они двое; их суждения и оценки отличались от суждений и оценок окружающего общества, являвшегося для них миром внешним и посторонним. И, например, то, что Томи отлично сшила замшевые таби, радовало Мунэмити гораздо больше, чем радовали всю страну военные успехи в Пирл-Харборе. Необычайно было лишь то, что таби послужили поводом для разговора о войне. Война тоже лежала вне орбиты жизни Мунэмити, и они с Томи о войне почти никогда не говорили. Отступление от правила было вызвано визитом Хидэмити. Томи привыкла к тому, что Мунэмити любит в шутку ее попугать. Он пугал ее, например, разговорами о перевоплощениях, ожидающих человека после смерти, или рассказами о привидениях, блуждающих в башнях его родового замка; и она знала, что так он маскирует свою привязанность к ней. Кстати, нельзя сказать, чтобы Томи совсем уж не верила в привидения, но сегодня речи Мунэмити звучали так странно. В душу Томи невольно запала тревога — на этот раз он, кажется, не просто пугает ее.

В этом году в перечне годовых запасов продовольствия, которые вместе с дровами и углем занимали несколько товарных вагонов и ежегодно, еще до заключительного декабрьского спектакля, присылались поставщиком из бывшего феода Эдзима, многое отсутствовало. Контроль военного времени над распределением продовольствия и товаров постепенно усиливался, и все больше становилось вещей, которые, несмотря на авторитет, богатство и связи бывшего главы феода, уже нельзя было доставлять ему открыто. Однако Томи не собиралась сейчас начинать об этом разговор. Она подгребла немножко золы, прикрыв ею слишком разгоревшиеся угли в жаровне с серебряной сеткой сверху, и, многозначительно взглянув на Мунэмити, сказала:

— Недавно звонила госпожа Ато.

— О-о!

— Вы как только услышите ее имя, так и просияете! Вот противный!

— Ха-ха-ха! Да, что-то давно Миоко-сан не показывалась. Я уже соскучился по ней.

— Фу! Не говорили бы этого хоть при мне!

Томи искоса смотрела на него сердитым взглядом, ее черные удлиненные глазки застыли, как у куклы, но лукавая улыбка, трогавшая уголки ее губ, нежный румянец, игравший на лице, на котором у нее в пятьдесят лет еще не было ни единой морщинки, и живость, с какой они с Мунэмити перекидывались репликами, свидетельствовали о том, что эта притворная любовная перебранка, возникавшая у них всякий раз, когда речь заходила о Миоко, возбуждает обоих и доставляет им удовольствие.

— Какое у нее дело?.

— Кажется, очередной секрет,— поправляя воротник кимоно, ответила Томи уже обычным тоном.

Миоко сказала по телефону, что хотела бы навестить их сегодня, но, боясь задержаться по разным делам, справлялась, можно ли заехать завтра во второй половине дня. Томи тотчас сообразила, что «секретный разговор», для которого Миоко Ато собиралась приехать к ним, означал либо сообщение, где можно кое-что купить из числа тех товаров, достать которые легальным путем стало невозможно, либо извещение, что в таких-то магазинах это сейчас имеется. Слова «секретный разговор» в последнее время стали у них паролем.

— Вероятно, речь идет о сахаре, она ведь говорила, что один токийский студент должен получить с Формозы партию сахара, чтобы продать его здесь и выручить деньги, нужные ему на ученье.

— Значит, теперь целым скопищем набросятся на контрабандный сахар? Прямо муравьи да и только.

— Если вы будете так говорить, я стану подавать вам чай без сахара.

— Отчего же, давайте станем муравьями! Это явится опытом перевоплощения в животных. Или, вернее, прологом к превращению в голодных чертей.

С этими словами Мунэмити повернулся к находившемуся позади него полукруглому окну, у которого стоял продолговатый столик с загнутыми кверху краями. На нем