Жизнь волшебника - Александр Гордеев

class="p">ветер, а по небу он же чуть ли не кувыркая, тащит обрывок тучи. Потом мгновенно, как вздохом,

окатывает прохлада, и сверху, с резко прорезавшимся шумом, прямо при солнце осыпаются

прозрачные шарики-капли: крупные, редкие, горящие сами по себе. Они порывом изрешечивают

штакетник и землю, но на сухой дорожке сохнут прямо на глазах. Эта первая хлёсткая горсть

небесных зёрен лишь взбадривает воздух, но ничего не меняет на земле. Пока это ещё вызов,

предупреждение, потому что одновременно с двух сторон, а гуще всего с юга, из «гнилого угла»,

надвигаются тёмные тучи.

Ухватившись за перекладину низкой крыши гаража, Роман с восторгом наблюдает за таким

грандиозным погасанием мира. Небо всё более и более разбухает дымной синевой и вдруг,

кажется, уже на пике этого странного полуденного сумрака из огромного небесного ведра ухает

вниз обильным ливнем. Всё это, конечно, кратковременно и ярко, как и положено для Забайкалья.

Тень небесного омута стекает седыми молочными нитями, за которыми тут же проглядывает ни в

чём не виноватое, незамутнённое солнце, и осчастливленная, получившая удовлетворение земля

блаженно отражает его лужами, мокрой травой и скользкой глиной дороги.

Вот, казалось бы, и всё, но в полночь Мерцаловы просыпаются от ровного активного шума воды.

Дождь продолжается и утром, и весь следующий день. И лето, казалось бы, нормальное знойное

лето уже чавкает и тяжелеет, обращаясь неизвестно во что. Похоже, сорвавшись на том красивом,

бурном ливне, оно остаётся лишь в виде окон в тягучих, зябких дождях, мало чем отличающихся от

байкальских. Через неделю дело доходит до того, что и здесь влага уже сочится, кажется, из

самого воздуха.

Все эти по-осеннему холодные дни Мерцаловы почти безвылазно сидят в доме, тяготясь

неуместным комнатным уютом. Насколько позволяет дочка, Роман пытается вникнуть в книги по

электротехнике, Нина готовится к очередной сессии.

Стрижка на время дождей останавливается – мокрую шерсть не просушить, а в тюках она горит.

Карачаевцы за стенкой валяются на кроватях, спят, тренькают гитарой, делая бесконечные

попытки настроить её. Почти у каждого из пятидесяти стригалей к Роману находятся какие-то

мелкие просьбы. То им нужны нитки, то ведро, то таблетка от зубной боли, ну, а если нет таблетки,

то хотя бы зубчик чеснока, чтобы положить в больное дупло. Очень часто они просят его то за

одним, то за другим сгонять в село на мотоцикле, расхваливая этот мотоцикл на все лады, что уже

и не смешно. Роман, ни разу не откликнувшись на их просьбы, никак не поймёт, почему они, не

смотря на это, не перестают обращаться к нему. Тем более, что ездить мотоцикле сейчас просто

невозможно – дорога как мыло. Многие из стригалей, кажется, и впрямь воспринимают

Мерцаловых как гостиничных работников, обязанных обслуживать их. Легко заметить и ту простую

закономерность, что с просьбами они в основном идут к Нине. Стоит Роману уйти даже в сарай к

верстаку, как на крыльце, с другой стороны дома, уже кто-нибудь есть. Если же хозяин уходит в

село за хлебом или молоком, то поднимаясь в горку, он обязательно видит, что из их половины кто-

нибудь уходит. Жена сообщает потом об их очередной, какой-нибудь нелепой просьбе. Странно,

308

конечно, почему эти просьбы появляются у стригалей как раз тогда, когда его нет дома? Смугляна

поясняет и это – квартиранты просто сторонятся хозяина, видя его постоянное недовольство ими.

Роман не особенно задумывается об отношении жены к таким соседям – конечно же, теперь ей

приходится держать себя куда строже. Стоит ей выйти за чем-нибудь во двор, как на неё тут же

открыто и откровенно устремляются все взгляды. Посыл этих взглядов расшифровывать не надо.

Роман в такие моменты и сам невольно наблюдает за женой, поражаясь, однако, тому, что чужое

внимание ничуть её не смущает. Он не знает, как относиться к потоку мощной самцовой энергии,

буквально веющей с густонаселённой части усадьбы, но Смугляна, всякий раз опережая его

вопросы, отзывается о соседях пренебрежительно, и этого хватает, чтобы гордиться ею: пусть,

пусть знают эти супермены, что здесь ничто им не принадлежит.

Но что происходит с Ниной на самом деле! Уже в первый день приезда карачаевцев она вдруг

обнаруживает, что их язык очень похож на татарский, который она хорошо понимает. Она слышит

всё, что говорят гости о ней и о муже, понимает реплики, которыми они перекидываются между

собой. Иногда эти реплики столь откровенны, что притворяться непонимающей непросто. И эта

невозможность какой-либо реакции заводит уже сама по себе. Реакции она позволяет себе потом,

войдя на веранду, оказавшись, как в неком буфере, между многими мужчинами и одним своим

мужчиной в доме. Несколько минут, прежде, чем войти в дом, она стоит в этом убежище, просто

«обтекая» от всего услышанного. Есть тут и ещё один «раскачивающий» момент: пошлости и

комплименты идут одним потоком, только комплименты – на русском, пошлости – на их языке.

Стригалям как будто даже доставляет удовольствие во весь голос говорить сальности по своему,

считая, что она всё равно ничего не понимает. Но как это взрывает Нину! Слыша от одного и того

же человека в свой адрес пошлость и тут же следом – красивые ласковые слова, которых ей так не

достаёт от мужа, она не может сразу отойти от таких перепадов. Однако же «скрытые» сальные

реплики и характеристики, которых она удостаивается, плавят её куда сильнее красивых

комплиментов. Красивое ласкает, пошлое – возбуждает. От этой непрестанной разнополюсной

бомбардировки она постоянно находится в неком лихорадочно-суетливом состоянии. Нине всегда

хотелось в город, но только не теперь. Сейчас ей здесь даже комфортней, чем могло бы быть в

городе. Разве в городе она могла бы иметь под боком такой горячий концентрат из пятидесяти

голодных мужиков?

Романа же радует, что теперь его жену влечёт к нему куда сильнее. Уж в женщинах-то он кое-

что понимает. Главное для всякой женщины – чувства. И если чувство его жены обостряется к нему

именно сейчас, значит, бравые соседи ей и впрямь безразличны. Значит, она по-новому оценила

его превосходство. Странно здесь только одно: их деревянная, быстро рассохшаяся кровать

скрипит теперь звонко и многоголосо, несмотря на периодическое подтягивание болтов, но жене с

приездом гостей почему-то нравится скрипеть ещё сильнее, не стесняясь того, что их наверняка

слышат за стенкой. Более того, иногда в порыве страсти она может даже стукнуть в эту стенку

пяткой или опереться в неё рукой, чего раньше как-то не наблюдалось. Откуда Роману знать, что

Смугляна в это время