Жизнь волшебника - Александр Гордеев

росте мог схватить Багрова за грудки, как он вообще дотянулся?

В отличие от остальных стригалей, бригадир всегда в чистом, его дело – организация, в том числе,

видимо, и такая, с которой он только что успешно справился. Однако, в отличие от взбешённого

Багрова, Алишер спокоен совершенно.

– О, кого я вижу! – восклицает он, блестя парой золотых передних зубов. – Слушай, хозяин, у

тебя дрова дома есть?

Вопрос, конечно, наиглупейший: кто не видел этих дров во дворе?

– Да откуда же у меня дрова? – говорит Роман.

– Да ладно, ладно тебе, – воркует Алишер, похлопывая по плечу. – Давай-ка сообразим

вечерком шашлычок. Мы принесём мяса, купим вина и посидим с гитарой, а? У тебя ведь, говорят,

ещё и новая, красивая гитара есть. Сделаем шашлыки по-нашему: ты так никогда не пробовал. И

жена твоя красавица не пробовала, её угостим…

313

Роман видит, что с ним разговаривают, как с дурачком. Нет, после стычки с чабаном не спокоен

и Алишер. Он просто пытается проявить максимальное самообладание и невольно переигрывает.

Роман чувствует, как внутренняя сжатая пружина Алишера начинает заводить и его.

– Нет уж, ешьте вы сами свои шашлыки, – стараясь быть максимально сдержанным, отвечает

он. – Дров у меня нет. Мне ещё зиму зимовать.

«Как только они умудряются обо всём пронюхать, – недоумевает он. – Откуда они знают про

гитару, они же не видели её, она в спальне висит. Нина, что ли, проболталась?»

* * *

Лето, как и полагается лету, летит быстро. Для запуска подстанции приходится поменять

главный трансформатор, оказавшийся с заводским браком, для чего в Пылёвку приезжает тягач и

мощный кран.

Серёга так и не едет. Поначалу, пока у Романа была возможность съездить к нему, ехать не

позволяла гордость и обида, а теперь, когда обида прошла, ехать нельзя, потому что работающую

подстанцию не бросишь. В селе просто нет второго человека, который может и имеет право

включать и отключать оборудование. А в общем-то, конечно же, работа на подстанции, что

называется, не бей лежачего. Она состоит из каждодневного осмотра оборудования с отметками в

журнале и постоянного присутствия на месте на случай внезапного отключения главного

трансформатора. Да и тут, если это отключение не связано с поломками, то все действия

дежурного электромонтёра сводятся лишь к тому, чтобы трансформатор снова включить. Понятно,

что сама по себе работа на подстанции пассивна, зато выживание здесь, особенно зимой,

пассивным не назовёшь.

Пытаясь понять, почему Серёга так и не приехал, Роман, в конце концов, обвиняет себя самого.

У друга была тогда куча неприятностей, а он вместо сочувствия лишь смеялся над ним, ругал и

хвастался своей силой. Дурак…

Как-то вечером, уже в конце лета, Роман приезжает к Матвеевым за молоком и Катерина

протягивает ему письмо. Конверт подписан невероятнейшими каракулями. Обратный адрес

незнаком, но подпись нельзя не узнать – Серёгина. Письмо написано им в сильном подпитии.

Причем, кажется, на этом-то письме он и потух: если поначалу его почерк ещё кое-как читаем, то

под конец буквы уже нельзя разобрать. Правила русского языка забываются там с каждым

предложением. Уже на первой странице Серёга забывает о существовании знаков препинания,

потом пишет слитно некоторые слова и частицы, а в конце письма слитыми оказывается всё.

Пока Роман расшифровывает письмо, Катерина стоит у стола, чистит и с сочным хрустом

крошит картошку для супа.

– Ну и что хоть пишет-то твой друг? – не выдерживает она наконец. – Вернётся он всё же или

нет?

– Тут всё сложнее, – отвечает Роман. – Он, оказывается, женился. На третий день, как я уехал.

В общем, решил идти каким-то своим путём и сразу меня обогнать, как он тут излагает. Взял

женщину с ребёнком. Она тоже преподаёт музыку. Ну, и чтобы не жить с родителями, которые

приехали туда, они умотали вообще в какую-то дыру. Специально, говорит, выбрали подырее. Вот

на конверте есть адрес.

– Ну, слава Богу, что хоть женился, – рассуждает Катерина. – Может, ещё и образумится.

– Нет, ну вот он чудик так чудик, – со вздохом говорит Роман, всовывая письмо в конверт. –

Выбрал самую большую дыру… Романтики захотелось… А у нас что? Не дыра? Чего домой-то не

поехал?

Бодрому тону пьяного письма верить нельзя. Спасибо Серёге хотя бы за внесённую ясность:

теперь его можно не ждать. И поддержки тоже ждать неоткуда. Спасибо, лучший, единственный

друг! Трус и предатель! «Впрочем, не лучше и я…»

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Животные – не люди

Забой животных, начавшийся, как обычно, с наступлением осенних холодов, кому-то и приятен,

как возможность жарёхи, когда на столе в большой чугунной сковороде скворчит свежее мясо, в

миске гора квашенной капустки с укропом и кружкаооми морковки, и водочка в отпотевшей бутылке,

но для Романа это – настоящее испытание. Это в городе всё просто – лежит перед тобой на

прилавке кусок мяса, и тебе всё равно, на кукурузном стебле он вырос или как-то ещё. А тут ты

должен сделать этот продукт из хрюкающей или мычащей животинки, которую сам же заботливо

вырастил.

314

Поросёнок, купленный у Алиева, к октябрю становится полноценным кабаном. Участия Романа

в его откармливании нет, однако Матвеевы решают, что половина туши кабана принадлежит

Мерцаловым.

В один день приходится резать сразу трёх животин: этого самого «Алиевского» кабана, тёлку

Матвея и бычка соседа Матвеевых Никиты Багрова – того чабана, который летом так неудачно

пытался урезонить бригадира приезжих стригалей.

Решено начать с чушки, которую жалко менее всего. Ведь какие обычно отношения со свиньёй?

Сидит она в своей загородке да похрюкивает, принесёшь ей два раза в день поесть, вычистишь

попутно, соломки постелешь, если холодно, вот и всё.

Роман воспринимает свою жалостливость как некую ущербность. Со стороны ему кажется, что

любому деревенскому мужику забить чушку или бычка – всё равно что дров нарубить. И это

понятно. Как может быть иначе? Ведь это – одно из условий их жизни, так делалось веками. Это

его жизнь городская испортила. Однако, невольно наблюдая за Матвеем и Никитой, Роман

неожиданно и в них обнаруживает это «городское». Обычно два этих дружных соседа любят

прихвастнуть друг перед другом каким-либо умением, а в нынешнее утро, когда уже пора

приступать к делу, они сидят, неторопливо точат ножи и, напротив, каждый доказывает, что лучший

забойщик – не он.

– А что их жалеть-то, – говорит Матвей. – Вот я в прошлом году резал чушку, а у неё поросята

были. Ну, в общем, сплоховал я маленько: горло ей перерезал, а она на ноги поднялась, я

удержать не мог. Ноги растопырила и стоит. Кровь